- Когда это было? Вы же только раз встречались…

- Это для тебя раз. Время - штука странная: для кого-то секунда - вечность, а для кого-то вечность секундой. Неужели ты так и не понял, что для путешественников во времени понятие «прошлое» не существует?

Я рассмеялся. Простая истина, жаль, что я ее понял только сейчас, когда 18 век собирается стать реальностью для моего сердца, которое там состарится и умрет, а я пустой оболочкой буду вынужден скитаться в 21 веке. И как говорит Люси, ждать, ждать и надеяться.

Я отпрянул от ее груди. Мы сидели на полу, ее голубое домашнее платье бессовестно являло мокрые пятна от моих слез.

- Что мне делать? – это был вопрос уже не философский. – Как мне ее отправить обратно?

- Ты же сам все знаешь. Просто нужен испорченный камень.

Я кивал. Она озвучивала то, о чем я сам догадывался.

Нервно сглотнув, сжал переносицу, чтобы снова убрать подступающие слезы, так как отчетливо осознал – это мне придется устроить побег Гвен, а не кому-то. Для начала нужно найти графа, узнать, что там все хорошо, чтобы Гвендолин была в безопасности.

Теплая рука Люси накрыла мое запястье и отняла от переносицы. Ее голубые глаза смотрели на меня с нежностью и заботой. В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, открыли, быстрые резкие шаги послышались за спиной. Рядом со мной остановился Пол.

- Вот, передай шприц Фальку. Скажи, что ты напал на меня и забрал кровь, – он протянул мне шприц, наполненный бурой жидкостью. Я поднял глаза и встретился с ним взглядом, он смотрел на меня со злобой и чуть презрительно. Кажется, его взбесил своим поведением. И снова желание врезать ему в лицо. Интересно, он когда-нибудь перестанет вызывать у меня это чувство?

Я забрал шприц и спрятал во внутреннем кармане. Отряхиваясь и поправляясь, встал с пола, помогая подняться Люси, которая была смущена появлением мужа и тем, в каком виде нас застал.

Позже, когда вернулся в 21 век и отдал ликовавшему Фальку кровь, я ушел из Темпла, чувствуя себя опустошенным. Мне нужно научиться, нет, не доверять людям, Гвен – так ты мне сказала на балу? Мне нужно научиться тебя ненавидеть, хотя бы толику, самую малость. Иначе, когда-нибудь в кабинете не будет доктора Уайта и шприц с пустотой станет последним моим безумием.

Стоя на мосту Миллениум, на этом странном сооружении, похожем на хребет динозавра, я подставил лицо ветру, ощущая, как стихия пытается меня сдуть, как развевает волосы и треплет одежду, как заполняет легкие, что тяжело вздохнуть. Вот так же и я был против потока времени, который пытался уничтожить меня и все, что мне дорого. Время казалось сбесившимся скакуном, чьи поводья я пытаюсь обратно схватить и направить его бег туда, куда нужно. Когда-нибудь меня сбросит под копыта, и он наступит, раздавив мою полую грудь, ведь сердце я уже потерял.

Достав телефон, открыл текст сообщения. Всего пара кровоточащих на сердце строк: «Я согласен. Всё устрою сам. Жди». Отослано. Смс, подобно путешественнику во времени, пролетело сквозь пространство над городом, прибыв и зажёгшись на экране телефона у девушки с черными, как смоль волосами, и голубыми сапфировыми глазами. Которые, наверное, тоже плачут, но, увы, не по мне.

Иллюстрация к главе: http://radikall.com/images/2014/05/23/YAFMl.png

Музыка к главам Гидеона: http://vk.com/wall-64003689_2035

========== Бог мостов не строит. Гидеон и Бенедикт ==========

Я — есмь. Ты — будешь. Между нами — бездна.

Я пью. Ты жаждешь. Сговориться — тщетно.

Нас десять лет, нас сто тысячелетий

Разъединяют.— Бог мостов не строит.

М. Цветаева

Джозеф вошел в комнату, в которой стояла темнота и вонь, но это уже было привычно. Громко стуча сапогами по деревянным скрипучим половицам, он прошел к окну и снял заслон. Яркий дневной свет потоком хлынул в комнату, высвечивая всю убогость обстановки. Прошло уже два месяца с трагедии в Манор Хаус, а становилось только хуже. Граф пил, не просыхая, увязая иногда в трактирах, где происходила очередная драка. Вот вчера он его нашел в трактире «Собака и петух», когда дочь трактирщика Марианна прибежала к нему и сказала, чтобы тот увел Бенедикта. Марианна спрятала, напившегося вдрызг, графа в подсобке, чтобы тот не начал нарываться на зашедших в таверну солдат. Именно там, среди мешков солода и муки валялся остаток того, кто когда-то был одним из самых завидных женихов и уважаемых людей Британской Империи.

Хорошо, что рожу не набили вчера, а то гость совсем не узнал бы его.

На вонючей куче тряпок валялся в похмельном беспамятстве граф Бенедикт Бенфорд II.

- Проходите сюда, милорд. – Джозеф, не обращая на ужас в глазах пришедшего и поднесенный к носу рукав, чтобы не вдыхать смрад этой комнаты, метнулся к кувшину с водой и выплеснул его содержимое на спящего. Поток самой отборной ругани донеслось в ответ. – Граф вчера много выпил. Он вообще очень много пьет с… сами знаете, каких пор.

- Милорд, к вам гость пришел, - Джозеф практически заорал на весь дом, обращаясь к Бенфорду.

- Джозеф, сукин ты сын, скотина этакая, как посмел так разбудить? И какой гость еще явился? Я же сказал, что никого не принимаю. Если это только не сам дьявол по мою душу.

- Боюсь, что сам, - донесся молодой голос мужчины.

Бенедикт кряхтя, пытаясь справиться с собственным телом, повернулся к окну, жмурясь и мыча от головой боли. Только через пару секунду он понял, кто стоит у входа в комнату.

- Ты! – это был крик на выдохе, стон через все существо графа. Кажется, действительно преисподняя решила забрать его душу, раз прислала одного из главных бесов кошмара Бенфорда. Он сделал заторможенный рывок с кровати и вместо того, чтобы встать, он неуклюже бухнулся на грязный пол, на котором в разброс валялись осколки и целые бутылки, справа у стены лежала шпага – именно к ней было сделано неуклюжее движение графа. Это было не смешно, это было ничтожно и жалко для такого мужчины, коим он был когда-то.

Де Виллер стоял и думал в ужасе и омерзении, что перед ним разыгрывается потеря человеческого облика, он видит самое дно, в которое скоро сам упадет. Теперь, взглянув со стороны, Гидеон понимал, что постарается так не опуститься, но всё равно тьма настигнет и его.

- Джозеф, помоги хозяину прийти в себя, - холодно и безразлично обратился он к слуге, который с жалостью и омерзением смотрел на Бенедикта. – Бенедикт, у меня к тебе разговор. Серьезный. Касается Гвен… Шарлотты.

Стон прокатился со стороны графа, будто Гидеон только что ударил его под ребра с ноги. Он сидел на коленях, скрючившись и уткнувшись лбом в пол. Кажется, его бил озноб. Он поднял на де Виллера полный ненависти и муки взгляд черных обжигающих глаз. Его волосы были сальные, сильно отросшие, как и появившаяся борода. Гидеону он напоминал обычного лондонского бомжа, но никак светского человека галантного 18 века.

- Ты! – и снова этот крик на выдохе, - Не смей, слышишь, называть ее имени! Из-за тебя я не смог по-человечески ее похоронить. Оплакиваю пустую могилу. И ты смеешь называть ее имя?

Он снова застонал, но уже от физической боли, сжав со всей силы свои виски - похоже, у него сильно болела голова. Но вот секунда, и снова пронзающий ненавидящий взгляд, будто трезв.

Бенедикт, гордо вскинув подбородок, стоял на коленях - так люди храбрятся перед тем, как положить свою голову под топор палача. Кажется, ненависть была отличным средством от похмелья, видно, как с каждой секундой это чувство росло и давало графу силы. Теперь де Виллер лицезрел в нем того, кого так же ответно ненавидел, того, кто был достойным соперником, того, кому проиграл свою жизнь.

- Стоишь тут чистенький и гордый. Забыл уже, как на коленях ползал у меня и умолял отдать ее? Я, смотрю, ты не сильно страдал? Видно, зря отдал, - дальше на де Виллера обрушилась череда таких ругательств, от которых покраснели бы даже самые развратные шлюхи Лондона. Гидеон стоял, не двигаясь, будто вросший в землю, и чувствовал, как кровожадное чувство, подобно зверю, толкает его растерзать графа, разбить ему лицо, сломать шею, вскрыть брюхо. Но стоял и просто смотрел ненавистью в ответ ненависти.