- Шарлотта!

И казалось, что я уже больше не шла по узким коридорам больницы. Стены все еще были белыми, только теперь на них висели картины, а вдоль них стояли доспехи и вазы. За окном сияло солнце, бликами играя на стенах, и доносился смех детворы, что резвились в обеденный перерыв. Это был прекрасный день. Один из тех, которые я бы с радостью повторяла вновь и вновь. Поэтому я шла к выходу, шурша многочисленными юбками, которые вопреки всему не спаривали мне ноги.

- Шарлотта! – он встретил меня у порога, подхватывая мою руку и выводя на солнечное крыльцо. - Мы с Томасом уже заждались тебя, где ты бродила?

- Прости, дорогой, наша Мэри решила наконец-то выйти замуж за Джона и я выступила в качестве советника, - улыбнулась я в ответ, сжимая его руку, а затем, поцеловав в щеку, в припрыжку отправилась ближе к озеру, где уже ожидал Гейнсборо.

- Господи, юная леди, вы что, убить меня хотите? – прокричал мне вслед Бенедикт…

- Бенедикт! – я очнулась, не понимая, где нахожусь. В руке я сжимала трубу капельницы, застыв посреди коридора, так и не дойдя до лифта. Около меня сидел пожилой мужчина, ногами свисая со своей больничной койки, которая почему-то стояла посреди коридора.

- Я не Бенедикт. Я Альфред. И отпустите мои лекарства! - проворчал он, вырывая из моих рук капельницу со злостью, которую только на войне стоило бы использовать, при том в качестве оружия.

- Простите, - прошептала я, отпуская трубу и, развернувшись, побежала в сторону лифта, не заметив, что случайно сделала целый круг, отчего оказалась прямо у входа в палату Гидеона. Как там у Алисы? Вниз по кроличьей норе? Всё чудесатей и чудесатей.

Он и Шарлотта смотрели на меня, разинув рты, словно я только что совершила сальто и прыгнула через огненный круг.

- Отдать швартовы! – гаркнул Ксемериус. – Детка, если хочешь заниматься кроссом, то не думаю, что этим стоит заниматься в больнице! Не смотря на то, что люди здесь за здоровый образ жизни.

Я делала вид, что не замечаю демона, понимая, что это может обидеть его.

- Гвендолин, - сказал Гидеон, просто констатируя факт моего присутствия. Вот уж славно. Словно я не могла быть здесь. – Как ты здесь оказалась?

- Прикинь, вот на этих длинных кривых, что зовутся ногами! – я кинула недобрый взгляд на Ксемериуса, чтобы он заткнулся.

- Прилетела на Пегасе, а ты как думаешь? – ответила я, совладав с собой и все-таки переступив порог вопреки враждебному взгляду Шарлотты. Удивительно, как быстро она умеет меняться. Ей стоит работать в киноиндустрии, определенно.

- Надеюсь, ты должно его припарковала, - рассмеялся Гидеон самым замечательным смехом на свете, который, однако, я все равно продолжала сравнивать с другим, забытым мною.

- Я просто Бог парковки, - заверила его, приближаясь ближе и сев на край его кровати. Его лицо выглядело ужасно. Все в ссадинах и синяках, с перевязанной головой и с трудом улыбающийся, но продолжающий смотреть на меня так, словно я самый лучший человек на свете. Лживое ощущение безопасности на секунду вывело меня из темноты.

- Что с тобой случилось? – спросила я, прикасаясь кончиками пальцев к его синяку под глазом. Он не дернулся в сторону, и я обрадовалась, хотя совершенно не стоило.

- Подрался в 1912. Обычное дело, - ответил он, а мне безумно хотелось стереть с лица эту глупую ухмылку, чтобы он больше беспокоился о своей жизни, которая для кого-то - целый мир. Пусть не для меня, потому что я не помню ни единого дня из этого мира, но может для таких отравленных цинизмом людей вроде Шарлотты, которая только в любви находила отдушину, становилась наконец-то девушкой нежной и чувствительной.

- Дурак, - прошептала я в ответ, опуская взгляд на белую простынь и сжимая кулаки.

- Конечно, дурак! Знала бы ты, как он отнекивался от Хранителей, когда пришел в сознание в Темпле: со мной всё в порядке, со мной все в порядке, – Ксемериус передразнил голос Гидеона, сидя на окне рядом с Шарлоттиными цветами.

Окончательно расклеиться еще мне не дала вездесущая Шарлотта, которая тут же начала поправлять подушку, чтобы Гидеону было удобнее или что-то вроде того – она так быстро бормотала, что я не успевала следить за ее мыслями, поэтому мы с де Виллером лишь улыбались друг другу, наблюдая за щебечущей девушкой.

Ксемериус, как обычно, высказался о нас, сказав, что у него где-то уже слиплось от наших сладких взглядов. Хорошо, что не уточнил где.

В конце концов, Шарлотта перестала болтать лишь тогда, когда в палату пришли Лесли и Рафаэль, который пришел сюда скорее не только от большой любви к брату, а от того, что следует за Лесли везде и всюду, отчего скоро явно попадет в какие-нибудь неприятности. Ксемериус, имитируя ворчливый наставнический тон леди Аристы, удалился с фразой «Жду дома к ужину. И не смей подбирать и притаскивать бездомных Гидеонов». Я облегченно выдохнула. Одним невидимым другом меньше.

- А вот и мы! Те, кого вы ждали всю свою жизнь. Кричите троекратное «ура»! - заявила Лесли, усаживаясь на кровать рядом со мной. Шарлотта кричать явно не собиралась, судя по ее виду. С приходом Рафаэля и Лесли время и вправду стало нестись быстрее. В последние дни это стало обыкновением времени – утекать быстрее воды из-под крана. В этой суматохе, мне так и не удалось переговорить с Гидеоном наедине, а заводить разговоры в присутствии других не считала нужным. Все они тут же замолкли бы и натянули на себя маску непонимания.

Когда, наконец-то, врач заставил нас покинуть палату, Шарлотта подошла к Гидеону , поправила ему подушку и, чмокнув в щеку, прощебетала “Выздоравливай, милый”, после чего исчезла за первым же поворотом, видимо считая нас не слишком презентабельными для ее компании.

Меня накрыла удушающая волна ненависти к ней. Тем временем, как Рафаэль решил разрядить ситуацию - подскочил к брату и, клюнув его в ту же щеку, жеманно пропищал “Выздоравливай, милый”.

- Ты бы хоть побрился! - отталкивая его, засмеялся Гидеон. - Не люблю небритых мужиков.

- Я прослежу, чтобы он узнал, что такое бритва! - подхватила Лесли, схватив Рафаэля за руку и утаскивая из палаты. - Гвен, тебя подождать?

- Да, конечно, - наблюдая, как скрываются друзья.

- А поцеловать меня в щеку и сказать «выздоравливай милый»? Это древний ритуал, традиция этой палаты, не нарушай ее, – мне показалось, или как-то он неуверенно произнес это?

- Какого рода наказание меня ждет, если я нарушу эту древнюю традицию? – тут же спросила я, все же улыбаясь его реплике.

- Три дня взаперти с Марли.

Вот уж адское наказание!

- Традиция так традиция, - рассмеялась я и, подойдя, поцеловала в ямочку на щеке, находящуюся так близко к его губам, чем шокировала сильнее, и, не дожидаясь комментариев, помахала рукой и выбежала из палаты, хотя казалось, что именно в тот момент я могла летать.

Лесли и Рафаэль не стали ждать и исчезли, когда увидели, что у выхода меня уже дожидался Марли и мистер Джордж, пообещав навестить меня позже.

Пока мы ехали в Темпл на элапсацию, я чертила в своей голове карту Лондона, лишь потом, поняв, что черчу ее по памяти, нежели потому что вижу город именно сейчас. Только не так, только не с этим временем. Если очень долго смотреть на башни и дома, то можно заметить, как сменяются в них кирпичи, как грязные мощеные дороги становятся гладкими, асфальтированными, а кареты сменяются автомобильными пробками. Откуда я все это знаю? Словно передо мной раскрыт учебник истории, и я его внимательный читатель. Я видела, как мимо проносился конный экипаж, но перед светофором он вновь становился современным автомобилем.

В этот день моя элапсация прошла без Гидеона. Как и в следующий день. Как и в день после него. Эту неделю я не знала, куда деваться от невыносимого присутствия Шарлотты, поэтому через несколько дней просто начала уходить из дому, когда она возвращалась домой после учебного дня. В какой-то момент мы даже умудрились сцепиться из-за сущего пустяка, о котором вряд ли стоило бы вспоминать в будущем, но это толкнуло меня в прошлое. Позже я сидела на крыльце, глядя на проносящихся мимо людей, а в моей голове всплывали воспоминания, один за другим. То, как я рассказывала своему дедушке стихотворение – мое любимое, чтобы впечатлить его, показать, что я не глупая, как утверждала вредная Шарлотта. То, как я старалась игнорировать нападки, пока не научилась пропускать ее речи мимо ушей, а позже и понимать, как глупа была она на самом деле, пытаясь чем-то меня задеть. В то время пока я медленно спускалась по лестнице, именно она бежала вприпрыжку, не понимая, что однажды, свернет себе голову такими темпами. Догнала ли я ее? Никогда.