В то время я просто ненавидела мужчин. Всех подряд. А потом сошлась с Полидоросом - хозяином дома, где снимала каморку. Я задолжала ему за три месяца. Нет, он не стал по-хамски требовать расплатиться натурой. Он предложил мне другую квартиру - большую и прилично обставленную. В другом его доме, для жильцов посолиднее. У него было несколько доходных домов. И с десяток мясных лавок по всему городу. Мясник...

Я была для него свежим мясцом. Он приходил дважды в неделю. Просил раздеться и станцевать что-нибудь. Я не умела танцевать. Стеснялась и, наверное, это выходило нелепо и смешно. Но он не смеялся. Сидел в кресле, выставив свой необъятный живот, и беззвучно хлопал в ладоши. Пил вино и мне подливал, заставлял пить, пока я не вырубалась. Только после этого он стягивал штаны и наваливался на меня...

Утром я почти ничего не помнила, обнаружив себя голой на ковре, всю в синяках.

А однажды утром я увидела на столе стопку денег мелкими купюрами - 1000 евро - и записку. Раньше он мне никогда не давал больше сотни. Еду и все необходимое покупал сам. А тут целая тысяча...

- А что было в записке?

- Освобождение, - сказала она, глядя мне в глаза и облегченно улыбаясь. - Он просил меня съехать в течение недели, поскольку нашелся выгодный жилец на квартиру. Очень вежливо составленная записочка, с извинениями и самыми лучшими пожеланиями. Здорово, правда?

Я съехала в тот же день. Сняла номер в дешевом отеле. Проспала двое суток. Просыпалась, становилась под горячий душ и снова ложилась спать. Ничего не ела. Только воду пила из-под крана.

Первое, что я сделала - купила красивое платье. Далеко идти не пришлось - магазинчик был в том же квартале, наискосок от отеля. Еще я купила новую сумочку, симпатичные туфли на высоченных шпильках и красную помаду. Вернулась, переоделась, накрасилась - и пошла гулять по городу. Словно я в нем не родилась и не прожила все свои восемнадцать лет. Словно я была не я, а какая-то другая девушка - из другой страны или даже с другой планеты. Вкусно поела в ресторанчике. Потом купила мороженое. Потом баночку колы. Потом пила кофе с пирожными за столиком открытого кафе, курила с наслаждением и грызла жаренные тыквенные семечки...

Я была в тот день какой-то ненасытной - все время что-то хотелось есть и пить.

А вечером пошла в бар. И мне было очень весело. За мной многие ухаживали, угощали коктейлями, приглашали танцевать, а ушла я с одним высоким блондином. Его звали Марек, и он оказался поляком. Студент, будущий врач, приехал в Афины на каникулы. Утром он стыдливо сунул мне две сотни, сказав, что это практически все его последние деньги, потому что вечером он уезжает в Варшаву. Жалел, что мы не встретились раньше....

С этих двух сотен все и началось. У мальчика оказалась легкая рука.

Дэля медленно выпрямилась, отвела взгляд и застыла как фарфоровая статуэтка. Только сжатые губы играли тонкой печальной улыбкой.

- Ты давно в Гюлистане? - спросил я, чувствуя себя неуютно от ее молчания. - Почему ты не уедешь? Тебе ведь здесь плохо?

- Куда? - не сразу отозвалась она. - Куда я уеду? Меня ищут. Как только я появлюсь там, меня схватят и посадят за решетку.

- Но что ты сделала?

- Убила человека.

- Любовника?

- Нет, - презрительно скривила губы девушка. - Его жену. Тупую, некрасивую и жестокую суку. И я не о чем не жалею, если хочешь знать. Хотя мне все пришлось бросить и податься в бега с одним чемоданчиком и жалкой суммой денег, что я успела обналичить. Но что деньги, квартира, тряпки и безделушки? Все это можно снова вернуть. А вот чего не вернешь ни за какие деньги, так это саму себя, если тебе пришлось однажды от себя отказаться. Не вернешь родных, старых друзей, любимого города, хотя ты и была в нем всего лишь удачливой проституткой. Ты уже не имеешь права ни на что, чем раньше владела только благодаря своему имени. Даже на свою внешность ты не имеешь права - и приходится перекрашиваться или носить парики, ходить в очках, носить какие-то необъятные балахоны, чтобы скрывать стройную фигуру...

Ты когда-нибудь жил под чужим именем?

- Нет. Но я жил в коммуне.

- Ты был наркоманом? Плотно сидел? Нет, коммуна - это не совсем то. Хотя, я бы не смогла жить в коммуне. Это уже какое-то свинство, когда полностью теряешь индивидуальность и последние надежды. Оставаться собой и при этом бежать от себя - гораздо страшнее. Прятаться, изворачиваться, все время лгать окружающим и сочинять истории. И - никому нельзя верить! Если б ты знал, сколько мне пришлось пережить за два года, пока я скиталась!

- А за что ты ее убила? Ну, ту женщину, - спросил я осторожно.

- Это была месть, - нахмурилась Дэля. - Я не очень-то соображала, что делала. До сих пор не могу поверить, что у меня все получилось. Сунула "беретту" в сумочку, поймала такси... Она сама открыла дверь. Странно. Ведь в их доме было полно прислуги...

Я разрядила в нее все обойму. В упор. Она отлетела метров на пять к стене, а я все еще стреляла.

- Любовь? - предположил я.

- Какая любовь! - возмутилась Дэля. - Я просто трахалась с ее мужем. У него было полно баб и без меня. Но эта стерва почему-то решила оторваться на мне. Подослала кого-то. А меня как раз не было в ту ночь дома. Но, к несчастью, остановилась одна подруга. Даже просто - знакомая. Мы с ней познакомилась на Ибице и как-то сразу сошлись. Она всего лишь приехала на пару дней посмотреть город. Если б ты видел, что с ней сделали!.. Когда я осознала, что это должны были сделать со мной!..

Нет, я не жалею. Повторись все, я бы снова ее пристрелила. Только не так быстро и не так глупо.

- Но почему - Гюлистан? - спросил я.

- Мне посоветовали. Сказали, что здесь можно спокойно отсидеться. Что можно за деньги сделать хорошие документы. Вот я и сижу - как мышь в мышеловке. А год назад приняла гражданство, - нервно улыбнулась Дэля. - Представляешь? Я теперь гюлистанка!

"Голубая"! Разве это не здорово?

Сотрясаясь всем телом от беззвучного смеха, Дэля поспешно плеснула в бокал и начала судорожно глотать вино, словно захлебываясь. А я пристально наблюдал, как две алые струйки медленно стекают вдоль ее остренького подбородка, соединяются на тонкой шее и заливают обнаженную грудь.

4

- Я приехала почти на нуле. Последние деньги потратила на обновление своего истасканного гардероба и приличный номер в отеле. Приходилось играть по-крупному. Хотя в моем положении клиентки интерпола и с моими липовыми бумажками, которыми я по случаю разжилась на марокканском базаре, малейший скандал грозил разоблачением. Но мне так все осточертело!..

Самой не верится, с каким отребьем приходилось иметь дело, чтобы элементарно выжить. Ненавижу арабов, евреев и всех прочих обрезанных засранцев! Можешь считать меня антисемиткой и расисткой в придачу! Турки, правда, чуть лучше. У этих хоть осталось какое-то понятие о мужской чести. Через одного. Из Турции я и прикатила. Там я неплохо поработала. Но под конец чуть не влипла. Меня предупредил один друг, что начали интересоваться. Он же и посоветовал смотаться пока не поздно в Гюлистан.

Она разочарованно отбросила в тарелку недоеденную тушку рябчика, которую вертела в руках, и снова присосалась к бокалу.

Мне тоже захотелось выпить - и я плеснул себе скотч. Девушка одобрительно улыбнулась и, прикончив одним глотком остатки вина, потянулась за водкой.

- Давай напьемся? - предложила она.

- Ты и так слишком много пьешь, - не удержался я.

- Разве? - деланно удивилась Дэля. - Не беспокойся. Я могу выпить гораздо больше.

В этом я не сомневался и счел за лучшее просто глотнуть. Виски показался неприятным, почти противным.

- Кажется, я испортила тебе день, - сказала она, насмешливо наблюдая мою брезгливую игру с рюмкой.

- С чего ты взяла?

- Ты с самого утра ни разу не улыбнулся.