24 февраля 1942 года в 10 часов утра на главной улице Анкары — бульваре Ататюрка — прогремел взрыв, в результате которого был буквально разорван на куски человек, который нёс в руках устройство, приготовленное Тимашковым. Германский посол и его жена, которые шли по противоположной стороне бульвара, находились на расстоянии 18–20 метров от места, где произошёл взрыв. Ни он, ни его жена не пострадали.

Вот как фон Папен описал эту сцену в своей книге «На подступах к Рузвельту»: которая вышла в издательстве Андре Дойча в Лондоне:

«Зима в Анкаре 1941—42 годов была поистине сибирской. Хотя столица лежит примерно на той же широте, что и Неаполь и поэтому ждешь жаркого лета и умеренно мягкой зимы, климат обусловлен высоким анатолийским плато. В то время как мы собирали одежду для немецких войск на восточном фронте, волки забегали в пригороды Анкары. Несмотря на холода, я нашёл более приятным для себя отказаться от бриджа и ходить охотиться на волков в ярком лунном свете.

Среди этих незначительных удовольствий, в которых мы искали возможность забыться на несколько часов от изводящих тревог дневной работы, одно событие взорвалось подобно бомбе — в буквальном смысле слова. 24 февраля около 10 часов утра я, как обычно, шёл пешком с моей женой из нашего дома в посольство. Бульвар Ататюрка был почти пустынным. Неожиданно мы оба были брошены на землю сильным взрывом. Я мгновенно вскочил, затем помог встать на ноги жене, которая была основательно потрясена, отметив с удовлетворением, что, кажется, никакие кости не повреждены. «Не делай ни шага дальше!» — закричал я.

Я мог только предположить, что мы наступили на мину — это было первой моей реакцией, так как, когда я огляделся, вокруг не оказалось ни души. Или она была взорвана из соседнего дома, и мог последовать другой взрыв. В этот момент около нас остановилось такси. Я закричал водителю, чтобы он ехал в посольство и позвонил в полицию. Это, однако, уже не требовалось, так как взрыв выбил все окна на две сотни ярдов вокруг, и начала быстро собираться толпа.

Представители превосходной турецкой службы (sic!) вскоре были на месте и приступили к скрупулёзному расследованию. Связь с внешним миром в это время временно была прервана — с тем результатом, что Стамбул наводнился слухами о происшедшем, которые затем распространились по всему миру.

Жена и я благополучно добрались до посольства. Кроме царапины на колене и порванной штанины я не имел никаких повреждений, хотя мои барабанные перепонки пострадали от грохота и силы взрыва.

В течение 24 часов турецкая полиция разрешила загадку. На месте взрыва были обнаружены человеческие останки, включая висевший на дереве ботинок. Этот ключ вывел полицию на студента стамбульского университета, который снял номер в маленьком отеле в Анкаре. Оттуда след привел в русское генеральное консульство в Стамбуле, немедленно окруженное полицией. Несмотря на оскорблённый протест русского посла, оно оставалось оцепленным, пока русские не отреагировали на ультиматум выдать другого студента, подозреваемого в соучастии и нашедшего в консульстве убежище.

Турецкий премьер-министр объявил, что инцидент должен быть полностью расследован, какими бы ни могли быть политические последствия. Он не хотел бы позволить, чтобы Турция стала ареной политических убийств. Следствие и судебное разбирательство длилось несколько месяцев. И сообщнику за его участие в деле был в конце концов вынесен приговор. Было доказано, что в течение нескольких недель предполагаемый убийца и его сообщник практиковались в стрельбе из пистолета в русском генеральном консульстве в Стамбуле. Они выяснили, что я имел обыкновение ходить на работу пешком, в определённый час каждое утро. И что в это время дня пустынная улица даёт превосходную возможность для покушения. В случае, если бы студент обнаружил, что не в состоянии унести ноги по-еле произведённых выстрелов, он должен был выдернуть чеку бомбы, которой его снабдили. Бомба, было сказано ему, выпустит дымовую завесу, под прикрытием которой он и сможет скрыться.

Молодой человек, должно быть, оказался слишком осторожен и, вероятно, решил одной рукой стрелять, а другой привести в действие бомбу. Возможно, он взорвал её долей секунды раньше, чем произвёл выстрел. Во всяком случае, я не помню звука выстрела. Однако дымовая бомба проявила себя более эффективно, чем он ожидал, и его разорвало на куски. Чудо, что моя жена и я остались невредимы.

Следствие также показало, что главный организатор покушения покинул российское генеральное консульство в Стамбуле столь стремительно, что пограничную охрану в Эрзеруме не успели предупредить, дабы она задержала его. До тех пор, пока следствие не напало на след, Анкара полнилась слухами относительно причин покушения. Сначала даже не представлялось достаточно ясным, было оно направлено против меня или маршала Какмака, который проехал в своей машине по бульвару Ататюрка несколькими минутами раньше. Русские, британская служба, гестапо — все подозревались в причастности к организации взрыва.

То, что убийца был несомненно хорошо информирован о моей утренней прогулке, заставило сначала подумать о Бритиш Интеллидженс, которая устроила свой штаб в доме напротив моей личной резиденции, и та держалась под непрерывным наблюдением с помощью полевых биноклей. Этот слух достиг и британского посла, который немедленно попросил наших нейтральных коллег заверить меня, что его люди не имели никакого отношения к происшедшему.

Вероятность причастности гестапо казалась весьма высокой. И это предположение подкреплялось таинственными телефонными звонками. Различные звонившие сообщали, что слышали о подготовке взрыва гестапо. Однако все эти спекуляции очень скоро закончились, как только турки возложили вину на русских.

У меня самого было очень мало сомнений относительно того, кто истинный виновник. Мои турецкие друзья засыпали меня поздравлениями, а президент и его супруга преподнесли моей жене великолепный букет цветов и выразили своё сожаление по поводу этого кровожадного покушения на наши жизни.

Около середины марта, когда воспаление моего внутреннего уха, полученное результатом взрыва, было вылечено, я снова вылетел в Берлин. Я хотел получить от Гитлера дополнительные гарантии по турецкой позиции…»

Таков рассказ фон Папена. Хотя он довольно точно передал обстановку в Турции, которая сложилась после покушения, кое-что в этом рассказе сразу же обращает на себя внимание. Во-первых, настораживает информированность фон Папена о расположении британской резидентуры и наблюдении, которое вели английские разведчики: информация такого рода могла попасть к нему только от германской разведки. В свете этого факта его дружбы и сотрудничества с нею, рассуждения о возможном участии гестапо в покушении на него воспринимаются как запоздалое кокетство: после войны фон Папену очень уж хотелось отгородиться от нацистского прошлого.

Показательной была реакция Берлина на сообщение о покушении. Рейхсминистр Геббельс писал в своем дневнике 26 февраля 1942 года: «Истоки покушения абсолютно ясны. Оно, без сомнения, было подготовлено британской секретной службой в сотрудничестве с ГПУ…». А спустя два дня Геббельс записал: «Покушавшиеся на фон Папена люди обнаружены. Они, говорят, являются поляками. Тем не менее участие англичан отвергать тут нельзя. Англичане, конечно же, не послали бы одного из своих убивать фон Папена». Берлин в тот момент оказался не способен распознать игру советских секретных служб.

Что же касается заявления самого фон Папена о его уверенности в том, что покушение было совершено советскими спецслужбами, то оно документально так и не было доказано. Турецкие власти, действительно, сразу объявили, что за спиной террористов стояли советские спецслужбы. Турецкая полиция нашла на месте взрыва каблук от обуви исполнителя с клеймом гостиницы, где он провел последние дни. Но в результате были арестованы сначала некий студент Абдурахман, которого заклеймили как руководителя исполнителя, а затем и его помощник — парикмахер Сулейман. Эйтингон и Мордвинов знали, что люди эти не имели никакого отношения к покушению, были подставными лицами, и, естественно, в показаниях своих путались, хотя на основании этих показаний и были произведены аресты. Эйтингон полагал, что это были известные туркам курды-подпольщики, которых под угрозой расправы заставили лжесвидетельствовать.