– А что тут такого? – не понял брат.

– Да вы даже не сможете выстрелить!!! Вас отдачей собьет!!!

– Какой отдачей? – вытаращился Пашка.

– От выстрела, – терпеливо, как умственно отсталым, начал объяснять я. – Даже у меня едва хватает силы, чтобы удержать ружье при выстреле, а вас просто снесет. Да и что вам такого сделали воспитательницы, чтобы в них стрелять за это?

– Какой выстрел, какие воспитательницы? – теперь уже они смотрели на меня как на умственно отсталого.

– Ладно, – взял себя в руки, – давайте с самого начала и по порядку.

– К Рябичу приехал брат двоюродный в гости, – начал объяснять Пашка, а Шурик кивал головой. – Из Москвы.

– Так.

– У него ружье духовое, пробками стреляет…

– Ты ничего не путаешь? – Брату была свойственна вечная путаница в новых словах: подберезовики он называл подбородовиками, а бесприданницу бесхребетницей.

– Если в пробку иголку воткнуть, то будет ого-го, – перебил Шурик.

– Да, – кивнул в свою очередь брат. – Сейчас они с Вовкой Лобаненком играют возле клуба. Если ты поможешь нам их отвлечь, то мы украдем ружье…

Рябича Пашка тоже недолюбливал с детского сада, когда тот пригрозил его зарезать за украденный зонтик. А Лобаненок – сын нашего соседа через дорогу Кольки Лобана. Стало слегка проясняться.

– Может не надо? – спросил, понимая, что они от затеи все равно не откажутся. Да и признаться, самому было интересно взглянуть на такую штуку – духовое ружье.

– Там рычаг вниз двигаешь, и оно заряжается, – захлебываясь, начал Пашка. – Потом пробку в ствол и стреляешь – нужная штука.

– Если иголку воткнуть, – вновь дополнил Моргуненок.

– Как у ковбоев, – подвел итог брат.

Я помнил, как Пашка с упорством маньяка пытался завладеть записной книжкой двоюродной сестры Лариски, а тут ему опять «попала шлея под хвост» и глаза вновь засверкали болотными огоньками.

– И как я должен их отвлечь?

– Не знаю, ты там придумаешь что-нибудь, – с огромной убежденностью заявил Пашка.

Моргуненок утвердительно кивнул. Признаться, я не был так уверен, но попытка не пытка. Да и на живого москвича посмотреть интересно.

– Ладно, пошли.

И мы пошли. Вышли из сада, пересекли посадку, дорогу, нырнули в липовую аллею, тянувшуюся от почты до клуба, прошли ее. Возле клуба стояли и что-то бурно обсуждали сам Сергей Рябич; незнакомый мальчик в клетчатых шортах и сандалиях, с ружьем на плече – по ходу, тот самый москвич; Лобаненок на велосипеде и трое маленьких детей Миши Артемкина, живущего за столовой. Когда мы вышли из аллеи, то вся компания насторожилась. Только москвич смотрел нагло, демонстрируя презрение к деревенским. Сразу захотелось проучить задаваку, и идея украсть ружье уже не казалась такой дикой.

– Привет, – сказал я.

– Привет, – нестройно протянули в ответ, справедливо ничего хорошего от нас не ожидая.

– Володь, дай на велосипеде прокатиться, – попросил я.

Признаться, до того я ни разу не катался на велосипеде.

– На, только недалеко, – помявшись, сполз с велосипеда сосед и протянул его мне.

Я забрался в седло и начал крутить педали, направив двухколесного коня в сторону фермы, до которой было с километр.

– Он же украл твой велосипед! – услышал за спиной звонкий голос Моргуненка.

– Как украл?! – ахнул Володька.

– А вот так!

– Отдай, – заорал Лобаненок и кинулся в погоню.

Я с силой начал нажимать на педали и быстро набрал скорость, но он вцепился рукой в багажник и с криком бежал за мной.

Пока дети увлеченно следили за необычной погоней, Шурик внезапно ударил в лицо москвича. Тот от неожиданности присел, выронив ружье. Моргуненок стремительно, словно коршун цыпленка, схватил трофей и кинулся бежать, но споткнулся и упал, сломав ствол ружья. Владелец ружья схватил валявшуюся на земле палку и ударил незадачливого воришку по голове. Тот схватился за голову и заголосил. Пашка во всей этой суматохе схватил поломанное ружье и, воровато оглядываясь, побежал за клуб. Москвич растерялся: то ли бежать за ружьем, то ли продолжать бить Шурика.

Я доехал до фермы и стремительно развернулся, едва не грохнувшись с велосипеда. Лобаненок по инерции оторвался от своего двухколесного друга и, перелетев через дорогу, загремел в кювет. Я помчался обратно к клубу. Сзади послышался шум, но оглядываться я не стал, и так понимая, что упорный Вовка опять мчится за мной будто тень. Подлетев к клубу, спрыгнул с велосипеда и прислонил его к березе. Москвич принял решение и кинулся за клуб в надежде вернуть ставшее камнем преткновения ружье. Подбежавший Лобаненок с ликующим криком вождя команчей впрыгнул в седло и, громко завывая, помчался по дороге к своему дому. Пыль за ним стояла как за стадом бизонов.

Я поднял поверженного Шурика.

– Я его сейчас отколочу! – грозно посмотрел он на остальных детей. – Тоже мне, приехал сюда и думает, что все можно. Мой батя его батю зарежет!

– Ты же первый начал, – попытался урезонить его Рябич.

– Он мне на ногу наступил!

– Ладно, хватит, – прервал я. – Пошли, посмотрим, что там творится.

Мы пошли за клуб, задворки которого напоминали захолустное железнодорожное депо с выбитой до каменной твердости землей, пожухлым бурьяном и горами шелухи от семечек. Увидели ограбленного москвича, пытавшегося протереть глаза от кирпичной пыли. Пашка набрал крошки дробленого красного кирпича за библиотекой и, дождавшись за углом, швырнул приезжему бедняге прямо в глаза.

– Ослепнет теперь, – злорадно прокомментировал Шурик, глядя на мучения врага. – Надо было в своей Москве сидеть!

– Вас посадят, – заплакал москвич. – Подонки!

– Сам ты подонок! – сорвавшись с места Моргуненок отвесил ему пендель. Рябич кинулся защищать брата, и они с Шуриком, сцепившись, упали на траву. Я еле растащил их.

– Я тебя зарежу! – орал Сергей.

– Я тебя сам зарежу! – не оставался в долгу Моргуненок.

Москвич, слушая все это, и немного протерев глаза, мелкими шажками двинулся наутек.

– Ладно, хватит ругаться. Я домой пошел, а вы как хотите, – сказал я.

– Я с тобой, – поспешил Моргуненок. – А тебя зарежут, – напоследок пригрозил Рябичу.

Мы потопали по дороге, по щиколотку утопая в горячей ароматной пыли, плескающейся словно вода.

– Не жалко паренька? – спросил я.

– Чего его жалеть? У него, небось, джинсы есть! А может даже видик!

– Хм… – не нашел, что ответить.

В саду сидел Пашка и горестно рассматривал поломанное ружье.

– Что теперь делать? – со слезами на глазах спросил он.

– А когда вы человека грабили, вы не думали, что теперь делать будем? – поинтересовался я.

– Никого мы не грабили! – надулся Моргуненок. – Он сам уронил, а мы нашли. Смотрим, оно поломанное и отдавать не стали. И вообще, может, это не он потерял?

– Поломалось! – продолжал горевать брат. – Что теперь?

– А если он родителям пожалуется? Артемкины же все видели, и Рябич расскажет.

– А мы скажем, что они брешут, – отпирался Моргуненок. – Кому поверят?

– Наша мать скорее им поверит, чем нам, – наученный горьким опытом, сказал я.

– Как же теперь стрелять? – не унимался брат.

– Да ну тебя!!! Дай сюда!!! – я выхватил ружье и осмотрел.

Ствол был поломан, и примерно треть ствола, заткнутая пробкой, болталась на полоске пластмассы.

– Ножовкой ровно отпилим и все – пробку можно будет вставлять, – вынув пробку, попробовал вставить ее в поломанное место – стала плотно. – И будете стрелять, дикари, как кулаки из обреза.

– Точно! – обрадовался Пашка.

– Еще иголку воткнуть и будет ого-го! – оживился Моргуненок.

– К вечеру придет мать и точно нам ого-го будет, – не разделял я их восторгов.

– Давай отпилим, – приплясывал от нетерпения брат.

Я принес из отцовской мастерской ножовку по металлу и показал им как пилить.

– Пилите сами, а мне надо делами заниматься, – оставил брата с другом.

Ближе к вечеру, мать ушла на репетицию театрального кружка, а отец, пришедший с работы, ужинал, сидя в одних трусах за столом в прихожей и с противным скрежетом скреб босой пяткой по полу, мурлыча себе под нос песенку: