– Я туда не полезу, – уставившись на упиравшийся в низкие облака столб, заявил я. – Сам лезь!

– Куда я полезу с геморроем? – возразил отец.

– Откуда у тебя геморрой? – удивился я.

– Оттуда, – неопределенным жестом указал куда-то мне за спину. – Из Америки, вестимо.

– При чем тут Америка? – невольно оглянулся я.

– При том. Лезь давай, – цепко ухватил за шею и вытолкнул к столбу. – На тебя смотрит страна.

От сильного толчка я едва не врезался, как камикадзе в американский корабль, головой в столб. Чтобы удержаться на ногах, пришлось столб обнять.

– Давай! – подбадривающе кричали в толпе.

Я стоял, держась за скользкое дерево. Мало того, что столб был сырым, так еще чья-то жадная душа смазала его чем-то скользким.

– Вперед! – надрывался за спиной папаша. – Будь мужиком!

Я начал медленно карабкаться вверх. Медленно, но верно, как вода, точащая камень дополз до середины. Взглянул вниз и внезапно закружившейся головой осознал, что выше не полезу. Толпа притихла, наблюдая за мной.

– Слазь мальчик, – крикнула какая-то сердобольная женщина. – Хватит! Убьешься!

Я, как утопающий в гадюку, вцепился в столб. Сил спускаться не было.

– Еще чуть-чуть и станешь старшим ребенком в семье, – громко сказал отец Пашке.

Я продолжал висеть, прислушиваясь к судороге, которая потихоньку начала сводить все тело.

– А баптистов уже поймали? – продолжал отец.

– Каких баптистов? Не до баптистов, – зашикали на него.

– По селектору передавали, что будут провокации баптистов из Америки.

– Ну тебя! Мальчик, слезай! – заволновалась толпа. – Будя!

– Свалится, – скучающе предсказал отец. – И всмятку. Кисельку выпьем.

– Лестницу ищите! – волновалась толпа. – Пожарным позвонить.

Я закрыл глаза. Постепенно гул толпы растворился где-то вдали. Очнулся только тогда, когда забравшийся на длинную лестницу, приставленную к столбу, мужчина продел мне подмышки веревку.

– Аккуратнее, потихоньку, отпускай, – уговаривал меня он. – Все хорошо будет.

С трудом я вновь вернулся на грешную землю.

– На, попей, – кто-то сунул в руку бутылку.

Я глотнул, не чувствуя вкуса.

– Отвезу ребенка в больницу! – послышался знакомый голос, в нос шибануло убойное сочетание запаха кислого навоза и сигаретного перегара, и отцовская рука выдернула меня у встревоженных людей. – Мало ли.

Он на буксире, как баржа утлый планшкоут, проволок меня сквозь толпу. Кругом встревоженными пчелами шумели люди. Дотащил до машины. Брат уже сидел внутри.

– Залазь.

Я втиснулся на сиденье.

– Шашки в мешки и ходу! – усаживаясь за руль, сказал папаша и самодовольно посмотрел на меня. – Все отлично вышло.

Отец до того был похож на самца мадрила, что я моргнул, чтобы развеять наваждение. Он вырулил со стоянки и поехал в сторону дома.

– Пока ты отвлекал эту толпу пролетариев, которым нечего терять кроме своих цепей, твой ловкий батя сапоги и поросенка умыкнул!

– Правда?

– Да, – мрачно подтвердил брат. – Батя украл мешок с поросенком и сапоги.

– Здорово, – неискренне восхитился я.

– Учитесь, дикобразы, пока батя жив! А то будете как вакуоли жидкие. Какой у вас батя ловкий! – его просто распирало от гордости. Того и гляди, лопнет.

– Это да, – покорно соглашались мы, но он нас даже не слушал.

– Шикарно, дети мои, просто шикарно! Какие сапоги! Какие матерые сапожищи!

Когда приехали домой, нас встретила сидящая на заборе и надсаживающаяся в крике стая грачей. Папаня гоголем расхаживал по дому в краденых сапогах, помахивая мешком с поросенком.

– Это вам не чуни какие-нибудь! Они прекрасны! Уму непостижимо, как они прекрасны! – самозабвенно, как мотылек бражника, порхая по комнате и притопывая сапогами, хвалился он. – И их два! Обратите внимание!

– Откуда это? – всплеснула руками мать.

– Все оттуда же, – ликовал он, – на столб залез и выиграл!

– Не так ли, дети? – подмигнул нам.

– Да, – отворачиваясь, подтвердил брат.

– Ты залез на столб? – не верила, разглядывая заметное брюшко супруга. – На столб?

– Залез и выиграл! Сапоги и поросенка! Никто не смог, а я запросто! Твой муж герой! Все настолько прекрасно, что и желать больше нечего!

– А тебе сапоги не малы? – присмотрелась к «выигранной» обувке.

– Слегка жмут. Сущий пустяк.

– Покажи подошву, – задрала ногу супруга и прочла размер, – Сорок второй, а у тебя сорок пятый.

– Да ладно, детям сойдут, – плюхнулся в кресло и с трудом стянул сапоги. – Не так ли?

– Сойдут, – согласилась мать.

– По размеру ступни можно рост человека определить, – сказал я.

– Как? – заинтересовался Пашка.

– Нужно длину ступни умножить на шесть с половиной.

– Почему?

– Потому, что соотношение длины ступни человека составляет 1/6,5 роста. Книжки читать надо.

– Зато поросенок в хозяйстве нужная вещь, – продолжал бахвалиться отец.

– А почему батя постоянно брешет? – тихо спросил брат.

– Как тебе объяснить? – задумался я. – Помнишь, книжку тебе про Гудвина из Изумрудного города читал?

– Который всех заставлял в очках ходить? – почесал переносицу очками брат.

– Да. Батя такой же. Тоже волшебник страны Оз.

– Слез, – поправил брат.

– В смысле? – не понял я.

– Волшебник страны слез, а не Оз.

– Это да…

Рассказ принимал участие в конкурсе «1 сентября на БС!»

Опубликован в №1 (6) за январь 2019 года литературного журнала «Четверг»

Младший брат мой, Пашка, был слегка не в себе – человеком кургузеньким и запуганным, но при этом весьма себе на уме и хитёр как сорок тысяч енотов. А еще, как матерая сорока, падок на чужие вещи. Это было после зловещего, бросившего тень на всю деревню, похищения горшков из детского сада. Брат и его верный кунак Шурик Моргуненок появились перед моими глазами, когда я стучал по самодельной груше из лопнувшего волейбольного мяча, подвешенной к яблоне. Мяч, к слову сказать, был похищен где-то этими юными разбойниками и верно служил нам футбольным, пока жарким летним не лопнул из-за того, что его перекачали.

– Влад, дело есть, – оглянувшись по сторонам и злобно зыркая из-под перемотанных синей изолентой очков, словно приговоренный к расстрелу народоволец, начал брат.

– Нет уж, – прекратив избиение груши, откликнулся я. – Сами воруйте свои унитазы и горшки, без меня. Я больше в ваших темных делах не участвую, – отвернувшись от плутов, опять начал молотить ни в чем не повинную грушу.

– Ты должен нам помочь! – продолжал гнуть свою линию Пашка. – Ты же старший брат!

– Вот именно, что старший. Вам ничего не будет, а меня в колонию отправят.

– Чего тебя отправят? Мы ничего такого не собираемся делать… – брат допекай еще тот.

– Угу, сначала воруете унитазы у соседей, потом горшки и карты в детском саду, а теперь «ничего такого не собираемся». Что на этот раз? Поджечь деревню задумали?

– Нет, – брат вновь воровато оглянулся, – ружье.

– Какое ружье? – подумал, что ослышался. В голове возникла абсурдная картина, когда Пятачок приходит к Винни-пуху и говорит: «У меня есть дома ружье».

– Мы хотим украсть ружье, – вступил в беседу Моргуненок.

– Зачем оно вам??? – в голове сформировалась совсем другая картина, без Пятачка и медведя-сладкоежки: Пашка и Сашка воруют ружье нашего папаши и стреляют в воспитательниц детского сада, которых по какой-то причине ненавидели. Что-то там не «срослось» с воспитателями, из-за чего юные бармалеи замазали глиной дверной замок. За что были показательно наказаны, чтобы прочим детям было неповадно. Еще и мать потом дома ему ввалила как сидоровой козе. С тех пор они, каждый раз появляясь вечерами возле детского сада, с завидным постоянством замазывали замок. Пашка даже специально для этого с собой глину в кармане таскал. А потом вообще втянули меня в кражу со взломом, правда, унесли только горшки и старую политическую карту СССР. Больше ничего ценного в детском саду не оказалось. – Вы что, совсем ошалели?!!