Я попытался выстрелить в смерч - тетива разорвалась. Я нацепил другую, и тогда мой крепкий лук развалился сразу на десяток обломков. Делать нечего - я перехватил стрелу с серебряным наконечником так, как Бертран держал свой кинжал перед ударом.

Смерч скрутился так, что у меня заболело сердце. Его волокна оборвались, шар мутной воды рухнул в залив, посыпались еще камни. Последним упало раскаленное ядро размером больше чем с хороший дом. Я видел, как при падении оно немного треснуло. и побежали по серой поверхности огненные полосы.

Туча-утюг потеряла форму и разразилась стеной дождя. Огненное ядро зашипело и окуталось паром, потом остыло. Когда кончился дождь, бледность этого дня прошла - снова небо и вода были синими, валуны - не только серыми, но черными, крапчатыми или бурыми, ели - черно-зелеными.

Остыв и освободившись от пара, ядро уже не казалось опасным: оно было похоже на очень большую темную тыкву. Я так и видел его в уме - не серым, а ярко-желтым. И ненависть вихря сменилась чем-то иным, чего я пока не мог понять. Сейчас пульсировал уже не берег, а только оно. Пульсация эта была настолько неприятной, что я захотел во что бы то ни стало прекратить ее, иначе мое сердце, подчиняясь ему, лопнуло бы.

Но само ядро опасным не выглядело, и оно призвало меня. Как это произошло, я не могу вам объяснить - оно не говорило со мною ни голосом, ни в уме, а заставило меня чувствовать огромное желание подойти к нему как можно ближе. Куда безопаснее было бы убежать - где-то ведь его ритм остановился бы, и мое сердце освободилось бы?

Я крадучись подошел, держал стрелу серебряным лезвием вниз.

Ближе - хотело оно. Ноги мои были уже не стеклянными, они превратились, я чувствовал, в голые кости и едва держали меня. Пощади, осторожнее с миром, - умолял я.

А оно решило: тогда освободи меня.

Но как?

Они мешают, они внутри! Они причиняют боль.

Я встал на колени перед ним, как перед роженицей, и воткнул стрелу примерно на уровне моего плеча. Сухая каменная корка треснула, трещина поехала вниз с сочным арбузным звуком, и пульсация прекратилась. Серебряный наконечник расплавился и закапал на обгоревшую землю - я обжег колени, пока стоял - древко вспыхнуло и распалось в пепел, который я рассеял своим дыханием. Я ждал, а ядро медленно прекратило пульсировать.

Я думал, оно разродится само или те, кто внутри причиняют боль, выберутся сами. Пока я ждал, как-то очень быстро наступила ясная звездная ночь. Видно было, как из трещины, как будто из окна горна, рвется слепящий рыжий свет. Да, но схваток-то у каменного яйца не может быть!

Ядру, я чувствовал, было больно. Я представил, что это тыква, что внутри нет ничего опаснее мокрой мякоти и семян, разделся до пояса и ввел левую руку. Она прошла во что-то горячее и вязкое, похожее на металл, и вскоре нащупала нечто менее плотное и, по сравнению с массой вокруг, холодное.

Это он.

Я провел руку дальше - и определил - это бритый затылок взрослого человека. Человек этот лежит на спине с сильно прижатым к груди подбородком, как будто плывет на спине в погребальной ладье. Дальше уха завести руку мне не удалось, и я потянул его за ухо. Шея, окоченевшая, не разогнулась, но затылок чуть продвинулся вперед и вправо. Когда я дотянулся до другого уха и потянул опять, человек застрял накрепко.

Тогда я ввел правую руку, которую до сих пор старался сберечь от ожога. Когда она ушла по самое плечо, я резко дернул, сдвинул и нащупал помеху: второй человек шел следом, плывя на животе; его длинная коса опутала руку первого - тот после скрестил обе руки на груди и окоченел - а запрокинутая голова этого второго моталась как-то странно, слишком свободно, будто ему глотку перерезали. Обрезать волосы мне было нечем, и я очень осторожно распутал косу и высвободил руку первого. Локтя я ему не сломал: кисть, как пружина, снова вернулась на грудь.

После разделения я обеими руками отодвинул назад того, что с косой. Бритого ухватил за уши и дернул снова. Потом подхватил за локти и вытянул наружу.

Огненный свет пригас на время, и тот человек встал.

"Он! - хищно обрадовалось яйцо у меня в голове, - это он! Я его ненавижу больше всех!"

- За что?!

"Он меня создал/объединил. Наобум, походя, совершил скральный брак! Из-за него я не знаю, кто я, и приобрел при этом сознание. Он больше всех мне мешает! Он мучает меня"

- И ты его, видно, тоже!

Человек тот, одетый в белое, стоял, все так же скрестив руки, и наблюдал. Лицо его было чрезвычайно раздраженным и презрительным, спокойно-бешеным; свет расплава голова его и глаза отбрасывали так, как это делает медь. Он протянул руки вперед и, пятясь, отступил к кустам. Злого сверкающего взгляда от нас с Яйцом он так и не оторвал. Это, видимо, и был тот самый епископ Герма по прозванию Медный Змий, что пропал без вести в лесу около трех лет назад. Какую-то смутную историю о нем и неудачном едином боге я слышал, но школярам запрещалось ее читать.

"Тащи второго. Больно!"

Я снова вложил руки в трещину. Тот, второй, дрейфовал ко мне, еще сильнее забросив голову назад, и это мешало его скольжению. Я нашел его косу и потянул осторожно, чтобы не покалечить и так, видимо, поврежденную шею. Потом надавил на затылок вниз, выпрямил шею и вытянул его под мышки.

Тот быстро встал, растерянный. Он был одет в темное, вероятно, синее одеяние с какими-то крупными сложными знаками. Длинная черная коса, сломанная шпилька, узкие черные глаза и черная бородка с полосами седины. Он смотрел не на Яйцо, откуда возродился, а в лес, мимо, и в глазах его мерцал смертельный ужас.

- Кто Вы?

"Шах Лун Шапур. Презираю - он использовал меня как растение, как дойную корову - но хотя бы сберег меня. Он был предназначен мне - и так и не пришел, дал себя зарезать". Шах Лун судорожно схватил себя за горло и присел рядом со мной на корточки.

"Не разговаривай с ними, они оба давно мертвы"

- А тогда почему у них есть тела?

"Они мертвы и представляют собою тела. Призраки телесны. Есть и третий, берегись!"

Так: епископ Герма всматривался в Яйцо, Лун уселся понадежнее, спина к спине со мной, и нашел себе опору. Я в третий раз погрузил руки в расплав, но не нашел там ничего более плотного, чем некий воздушный пузырь.

- Там воздух!

"Извлеки!"

- Но я не могу, его не ухватить!

"Убери!"

Я в отчаянии просто и воткнул пальцы в пузырь - вдруг кто-то есть внутри? Тогда этот воздух обволок мне сначала кисть, потом руку до плеча и все тело; от этого касания было очень холодно и вонюче. Перед нами повис тусклый кокон, и был в нем прозрачный блондин, как бы спящий головою вниз. Кокон перевернулся; прорвав оболочку, блондин совершенно спокойно и как-то бессмысленно осмотрелся и исчез.

- Почему?

"Это Пуйхл, бессмертный раб смерти, он не мертв сейчас. Он мне легок, он обо мне ничего не знал - но сейчас знает"

- Пуйхл? Теперь все?

"Да, - самодовольно сказало Яйцо, - мне мешает этот жесткий мир. Мне стыдно и противно происходить от него, там такая путаница!"

- Чего ты хочешь?

"Уйти за его пределы"

- Что за пределами?

"Оставьте меня! Отойдите все! Немедленно!"

Отступил чуть вбок епископ Герма; Луна, поддерживая за плечи, увел я. Я не хотел оставлять Его, а Он не хотел быть со мной.

Все трое смотрели. Лоскутья каменной скорлупы снова ненадолго раскалились и упали наземь. Расплав превратился в свет, сначала золотой, потом - ярко-лазурный и в конце концов белый. Огненный шар медленно поднялся в небеса. Епископ Герма смеялся радостно, а из глаз Луна исчез ужас, он глядел восхищенно и весело.

- Боже, не покидай меня! Не уходи!

- Я слишком легкий!

- Не уходи! Нет!

- Следуй за мною, мальчик! Следуй за мною.

Но куда и как мне следовать?

***