После многих понуканий и команд взводы вышли нехотя из уюта машин под проливной дождь и теперь угрюмо строились.
— Роланд в дряннейшем настроении, — сказал Бриз. — С чего это он такой кусачий?
— Нервы взвинчены, — ответил Кедуорд. — Он чуть не забыл взять карты местности. Хорошо, я напомнил. Почему вы запоздали с построением взвода, Ник? Это обозлило Роланда с самого начала.
— Сержант Пендри замешкался. Он сегодня нездоров.
— Вчера старшина что-то говорил о Пендри, — сказал Бриз. — Что именно, Идуол, не слышали?
— Что сержанту надо в отпуск, — сказал Кедуорд. — Вечно невпопад заводит эти разговоры. Роланд подготовкой к учениям занят, а старик Кадуолладер морочит ему голову.
Гуоткин вскоре вернулся; прозрачная слюдяная крышка его планшета, прикрывающая карту, была вся расцвечена карандашными обозначениями дислокации подразделений.
— Рота обеспечивает поддержку, — сказал он. — Командиры взводов, попрошу поближе — к карте.
Он принялся объяснять нашу задачу, начав с общих принципов, которыми руководится рота поддержки, и затем перейдя к конкретным требованиям момента. Эти две стороны дела сплелись в комплекс распоряжений и соображений, основанный, без сомнения, на здравой военной доктрине, но пропущенный через голову Гуоткина и оттого порядком подзапутанный. Гуоткин, очевидно, загодя штудировал теорию поддержки по «Боевому уставу пехоты». Вдобавок наизусть запомнил выражения, употребленные во время инструктажа командиром батальона: исходный рубеж… места встречи… районы сосредоточения… эшелон «Б»… Исполнение этих различных фаз маневра зависит, конечно, от местности и прочих обстоятельств — короче, во многом отдано на усмотрение низших командиров. Но не так трактовал вещи Гуоткин. Хотя он любил повторять, что ему нужна свобода для собственных тактических ходов, на деле он предпочитал следовать букве учебника и словам старшего офицера. Когда Гуоткин кончил говорить, стало ясно, что роте предстоит проделать все виды маневрирования, какие только мыслимы для групп поддержки.
— Вот так, — сказал Гуоткин. — Вопросы есть?
Вопросов не было — главным образом потому, что трудно было расчленить этот ералаш на отдельные вопросы. Мы сверили ориентиры, сверили часы. Дождь уже перестал. День и теперь хмурился, но потеплело. Когда я вернулся к своему взводу, там шла перебранка — между Сейсом, нашим полууголовником, и Джонсом Д., таскавшим противотанковое ружье. Как всегда, Сейс был, по совести, не прав, хотя формально и прав на этот раз, если только Сейс не лгал, а он, скорее всего, лгал. Препирательство касалось патронной гильзы. В другое время сержант Пендри разобрал бы дело мигом. Но сержант сник, и пришлось мне вершить суд. В итоге обе стороны остались разобижены. Взвод двинулся по открытой местности. Вначале я строго следовал распоряжениям Гуоткина; потом, видя, что мы не поспеваем за взводом Бриза, ускорил продвижение. Но все равно когда ближе к полудню достигли поля, где был намечен сбор роты, то из-за формальностей маневрирования оказалось уже потеряно много времени. Бойцам скомандовали «вольно», затем разрешили прилечь на траву, подостлав плащ-палатки.
— Ждать приказа на месте, — сказал Гуоткин.
Он по-прежнему был в том напряжении, в какое всегда приводила его жажда отличиться. Но повеселел заметно. Он хвалебно отозвался о хитроумии тактической системы, как она изложена в уставе и осуществлена сейчас ротой на практике.
— Уложились минута в минуту, — сказал он.
Отошел не спеша и стал в бинокль оглядывать окрестность.
— Напортачили чертовски, — вполголоса произнес Кедуорд. — Нам бы надо продвинуться еще хоть на милю, чтобы в нужный момент от нас была польза на переднем крае обороны.
Не имея твердых мнений на сей счет, я был, однако, склонен согласиться с Кедуордом. Все перепуталось. Я затруднялся уже разобраться, что происходит и какую роль должна теперь по справедливости играть рота. Хотелось прилечь, как солдаты, и вытянуть ноги, а не стоять, настороженно ожидая гуоткинских приказов и следя за всяческими мелочами. Немного погодя прибыл вестовой и вручил Гуоткину послание.
— Господи боже, — сказал тот, прочтя.
Блин, по-видимому, вышел комом. Гуоткин снял каску, стряхнул капли дождя. Огляделся потерянно.
— Не так получилось, — сокрушенно проговорил он.
— Что именно?
— Поднять и построить людей, — сказал Гуоткин. — Тут пишется, что нам давным-давно пора занять рубеж поддержки.
Нам надлежало находиться вплотную за ротой, в поддержку которой мы были назначены, а мы все еще топтались в нескольких милях от рубежа, выполняя, видимо, очередную предварительную эволюцию в гуоткинском тактическом лабиринте. Кедуорд оказался прав. Нам следовало двигаться быстрее. Гуоткин «напортачил». Теперь он начал спешно отдавать приказы направо и налево. Но тут же прибыл второй вестовой с приказанием Гуоткину не трогать роту с места, а пропустить другую роту, приближавшуюся к нам. Как игроки в гольф, потерявшие свой мяч, мы, расчленив строй, пропустили эту роту. Она проследовала, чтобы выполнить задание, порученное нам. Прошел мимо и взвод под командой Битела. Бител шагал торопливо, весь красный, одышливо хватая воздух ртом. Поравнявшись со мной, он остановился, спросил:
— Таблетки аспирина не найдется?
— К сожалению, нет.
— Забыл прихватить.
— Сочувствую вам.
— Ну да ладно, — сказал он, сдвигая на минуту каску со лба. — Я подумал, может, аспирин помог бы.
Зубы его металлически лязгнули. Он пустился догонять своих солдат, и догнал, когда взвод скрывался уже из виду. Мы продолжали томиться «в готовности», ожидая приказа.
— Можно бойцам опять присесть пока что? — спросил Бриз.
— Нет, — отрезал Гуоткин.
Глубоко униженный случившимся, он стоял молча, нервно поправляя кобуру. Наконец пришел приказ. Роте было велено следовать дорогой — к батальонному командному пункту. Самому Гуоткину предписывалось тотчас явиться к командиру батальона.
— Я весь батальон подвел, — пробормотал Гуоткин, идя к своему джипу.
Того же мнения был и Кедуорд.
— В жизни не видал такого копошенья, — сказал он. — Я не стал выполнять и половины напридуманного Роландом — и то с опозданием вывел взвод. А если бы выполнял все, то не кончили бы за неделю. Не добрались бы и до этого поля, где хоть передохнуть смогли.
Мы зашагали к батальонному КП. Когда я привел туда взвод, день начинал клониться к вечеру. Снова падал дождь. Командный пункт был на лесной поляне, там расположились и походные кухни. Наконец можно будет поесть: солдаты проголодались, да и сам я тоже. Завтрак был ведь в начале шестого, во времени давнопрошедшем. Я почему-то не захватил с собой шоколада — возможно, потому, что трудно уже стало его доставать. Гуоткин ждал нас на поляне. По лицу его было ясно, что командир батальона продрал Гуоткина с песочком. Лицо было мелово-бледное.
— Взвод сейчас же вывести на патрулирование, — сказал он мне.
— Но люди еще не обедали.
— Пусть поторопятся, если хотят успеть перекусить. А вы не успеете. С вами я займусь картой. Взводу предстоит произвести разведку, а затем непрерывно патрулировать. Уж придется вам не евши.
Он, видимо, рад был сорвать на мне свою досаду. Иначе не подчеркнул бы дважды, что мне предстоит голодать до особого распоряжения. Взбучка, заданная начальником, никак не улучшила Гуоткину настроения. Он был растерян и взбешен. У него тряслась рука, когда он водил карандашом по карте.
— Приведете взвод к этому пункту, — сказал он. — Тут будет ваш КП. А здесь — канал. У этого ориентира саперы перебросили канатный мост. Вы лично пересечете канал по мосту и произведете разведку того берега отсюда и до этого места. Затем возвратитесь и будете со взводом вести непрерывное патрулирование, как изложено в боевом уставе, а перед тем пришлете ко мне вот сюда вестового с указанием координат вашего КП. В надлежащее время я прибуду, осмотрю позицию и приму ваш рапорт. Уяснили?
— Да.