Нечто подобное произошло и здесь, посреди разлившейся реки. Женщина, сидевшая на носу лодки, вцепилась в ее край, крича от ужаса, но удар о плот был столь сильным, что она не удержалась и выпала из лодки. Она исчезла в грязноватых волнах, которые катила река, но я тут же настиг ее.

Я не могу сказать, каким образом я умудрился спрыгнуть с лошади, сколько времени мне понадобилось, чтобы снять оружие, извлечь содержимое моих карманов, сбросить пояс вместе со всем, что в нем находилось. Позднее Халеф уверял, что будто бы еще до столкновения я выпрыгнул из седла, очевидно, твердо полагая, что женщина не сумеет удержаться в лодке. Он напрасно пытался меня удержать, но я ничего не помню об этом. Все мое сознание сосредоточилось на одном-единственном событии.

Я точно знаю лишь то, что я схватил женщину рукой и стал тянуть ее вниз, чтобы поднырнуть под лодку и плот. То и другое могло быть опасно для нас.

Вынырнув, я увидел, что нас снесло на значительное расстояние вниз по течению. Я держал женщину за рукав ее тужурки из голубого сукна. Она потеряла сознание, что было мне только на руку. Я уже миновал середину реки и надеялся достичь того берега, не тратя силы в борьбе с волнами. В подобных ситуациях лучше плыть на спине, хотя это плохо тем, что не видно, куда плывешь. Зато этот способ удобнее; так легче плыть с грузом. Я положил женщину так, чтобы голова ее не касалась воды, и доверился волнам.

Поскольку мне пришлось взвалить на себя тело этой несчастной женщины, мой корпус погрузился глубоко в воду. Ноги я держал высоко, поэтому мне с трудом удавалось время от времени поднимать из воды нос и рот, чтобы вдохнуть. К тому же я напрягал все силы, чтобы постепенно приблизиться к берегу.

Это было вовсе не так легко, как могло бы показаться читателю. Берег рассекал речной поток; высокие, длинные волны, отразившись от него, катились к середине реки; мне мало что было видно, а ведь приходилось следить за множеством предметов, плававших вокруг или торчавших из воды. Люди, стоявшие на берегу, побежали вниз по течению, следуя в том же направлении, что и я; их крики сбивали меня с толку. Конечно, они вряд ли могли бежать так же быстро, как я плыл, ведь я несся вперед с головокружительной скоростью. И в этих обстоятельствах я сохранял хладнокровие. Если бы я по ошибке угодил в один из тех многочисленных водоворотов, мимо которых проплывал, если бы я вообще лишь на какой-то момент потерял самообладание, я бы погиб и вместе со мной погибла бы эта женщина. Плыть в одежде плохо даже в спокойной воде, но плыть при таком волнении стихии, держа на себе немалую тяжесть, да еще будучи обутым в такие желанные прежде, но теперь воистину роковые «сапоги от подагры», подаренные мне врачом из Радовиша, — это, конечно, совсем другое дело. Как потом выяснилось, я пробыл в воде вовсе недолго, но время растянулось для меня, словно вечность.

Но вот — наконец, наконец! — мне удалось миновать стремнину, где поток неумолимо уносил меня вперед; преодолел я и водовороты, что возникали там, где находился недавно берег. Теперь я плыл по затопленной прибрежной долине; вода здесь была спокойной, но, к своему изумлению, я никак не мог нащупать дно. Это сбивало меня с толку; всякий раз, когда я пытался достать до земли, ноги уходили все глубже и глубже. Внезапно я услышал, как кто-то крикнул мне:

— Бога ради! Плыви дальше, дальше! Там карьеры. Плыви сюда!

Для возведения железнодорожной насыпи брали землю по соседству, поэтому появились глубокие карьеры, над одним из которых я сейчас проплывал. Я не мог видеть человека, кричавшего мне, ведь вода захлестывала мне глаза, но я догадывался, что он стоял на насыпи, и потому поплыл в его сторону. Насыпь едва выступала из воды; та доходила почти до ее края.

Когда я достиг насыпи, сразу десять, а то и двадцать рук потянулись ко мне и к женщине. Они подняли ее безжизненное тело. Я стал ползком выбираться наверх; мне помогали. Только теперь я почувствовал, что моя одежда весила, наверное, центнер.

Вокруг меня разносилось громкое ликование; только два голоса заходились в плаче. Эти люди думали, что женщина мертва. Я сказал, что захлебнуться она не могла; впрочем, она могла умереть в момент удара о воду. Ее унесли к дощатым хижинам, в которых жили рабочие; их поселок располагался вниз по течению реки.

Послышался стук копыт; он приближался. Трое моих спутников галопом взнеслись на насыпь. Впереди мчался Халеф.

— Сиди, сиди! — крикнул он издали. — Ты жив еще или мертв?

— Я жив! — ответил я. — Я чувствую себя совершенно нормально.

— Да вознесется к Аллаху слава, хвала и благодарность!

Он соскочил с коня, бросился на землю и, сев рядом со мной и схватив мои руки, сказал:

— Как можно было прыгнуть в такую воду! Ты наверняка наглотался ее?

— Да, и она пришлась мне по вкусу почти как пиво, которое мы недавно пили.

— Мне бы не хотелось ее отведать. Аллах, Аллах, как я был напуган, когда ты скрылся в воде! Разве стоило рисковать жизнью из-за этой женщины?

— Конечно! Разве ты бы не рисковал жизнью из-за Ханне, милейшую среди жен и дщерей?

— Да, но одно дело Ханне! А кто эта женщина? Она твоя возлюбленная или сестра? Ты любил ее и готов был взять себе в жены?

— Она человек, и она находилась в смертельной опасности, а я воды не боюсь.

— Река сегодня дурная. Посмотри, как она бесится от того, что отняли жертву, уготованную ей. Я привел тебе Ри, ведь ты не можешь ходить. Влезай на него! Мы поищем местечко, где ты мог бы просушить одежду.

— Где наши ружья и другие вещи?

— Они все у меня. Ружья подвешены там, к седлу.

— А что стало с остальными, сидевшими в лодке?

— Обоих гребцов мы взяли к себе на паром; портной же бросился в воду.

— Он утонул?

— Нет. Шайтан не хочет с ним знаться. Я видел, как он плыл со своей клячей; мы хотим его поискать.

Он снова поднялся и стал высматривать Суэфа. Потом указал куда-то вниз по течению реки:

— Там они оба, он и его лошадь.

Я посмотрел в указанном направлении и разглядел их вдалеке от нас; Суэф держался за хвост лошади, и она плыла, увлекая его за собой. Они находились неподалеку от берега. Действительно, эта кляча дорогого стоила.

— Поехать и дать ему по носу, когда он выберется из воды? — спросил хаджи.

— Нет, он достаточно натерпелся страха. Хватит с него.

— Он один виноват, что тебе пришлось прыгать в воду.

— Это не повод его убивать.

— Он уйдет от нас. Ты же не можешь в таком состоянии мчаться за ним!

— Пусть он едет! Мы еще догоним его.

Оско и Омар тоже, конечно, были очень рады, что водное путешествие, которое вообще не значилось в нашей программе, закончилось так удачно. Нас обступили рабочие; они что-то радостно кричали и звали меня пройти в одну из хижин, где имелась печь, возле которой я мог бы просушить свою одежду. Конечно, это было для меня нужнее всего сейчас. Поэтому я вскочил на коня и поехал назад как раз в тот момент, когда портной достиг берега. Пока мне было все равно, что он там делал.

Мне не пришлось править конем; об этом позаботились рабочие. Они схватили его под уздцы и даже взялись за стремена. Другие шагали впереди, а также рядом со мной и позади меня; меня везли, можно сказать, с триумфом, правда, триумф мой был слегка подмочен: вода стекала с одежды и капала с сапог. Обернувшись, я увидел, как Суэф помчался по полю галопом. Похоже, лошадь и всадник легко отделались.

Халеф видел, куда я смотрю. Он нахмурился и, погрозив всаднику кулаком, сказал:

— Сорная трава долго живет, но что Аллах сотворил, Он же и погубит.

Разгневанный малыш намекал на то, что портной, эта «сорная трава», непременно будет истреблен.

Там, где паром причалил к правому берегу реки, стоял паромщик с тремя своими подручными. Когда он увидел меня, то повысил голос, заговорив почти патетическим тоном:

— Тысячу крат благодарности святым халифам, десять тысяч крат прославлений пророку и сто тысяч крат восхвалений Аллаху всемогущему, ибо они хранили тебя в минуту опасности. Когда я увидел тебя, ныряющего в реку, мое сердце застыло как камень, а душа источала кровавые слезы. Теперь я вижу тебя целым и невредимым, и мой дух ликует и восторгается, ведь ты сдержишь свое слово и дашь нам обещанный бакшиш.