— Тогда я оставлю его у себя, чтобы мы больше не сражались.

— Да. Ты решил его взять себе?

— Я возьму его.

— Куда убежала моя лошадь?

— Она пасется там, наверху, у кустов.

— Тогда я пойду. Эфенди, я рад бы тебе протянуть на прощание руку, но на твоих руках кровь моего брата. Я могу коснуться тебя, лишь чтобы убить. Прощай!

— Прощай!

Он зашагал прочь. Удалившись от нас, он еще раз обернулся и кивнул нам, а затем подошел к лошади и вскочил на нее.

Чекан я храню до сих пор. Кровная месть все еще спит и, пожалуй, не пробудится никогда.

Маленький портной взирал на эту сцену с напряженнейшим вниманием. Казалось, что, несмотря на все мои обещания, он был уверен, что я прикажу убить миридита. Доволен ли он был таким исходом дела или же нет, по выражению его лица было непонятно. Оно не выражало ничего, кроме необычайного изумления.

Халеф был явно недоволен. Ему бы больше понравилось, если бы я приказал всыпать этому человеку полсотни плетей, а потом отпустить. Однако дело даже не в низости подобного наказания; после такой порки мой смертельный враг вдвойне был бы обозлен на меня, в то время как теперь мне уже нечего было его опасаться.

Хаджи не рискнул меня упрекать, поэтому выместил всю досаду на портном:

— Эй ты, хозяин иглы и нитки, чего ты стоишь здесь, уставясь в небо, словно оно дождит верблюдами? Чем ты так удивлен?

— Меня изумил эфенди.

— Меня тоже.

— Он мог бы его убить.

— И тебя тоже!

— Меня? Почему?

— Придет время, скажу, хотя могу тебе и написать это.

— Но если вы убьете меня, вы останетесь без проводника/

— Жаль, конечно!

— И кто знает, что еще случится с вами в пути!

— Ничего! Хуже, чем с тобой, не будет. Ты знаешь здешние законы кровной мести?

— Знаю.

— Верно, что теперь их вражда утихла?

— Верно, конечно, пока чекан не вернут хозяину. Но он обязался удержаться лишь от кровной мести; от всего другого — зарока нет.

— Что ты имеешь в виду?

— Он может, к примеру, напасть на вас, чтобы ограбить и убить. В таком случае он убил бы вас как грабитель, а вовсе не как кровник.

— Аллах велик, но честность ваша ничтожна, — ответствовал Халеф. — Что пользы моему соседу, ежели я поклянусь ему не воровать его тыквы, а сам ближайшей ночью стащу его дыни. Все вы тут мошенники и плуты!

Я прервал его беседу вопросом:

— Как далеко отсюда до Йерсели?

— Всего лишь час езды.

— Мы можем остановиться там, чтобы освежиться. Есть там хане?

— Да, я знаю хозяина.

— И где ты предложишь провести нам ночь?

— В Килиссели; там я тоже знаю хозяина.

— Долго ли туда ехать?

— От Йерсели добрых четыре часа.

— Почему ты выбираешь именно эту деревню?

— Это очень красивое место. Оно лежит в долине Мустафа, где все, что угодно сердцу, очень дешево и имеется в изобилии.

— Далеко ли оттуда до Ускюба?

— Восемь часов.

— Хорошо, остановимся в Килиссели.

Портной поехал впереди, указывая нам дорогу. Казалось, он не волновался за нас. Оско и Омар ехали позади него, а я мог поговорить с Халефом так, чтобы нас не слышали.

— Сиди, — с любопытством спросил Хаджи, — так ты думаешь, что он и есть тот самый Суэф?

Я кивнул; тогда он спросил, подмигнув мне сбоку:

— Так ты сдержишь свое слово о «полусотне»?

— Он получит, что причитается, но не сейчас.

— Он заслужил порядком плетей. Я очень удивился тому, что ты ему столько понаговорил, хотя знаешь, что он наш противник.

— Я сделал это с умыслом.

— Да, у тебя всегда есть умысел. Ты видишь дальше, чем мы, и потому делаешь вид, что доверяешь этому портному. Я бы, наоборот, изо всех сил отхлестал его плеткой и оставил лежать.

— Это пользы бы не принесло. Пока он с нами, нам будет известно все, что замышляют его сообщники, строя нам козни. Сегодня вечером они нападут на нас; они полагают, что уж в этот раз непременно добьются успеха. Сегодня вечером все мы должны быть убиты. Как? Этого я, конечно, не знаю.

— Мы узнаем это.

— Естественно. А поможет нам портной. Надо тайком наблюдать за ним — только чтобы он этого не заметил, а то сразу же насторожится. По его действиям мы наверняка поймем, что произойдет.

— Хорошо, я буду смотреть в оба.

— Я тебя даже попрошу об этом, ведь не могу же я сам со всем управиться. Из-за больной ноги я снова останусь дома. Вам втроем придется следить за всем, что творится на улице. Нам надо знать все: где находятся аладжи, Баруд и остальные, когда и где они переговорят с портным, когда, где и как мы должны быть убиты.

— Сколько же всего надо разузнать, сиди! Значит, и аладжи там будут? Они же поехали через Энгели!

— От Энгели до Килиссели они могут добраться по дороге, ведущей из Истиба в Ускюб. Они будут там раньше нас. Теперь самое главное — найти их логово. Мы, разумеется, пока еще не можем составить какой-то определенный план; вначале надо разузнать местность и понять обстановку. Но прежде всего не спускайте глаз с портного ни на минуту.

— С этого коварного предателя! Он ведь казался таким надежным и честным человеком! С какой же целью он прибыл в эти края, сиди?

— Я думаю, он — особо доверенное лицо Жута. Он выполняет его важное поручение.

— Ладно, мы узнаем это, сиди. Пока мы можем радоваться, что избавились от худшего из наших врагов.

— Ты имеешь в виду миридита?

— Да. Сегодня вечером его уж точно не будет.

— А я думаю, что он наверняка приедет.

— Чтобы помочь аладжи?

— Наоборот, чтобы помочь нам справиться с ними.

— Эх, не верю я в это!

— А я верю. Этот миридит человек храбрый. Он лишь потому стал моим врагом, что пуля, выпущенная мной, случайно попала в его брата; нет, он сражался со мной не ради Жута. Я думаю, теперь он нас зауважал; он с презрением относится к тому, как действуют против нас другие, пытаясь сразить нас коварно, исподтишка. Он помнит, что я даровал ему жизнь. Кому из людей не мила жизнь! Так что, он благодарен нам.

— А других ты тоже стал бы щадить? Может, и они тебе были бы благодарны?

— Нет, все это жалкие негодяи. Будь у них такой же характер, веди они себя так же откровенно, как он, мы бы давно справились с ними. Я уверен, что он вернется и, может быть, его присутствие будет нам полезно.

Как и сказал портной, мы добрались до Йерсели примерно через час. Это была горная деревушка, о которой нечего особо сказать. Мы остановились в хане и немного перекусили: выпили кислого молока с кукурузными лепешками. Лошади были напоены.

Мне бросилось в глаза, что, когда показалась деревушка, портной заторопился, поясняя нам, что якобы должен заказать нам угощение. Халеф взглянул на меня, пожал плечами и спросил:

— Ты знаешь почему?

— Он скажет хозяину, что его надо звать не Суэф, а Африт.

— Я тоже об этом подумал. Но он ведь имел дело и с нашим хозяином в Сбиганци!

— Быть может, там он известен под именем Африт.

— Или хозяин все же был не совсем честен с нами.

— Тоже возможно, но я в это не верю.

Перекусив, мы поехали дальше и вскоре спустились с западного края плато в упомянутую уже долину Мустафа; чтобы пересечь ее вдоль и поперек, требовалось немало часов. Мы миновали плодородные поля, урожай с которых был уже собран, проехали по дороге, что вела из Энгели в Команову, и через четыре часа увидели перед собой Килиссели.

Хотя здешние места выглядели неромантично, было в них что-то очаровательное. Горы исчезли; тем пленительнее казались нам лиственные леса, росшие по обеим сторонам дороги; некоторые из этих деревьев не сбрасывали листву на зиму. Мы миновали великолепные фруктовые плантации, где привольно вызревали южные плоды. Справа и слева тянулись обширные, теперь уже убранные, хлебные поля. Когда мы приблизились к деревне, то увидели огромный рыбный пруд; в его кристально чистой воде отражались деревья раскинувшегося здесь сада. Этот обширный сад примыкал к дому, напоминавшему замок; дом производил впечатление в стране жалких лачуг.