Он усаживается за стол, приглашая присоединиться и ее. Наливает себе вина, ей – любимый джин в бокалы, и, клацнув зажигалкой, зажигает свечи, от чего комната наполняется мягким светом.
- Просто свидание, Круэлла. Наше расставание меня измотало.
- Тебе не понравилась альтернативная реальность, дорогой?
- Нет, - он качает головой из стороны в сторону, - она была прекрасна. Но, к сожалению, слишком поздно пришла ко мне. Если бы можно было совершить это многим раньше, я бы предпочел навеки оставаться в этом сне, где мы были счастливы с Белль. Но теперь… Эта возможность счастья для нас потеряна. Мы не слышим и не чувствуем друг друга больше, Круэлла. Мы оба устали и я не знаю уже, хочу ли я, чтобы все стало лучше, или же меня вполне устраивает то, к чему мы пришли сейчас.
- А от меня? Ты не устал?
Говоря это, она кладет в рот конфету и отпивает немного джина из бокала, совсем чуть-чуть, чтобы почувствовать его вкус на кончике языка.
- От тебя невозможно устать, Круэлла. Во всяком случае, мне.
Порхнув ресницами, Круэлла продолжает свой расспрос, ловя возможность, пока ей позволено делать это.
- Как ты понял, что реальность изменилась, дорогой? Никто больше ничего не помнит. Мы стерли воспоминания.
- Очень просто. Я слишком хорошо помню, как однажды мы попрощались с Корой и знаю, что она ни за что бы не вернулась ко мне. Эта женщина вырвала себе сердце вовсе не для того, чтобы потом рассказывать мне о любви. Я долгие годы безнадежно ждал этих слов от нее, поэтому ни за что бы не поверил, что она способна мне их сказать сейчас. Я кое-что проверил по своим книгам и оказалось, что мы живем в немного другом Сторибруке, где все с ног на голову. - Прости – она улыбается, - я думала, мы будем там вместе и счастливы. Я хотела этого. Такой у нас был уговор. Но чертов герой Генри написал какую-то чушь. Представляешь, мне пришлось провести невыносимо скучный вечер с Айзеком. Этот писака в том мире прославился и даже взял мою фамилию. Выдумывает ганстерские романы о двух влюбленных злодеях. Люди всегда любят историю Бони и Клайда, черт возьми. Я думала, мой разум окончательно помутиться. С трудом убежала от него. А ты? Что ты делал в мечтах, дорогой?
Он касается бокалом ее стакана, пригубив вино снова и мягко улыбается:
- Был героем. Сражался на мечах. Из меня, между прочим, даже вышел отличный образчик благородства, милая. Но Коре это не очень нравилось.
Его рука накрывает ее ладонь, нежно поглаживая пальцы:
- Я очень скучал по тебе, Круэлла.
- Да, дорогой. Именно поэтому ты ничего не сделал, когда я пришла к тебе. Был, вероятно, весьма счастлив со своей Корой. Щедро платил своей служанке Белль. Не сомневаюсь, ты был прекрасным начальником, дорогой. Хорошо ее трахал?
Круэлла знает, что не должна задавать ему этот вопрос и ставить его в неловкое положение. Тем более, он не был виновен в произошедшем. Но теперь, когда оказалось, что в момент ее прихода к нему, в то время, как она жестоко страдала от оплошности малолетнего говнюка Генри, он все помнил и понимал, она просто не могла сдержаться. В ее голосе звучит обида. И – к чему скрывать – она безмерно ревнует Румпеля. Он говорит ей, что скучал, и тем не менее, это вовсе не помешало ему трахать Кору и вполне возможно, водить шашни с Белль.
- Нет, дорогая. Только Кору. Но тогда я еще только начал подозревать, что что-то происходит. Твой приход усилил подозрения. Надеюсь, ты не обижаешься, что выгнал тебя из лавки тогда, мне нужно было во всем окончательно убедиться. - Я почувствовала себя бездомной псиной, дорогой – возмущению Де Виль нет предела и она гневно выдует воздух из ноздрей.
В руках Круэлла уже комкает салфетку, готовясь запустить ею в любовника при случае. Мерзкий, чертов Крокодил, заставил ее так страдать! Ух, когда-нибудь она точно убьет его!
- Прости – он пожимает плечами, говоря почти с мальчишеской беззаботностью и кладя в рот кусок салата, - мне нужно было, чтобы ты сама поняла свою ошибку. К тому же, признайся я тебе во всем тогда, мы бы были счастливы понарошку, а у меня нет таких намерений, дорогуша. Надеюсь, ты не слишком мучилась, когда пыталась переубедить моего упрямого внука вернуть все как раньше. Я видел, ты горишь желанием прихлопнуть Генри.
- Ты еще и следил за мной?
- Естественно – торжественно кивает Румпель.
И в него тут же летит салфетка. От вилки он уклоняется. Нож падает в сантиметре от его лица. Вылитое содержимое ее бокала портит дизайнерский пиджак.
В следующую минуту он подхватывает на руки протестующую и возмущающуюся Де Виль, ринувшуюся колотить его, и хватает в плен ее руки, накрывая их ладонью. Круэлла извивается в его объятьях, как змея, кусает ему губу, когда он наклоняется, чтобы поцеловать ее, и Румпель лишь посмеивается, выслушивая какой он сволочь, подонок, ублюдок и негодяй.
Бушующая мисс Де Виль отпущена из его объятий только в спальне, чтобы тут же попасть в новый, еще более сладкий плен его поцелуев. Оставив дорожку на ее шее и на коже предплечий и скользя руками по бедрам любовницы, Голд незлобно интересуется, как бы между прочим:
- Интересно, дорогуша, а злилась бы так же, поступи так с тобой другой, ничего не значащий для тебя мужчина?
На мгновение он останавливается, чтобы посмотреть ей в глаза, но начинает почти бессознательно играть с ее волосами, накручивая пряди себе на палец. Черно-белые волосы оказались на удивление мягкими.
Круэлла смотрит на него, расширенными от удивления и возбуждения глазами, укутывая дрожащим, воспаленным дыханием. Потом подносит руку к его щеке, мягко касаясь кожи кончиками пальцев.
- Какая чудесная кожа. Так и хочется содрать ее, дорогой!
- Не вздумай – он серьезен, потому что знает, что эта чокнутая женщина действительно может такое сделать, но ни на миг не перестает гладить ее бедра, хрупкую талию сквозь платье и покрывать шею легкой дорожкой из поцелуев. Она действительно невероятно красива сегодня. Такая сдержанная, без всех этих своих кричащих платьев. Такая волшебная.
Круэлла склоняется к его губам, кратко целуя.
- Пообещай, что это навсегда, Румпель. Что больше ты никогда не будешь от меня бегать. Не убегай, дорогой! Не беги от меня!
- Обещаю.
- Поклянись! – это звучит почти как приказ.
- Клянусь.
Она удовлетворенно кивает. Подушечками пальцев исследуя его небритые щеки, она внимательно смотрит на него, заглядывает в глаза. Ласкает его лицо, борясь с желанием содрать эту мягкую, удивительно нежную кожу. Только теперь до нее доходит, что все это время шарф висел у нее на шее, едва касаясь плечей.
Она осторожно выскальзывает из туфель, и, улыбаясь, повязывает его Голду на глаза. Шейный платок стал элементом любовной игры. О, она умеет и не такое!
- Снова твои штучки, дорогуша? – притворно-ворчливо спрашивает ее любовник, кусая ей мизинец. – Нельзя ли без них?
Круэлла медленно качает головой с улыбкой хищника перед прыжком.
- Невозможно, дорогой.
Щекочущая ткань платка накрывает ему глаза и скоро Румпель погружается в мир, полный красного и погруженный в аромат Круэллы Де Виль. Он может только чувствовать ее губы и гадать, что она задумала. Когда ее рука расстегивает ширинку его брюк, он ахает, но не от изумления, а от того, что ее язык ныряет в пах, мгновенно атакуя. Это тоже впервые, и это восхитительно. Он никогда не сомневался, что она это замечательно умеет, хоть не желает даже знать, где она этому научилась. Ее холодные губы распаляются, язык настойчиво гуляет у него в паху, пальцы ласкают промежность, а когда она срывает с него брюки вместе с трусами, не спрашивая разрешения ныряя в промежность, он разом выдувает весь воздух, содержащийся в легких. Боже, как же она восхитительно хороша, чертова пушистая психопатка! Ее рот так же прекрасно- ядовит, как она сама, она целует его с такой жадностью, что готова съесть. Поэтому он кончает быстро и до неприличия громко, чувствуя ритм бешено бьющегося сердца, и выпуская наружу сладкий стон.