Когда все заканчивается, Круэлла поднимается, мягко толкая его на постель и залезает сверху, пригвоздив его руки к подушке своими горячими ладонями. Нетерпеливо расстегивая рубашку, она целует кожу по миллиметру, ласково касаясь каждой родинки. Румпель ерзает. Ему нравится играть с ней, но не одна женщина никогда даже не пыталась доминировать над ним. Тем более, в постели. Он нервничает, потому что лишен возможности видеть сейчас, и понятия не имеет, что у Круэллы в голове. От этой пушистой психопатки можно ожидать чего-угодно. Она склоняется над его лицом и, коротко коснувшись губ, шепчет:

- Я хочу, чтобы ты чувствовал меня, Румпель. Учись этому. Чувствуй.

Де Виль начинает двигаться на нем, раскачиваясь из стороны в сторону, сначала медленно, потом постепенно наращивая темп и целуя его с таким жаром, что у него не хватает дыхания, и он вынужден набирает его в легкие короткими рывками. Он чувствует. Каждую ее клеточку, все ее изгибы, торчащие под тканью соски, острые коленки, цепкие пальцы. Он чувствует паззл под названием Круэлла и жар, в котором они оба сгорают и сладость ее довольного стона над ухом, и бешеный стук собственного сердца. Он чувствует все.

И когда уже с рассветом он не спеша поглаживает рукой теплую кожу на ее спине, и осторожно массирует маленькие коленки, незакрытые тонкой тканью одеяла, когда первые лучи света бьют ему в лицо, а он слушает ее ровное, сонное дыхание, впервые за долгие месяцы он счастлив. Голду вовсе не хочется, чтобы это утро начиналось, равно как и вставать с постели. Он жалеет, что они с Круэллой не могут, увы, очутиться сейчас на острове, где не было никого из людей больше, кроме них самих, и ничего, хоть отдаленно напоминающего цивилизацию. Он счастлив.

Круэлла переворачивается со спины на бок, вытягивает вперед руку, почти бессознательно лаская его лицо, и просыпается, удивленно осматриваясь, кажется, не в силах поверить, что все это реально.

- Доброе утро! – говорит он, дабы развеять ее сомнения.

- Да ладно? – она смотрит на него, медленно качая головой, все еще изумленная этой радостью, а потом начинает счастливо хохотать, как девчонка.

Румпель приподнимается на локте, запуская пальцы в ее волосы и играя с ними. Ему нравится это. И это тоже.

- О черт! – заливчато хохочет Круэлла, когда он прижимает ее к себе, коротко целуя в висок.

Она проводит рукой по его груди, балуется с завитками на его груди, осторожно целует скулы и щеки, и смотрит на него так, как, кажется, никогда не смотрел никто на свете.

Румпель берет в свою руку ее запястье, подносит его к губам и…

Он отскакивает, как чумной, не в силах поверить в увиденное. Смотрит на свое запястье, качая головой, подтягивает под себя колени и, зарываясь в подушку, стонет:

- Нет, нет, нет, черт возьми, нет, только не это, только не сейчас, нет!

Он испугал Круэллу, та молча открыла рот, изумленная странными переменами в нем, и хмурит лоб, не в силах поверить причину ее метаний. Она смотрит на свое запястье, следуя примеру любовника, и недоуменно пожимает плечами:

- Что это, дорогой?

Румпель бросает на нее короткий мрачный взгляд:

- Ничего хорошего.

========== Глава 39. Черные метки ==========

Руки Голда судорожно сжимают руль, и хруст пальцев не сулит ничего хорошего. Он так мчит по городу, что Круэлла с трудом различает его рисунок в окне. Она волнуется. Черная метка на ее запястье чешется и болит. А еще печет так, будто она ее обожгла. Круэлла могла бы и не спрашивать Голда ни о чем, понимая, что этот дурной знак сам по себе уже не сулит ничего доброго, особенно когда не дает покоя своим зудом и жжением. Но она все же была не настолько сильна в магии и никогда не сталкивалась ни с чем подобным на своем веку, чтобы догадаться о том, что все это значит, и что стало причиной его сильнейшего волнения. Ей не нравится его бешенство, его нервозность и то, что, кажется, он просто сошел с ума.

И ей не нравится как он ведет. Даже она сама, лихой водитель, никогда не водила так отчаянно. Она осторожно склоняется к нему ближе, насколько это позволяет расстояние от пассажирского до водительского сиденья:

- Может объяснишь, дорогой, что происходит?

- Тебе это надо?

- Ну я не люблю быть не осведомленной, знаешь ли.

- Нас отметили смертельной меткой, дорогуша – нехотя, сквозь зубы, бросает он.

- Кто?

- Это может сделать только Темный. Я ставлю на пирата.

О, далматинцы покойной матери. Круэлла вспомнила – как вовремя! – что Свон предупреждала ее о чем-то таком. Будто бы ее зарвавшийся любовничек намерен вызвать в город всех Темных и стереть его в порошок. Но она тогда не особо придала значения ее словам. Ей было откровенно не до Эммы и ее страданий, а зря. Возможно, приди она к Темному сразу за помощью, сейчас бы была чистенькая, без дурацких, сделанных без спроса, татуировок.

- И что это значит, дорогой?

Он не ответил, но Круэлла и так в состоянии догадаться. От обезумевшего Киллиана Джонса ничего хорошего ждать точно не приходится. Она смотрит в окно, где только и мелькают, что верхушки слегка уже пожелтевших деревьев. Чувствуя, что он не похвалит ее за молчание, Круэлла набирает в легкие больше воздуха, и выдает на-гора одним дыханием:

- Свон рассказывала мне, что Крюк собирается вызвать всех Темных. Спрашивала, знаешь ли ты, как можно его остановить. Но мы тогда с тобой не разговаривали, и я отмахнулась от нее. Да и к тому же, у нас были куда более серьезные проблемы: разгребать последствия другой реальности. О черт, если бы я тогда не сглупила, возможно, этого можно было бы избежать.

Он качает головой из стороны в сторону словно болванчик:

- Это уже не важно. Да и никто бы не смог остановить Джонса. Даже я.

- Это почему еще, дорогой? – Круэлла с подозрением покосилась на любовника.

Она почти привыкла к тому, что Румпель если не всесилен, то очень близок к этому, особенно сейчас, когда у него в руках почти абсолютная власть всех Темных, и слышать от него подобные слова было не просто неожиданно, но и очень обидно. Если уж величайший Темный маг с таким опытом опустил руки, то она должна, кажется, просто сброситься со скалы, что ли? Умирать в планы Де Виль не входило вовсе. Один раз она уже это сделала. Ей не понравилось.

- Потому что он стал Темным совсем недавно. Для того, чтобы остановить его, нужно убить. Свон и вся эта героическая компашка ни за что на свете не дадут сделать этого. Он ведь теперь с ними, в их клубе неприкосновенных, Круэлла. А сама она капитана никогда в жизни не убьет. Так что выход только один – сдаться. Мы все умрем, дорогая, прости.

- И куда мы едем в таком случае? – Круэлла нервно дернула плечами. – В твою лавку за деньгами на похороны? Или к тебе домой, выбирать костюм, в котором ты будешь лежать в гробу, дорогой?

- В мою лавку, да, но не за деньгами. Я просто хочу выпить зелье, чтобы метка не так зудела. Облегчить наши предсмертные страдания, насколько это возможно, дорогуша.

Круэлла фыркает, как лошадь. Ох, она сейчас так зла, что сама готова разгромить этот проклятый город, вечно угрожающий ей смертью, без помощи чокнутого Темного! Она зла на себя, на Киллиана Джонса, на свою убийцу Эмму Свон, на всю эту компанию идиотов, но больше всего она теперь зла на Румпеля.