Голд по-прежнему в зале, а Круэлла мечется, словно идиотка, расхаживая туда-сюда под окнами, и проклиная в миллиардный раз мгновение их с Румпом знакомства.

Будь он сотни раз проклят за то, что смеет так унижать ее – аристократку, Королеву Тьмы, Круэллу Де Виль!

Рыча от злобы при виде вполне мирно беседующих Белль и Румпеля в отражении стекла, она направляется к припаркованной кое-как машине. К черту любовь. К черту Голда. К черту этот проклятый вечер, ничего изначально не указывало, что он будет счастливым.

Рванув дверь так, что едва ее не оторвала, Де Виль садится в машину, пытаясь завести мотор и издает стон просто мученической боли, когда это не удается ни с первого, ни со второго, ни с третьего, ни даже с четвертого раза. Для полного счастья только этого не хватало, да! Дерганье рычага и всех возможных двигателей ничего не дало и Круэлла что было сил лупит кулаком по рулю.

- Ну, чертова железяка, давай, добей меня, сломайся еще и ты!

Хреновая из нее вышла Золушка, а счастливый праздник обернулся похоронно-грустным. Ну, все как всегда, одни обломы. Ничего нового.

Бросив взгляд на дверь, она замечает одиноко и бодро шагающего Румпеля, преодолевающего по три ступени лестницы вприпрыжку. Круэлла стискивает зубы, но все равно издает рычание, пожалуй, куда более грозное, чем у самых свирепых мамочкиных далматинцев. Ну сейчас она ему задаст! Руки просто чешутся разукрасить эту самодовольную рожу и Круэлла наготове сжимает их в кулаки. Ничего не подозревающий Румпель попадает под атаку ее рук, ног и зонтика, который, вероятно, захватила Свон. Надо будет поблагодарить Спасительницу, в перерывах между ударами думает она.

- Ублюдок, урод, мерзкая, гадкая скотина, чтоб ты сдох, тварь!

Комплименты сыплются на Румпеля так же щедро, как льется вино из рога изобилия, и он только лишь закрывается, слабо сопротивляясь ее кипящей ярости.

Но вдруг посреди атаки он крепко прижимает противящуюся изо всех сил Де Виль к себе, так, что она снова ощущает жар его дыхания, и, с особой лаской проведя пальцем по щеке, откинув выбившуюся из прически прядь волос, произносит с улыбкой:

- Круэлла! Какая ты сегодня восхитительно, волшебно красивая!

Она оторопело смотрит на него, тут же забыв как дышать, и в голову закрадываются подозрения, что даже этот отвратительный вечер, проведенный на чужом празднике по-прежнему можно спасти и даже осматривается в поисках другой женщины, потому что попросту не может поверить, что он сказал это именно ей.

Сомнения сменяются почти абсолютной уверенностью, когда Голд склоняется к ее шее, медленно целуя каждую родинку, рассыпавшуюся мелким бисером по ней.

- Поехали!

- Куда? – стонет она ему в рот, хотя в общем, ей наплевать. Она сейчас согласна отправиться даже в заснеженную Сибирь, если он это имеет в виду.

- Туда, где нам будет хорошо, Круэлла.

О небеса, куда угодно! Она нетерпеливо ерзает, когда он осторожно отстраняется от ее талии, но только лишь за тем, чтобы ласкать лицо, как несколько секунд назад, только проникновеннее. Несколько секунд он внимательно смотрит на нее, как будто заглядывая ей в душу, потом вдруг шепчет, горячими губами едва касаясь ее губ:

- Однажды ты попросила меня перестать бежать от тебя, Круэлла. Ты была права. Я – чертов трус. Я столько лет напрасно убегал от тебя, потому что боялся в тебе захлебнуться. Но я никогда не пробовал купаться в тебе. Теперь хочу попробовать. Давай вместе.

Он заводит мотор, повторяя свое «Поехали!» и Круэлла, распластавшаяся на пассажирском сиденье, где очутилась черт знает каким образом, молча кивает.

========== Глава 38. Тьма в городе ==========

Киллиан Джонс раздавил сердце Мерлина. Вот и все. Волшебником он оказался фиговым, а его сердце ничем не отличается от сердца обычных плебеев, каковыми были все жители этого городишка. Только не он, Киллиан Джонс, бесстрашный Капитан Крюк. Он так много повидал и испытал так много, знает пьянящее чувство свободы и сладкое ощущение власти. Он был счастлив, когда не боролся с Тьмой, а любил ее. Сегодня любить Тьму станет абсолютно реально. Сегодня он сделает, возможно, самое великое дело своей жизни и даже несколько армий бесстрашных героев его не остановит.

Кипящее зелье набрало силы и он чувствует его жар. Его руки горят от жаркого пламени и он лишь сладостно улыбается. Это – зелье его победы, не иначе.

В коридоре он чувствует чьи-то шаги – неуверенные, робкие. Крохотные. Кто-то его сильно боится и правильно делает.

- Киллиан!

Темный поднимает голову. Свон. Стоит рядом, в нескольких шагах от котла, и смотрит на него – теперь уже не с мольбой, а с плохо скрываемым отчуждением.

Она раздражена. Девочка Эмма разозлилась.

Крюк усмехается.

- Свон!

Она подходит, кусая губы и хмуря брови – злая, как черт. Небось, намерена его уничтожить. Храбрая. Маленькая. Спасительница. Он лишь иронично ухмыляется, когда она пронзает его очередным гневным взглядом. Возможно, будучи жалким пиратишкой, он и боялся ее гнева, но только не теперь, когда у него в руках такая огромная власть, что даже сотня таких же разъяренных женщин его не спасет.

- Что, любовь моя? Решила присоединиться к темному пиру?

Воспаленный взгляд из-под лба выдает обратное. Крюк смотрит на нее, видя еще сильнее проступившие круги под глазами, и вдруг в сердце шевелиться уже почти позабытое чувство. Что-то больно екнуло в груди и он думает, что она так долго не спала и так вымоталась. Что, наверное, она сходила с ума все это время, пытаясь бороться не только за себя, но и за него, ведь он, бесстрашный моряк, мужчина, посмел сдастся. Что все это время она соревновалась с Тьмой за его сердце и Тьма победила только потому, что он, Киллиан Джонс, так решил. Он нерешительно сжимает и разжимает пальцы в кулак, понимая, как отчаянно долго он не обнимал ее, не прижимал ее к себе и не вдыхал ее волшебного запаха, не целовал волос и покрытой родинками шеи. Это ужасно и в душе Киллиана звенит болью лишь одна мысль: как же он мог жить без нее, своей родной Эммы, так долго? Но все это продолжается только одно мгновение – последнее, когда храбрый рыцарь и обычный человек Киллиан Джонс пытается бороться со своей стороной. В следующее мгновение зло в нем окончательно победило, растворяя когда-то любящее сердце, словно сахар на дне стакана, и погружая душу в черный, непроглядный мрак.

Губы его тот час же сложились в подобие улыбки, слишком жестокой, чтобы ее таковой называть, а холодная сталь в глазах стала непроницаемой. Вскинув голову, он повторяет свой вопрос, будто приглашая ее присоединиться:

- Так что, Свон? Побудешь гостьей на нашем празднике?

Она внимательно смотрит на него. Присмотрись он к ее взгляду теперь, давно бы уже понял, что это последний, прощальный взгляд, во время которой отчаявшаяся женщина мысленно шепчет последнее прости тому, кого страстно любила и кого не смогла удержать. Но Киллиан Джонс больше не видит таких глупых деталей и не намерен тратить на них свое время. У него есть дела куда важнее.