Она пробует еду с величайшей осторожностью. Уж не вздумал ли хитрый Крокодил ее отравить? Пусть он больше и не Темный, но ожидать от него по-прежнему можно что угодно.

- Это всего лишь салат, Круэлла – иронично замечает он, раскусив ее.

- Мало ли – очаровательно улыбнувшись, пожимает плечами она.

Но, похоже, это и вправду обычный салат. И вкусное вино.

Круэлла медленно качает головой из стороны в сторону, не в силах поверить в происходящее, все еще будучи не в состоянии отойти от изумления.

- Что такое? – спрашивает волшебник, прекрасно зная ответ.

- И что, у нас настоящее свидание, дорогой?

- Похоже на то.

Удивленный вздох так и остается в ее легких, застывая в складках губ. Румпель спокоен и совершенно благожелателен, и, кажется, Круэлла почти близка к тому, чтобы поверить во все это. Чтобы поверить ему.

Тоже впервые в жизни.

Круэлла ест мало, совсем крошечными порциями, принюхиваясь, и Румпель, конечно, это заметил:

- Я не пытаюсь тебя отравить или убить, дорогуша, спокойно – благожелательно произносит он.

Даже если он сто раз это повторит, разве она может поверить? Нет.

- Ты пытался сделать это все время, что мы с тобой знакомы – замечает она просто как констатацию факта, без тени злобы или агрессии.

- Да, верно. Но времена изменились.

Круэлла качает головой. Она не ест. Не может есть.

- Да что такое, дорогуша? – изумленно произносит Голд.

- В чем подвох, дорогой?

- Нет никакого подвоха – беззлобно отвечает он, пожимая плечами. – Просто романтический ужин. И все.

- Ни за что не поверю – упрямится Круэлла. – Что тебе от меня нужно? Всякий раз, когда ты появляешься весь такой галантный, я знаю, что у тебя на меня планы. Что тебе в этот раз понадобилось?

Румпель тихонько смеется. Один рывок – и она уже сидит у него на коленях, а теплая рука обнимает ее за талию. Коротко чмокнув ее в затылок, Румпель с хитрой улыбкой произносит:

- Ничего не нужно, дорогая Круэлла. Только чтобы ты провела со мной этот замечательный вечер. Можешь считать, это мой каприз.

Опять новинка. Обычно в понятие его капризов входило достать какую-то волшебную штуку, или надрать кому-то зад, или распугать полгорода. Но чтоб ужин – нет, это впервые.

Круэлле очень хочется ему поверить, но многолетнее знакомство с ним научило ее иному. Посмотрев на него, она произносит, отчеканивая:

- Я тебе не верю.

- Попробуй поверить, дорогуша.

Она выпускает из легких уставший вздох. Ладно, она потом разберется, чего он хочет, а пока – можно позволить себе насладиться вечером. Довольно не смело, как для себя, Де Виль запускает пальцы в его волосы, начиная играть с ними.

Румпель не сопротивляется, только ласково гладит ее ладонь пальцами.

- Расскажи мне о себе, Круэлла! – просит он, ставя ее в тупик.

Что ему рассказать? Чего он хочет? Ей толком и рассказать нечего, кроме того, что ухойдокала парочку папашек, и окрутила несколько богатеньких идиотов. Что ему нужно?

- Я не понимаю – качает головой Круэлла.

- Расскажи мне, что ты любишь. Что тебе нравится. Такие простые вещи. Я же ничего о тебе не знаю, хоть знаю тебя так давно.

- Ты сам виноват, что не узнал, дорогой – с упреком заметила она.

- Да, не спорю. Тогда расскажи мне о себе. Я хочу узнать теперь.

Круэлла отворачивается, несколько минут тупо пялясь в окно. Если бы она сама знала, что ей нравится…

- Ну… Убивать. Мне действительно нравится убивать. Ты убиваешь и смотришь на то, как в глазах твоей жертвы застывает ужас. И все время думала раньше: что там, за чертой, за гранью? Но там ужасная скука, дорогой. Я разочарована.

- Я знаю, что тебе нравится убивать, Круэлла. Но я спрашиваю о твоих человеческих увлечениях. Какую еду ты ешь, какую музыку слушаешь. Расскажи мне, пожалуйста. Мне кажется, время пришло. Я знаю тебя, как злодейку. Теперь хочу узнать, как женщину.

Сердце колотится в груди, как безумное. Это просто невероятно. Он интересуется ею. Не универсальной злодейкой. Не отцеубийцей. А тем человеческим, что еще осталось в ней. И это – тоже в первый раз.

Он поставил ее в тупик. Круэлла беспокойно смотрит на него, заглядывая в глаза. Она уже почти забыла все то, что любила когда-то. Годы злодеяний и жесткость, сочащаяся из ее сердца, уничтожила в ней последние человеческие слабости. Испепелила их.

Круэлла закрыла глаза, переносясь мысленно в то далекое прошлое, которое она проводила в материнском доме, как в клетке, знать не зная о магии и волшебстве. Улыбка змеей ползет по ее губам, когда она вспоминает:

- Когда я была маленькой, за углом нашего дома был магазин, где продавали очень вкусное имбирное печенье и яблочный пирог. Я их очень любила, но мама не разрешала мне их есть. Говорила, что я ужасно себя веду. Поэтому мне приходилось их красть. Еще мне нравилась Марлен Дитрих в юности. Немецкая актриса, известная в Голливуде. У нее были такие изумительно острые скулы и хриплый голос. Я тогда курила еще более крепкие сигареты, чем теперь, чтобы мой голос был похож на ее.

Румпель хохочет, и Круэлла тоже улыбается. Давно уже ей не было так легко на душе. Она уже думала, такого не случится больше с ней. Похоронила это в себе.

- Ох, да! Мне еще нравится блюз. И джаз. В клубе «Мюррей», где я иногда танцевала, конечно, уже после смерти мамочки, играли замечательные музыканты. Одно удовольствие было их слушать, знаешь? Я вообще люблю музыку. Она такая громкая, красивая. Ты только вдумайся – из миллиардов звуков получается шикарная мелодия. Разве это не чудо?

Она тараторит, как трещотка, и останавливает ее только мягкий поцелуй Румпеля, сладким медом разлившийся по губам.

Когда она поворачивает голову, чтобы увидеть, какое чудо еще сотворили только что щелкнувшие пальцы, заливчасто хохочет. И жадно начинает поедать имбирное печенье и яблочный пирог. В приемнике поет Марлен Дитрих.

Круэлла не смеялась так тысячу лет. Она вообще забыла, как это – смеяться.

Румпель осторожно берет ее за руку, облизывая сладкие пальцы и прожевывая крошки, и увлекает ее за собой на импровизированный танцпол.

- Погоди, дорогой, я ведь ем! – она торопливо хватает сладости и кладет их в рот, почти не прожевывая. Дурацкое детское воспоминание, как ее лишали и этой радости и мать, которая бьет по рукам за желание полакомиться любимыми сладостями, дают о себе знать. Вся ее жизнь – борьба с матерью. Даже после смерти последней.

Румпель очень осторожно кладет свою ладонь на ее руку, вытирая крошки салфеткой и коротко целует ее в губы:

- Круэлла! Никто не заберет у тебя печенье, не волнуйся. Пойдем потанцуем, а потом вновь вернемся к трапезе.

Она бросает на него полный сомнения взгляд. Потом выдыхает сердито:

- Черт. Я – большая девочка, которая никак не может заставить себя оторваться от дурацкого имбирного печенья, дорогой – ей стыдно и она хотела бы сейчас спрятать лицо в складках шубы, да вот только на ней роскошное легкое платье – его подарок. – Прости. Ты понимаешь, что это значит? Мне очень стыдно.