Но он не может дальше отрицать, что теперь их отношения стали попросту чудовищными. Два одиночества, уставших друг от друга, рано или поздно срывают маски, и тогда становится не до смеха.

Он допивает давно остывший кофе, ставя чашку на край стола. Плевать, что она может разбиться. То, что когда-то было символом их любви, умерло вместе с любовью. Этого нет, и если чашка будет не просто надтрестнута, но разбита – он не растроится. Погрустит о прошлом, возможно, подумает о том, что будущее вновь заволочено черной дымкой. Не более.

Его пальцы озябли, он, конечно, подбросил дров в камин, но это плохо помогает. Холод атакует его, как враг – внезапно, целеустремленно, и явно пойдет до конца, стремясь сжить его со свету. Этот холод поселился на кончиках пальцев, терзает суставы, и лезет в голову, как черная мысль. Это холод ушедшего прошлого.

Когда Белль появляется в столовой с тарелкой ароматных булочек в руках, он, конечно, улыбается – не жене, нет, а призраку их любви, что все еще летает по комнате, но возможности поймать его, кажется, больше нет. Только Белль не заслужила знать это, она слишком мила, слишком добра и слишком многое пережила из-за него. Он не может позволить себе поступить так с нею. Ее чистые, голубые глаза смотрят так доверчиво и открыто, что он не может не почувствовать свою вину за то, что так холоден с нею, что в душу его залезла и не отпускает ядовитая любовь к ядовитой женщине. Что сколько бы он не гнал эту любовь, она все равно не уходит, возвращается каждый раз с новыми силами и атакует все с большей яростью. Запах Круэллы, ее едкий вкус и аромат ее сигарет витают в воздухе, бесстыдная игра ее языка отпечаталась у него на зубах. Румпель помнит ее вкус, бесстыжий взгляд, которым она всякий раз при встрече пожирала его, невыносимо ядовитый аромат ее духов, и ледяное касание ее пальцев. Он погружается в нее, как в воду, заброшенный в свою боль с нею, и отданный на растерзание одиночеству, когда рядом Белль. Белль больше не согревает, не может приносить радость, и тепло его улыбки стало для него маяком – далеким и призрачным.

Но ведь они актеры и нужно уметь играть свою роль. Хоть сотню раз на бис. Даже когда она смертельно осточертела.

Поэтому Румпель встречает милую Белль с улыбкой, готовясь отведать стряпню, что она приготовила, и не сомневаясь – это вкусно. Только вот вкуса он больше не чувствует совсем.

Белль прошла к столу и садится. Милая, милая девочка, всегда немного горбится, всегда держит руки на столе, в то время, как спина Де Виль напоминает идеально ровную, натянутую струну, она будто опасается, что если позволит себе расслабиться, получит удар по позвоночнику, она сидит так, словно удерживает на хребте кипяток, отчаянно пытается его удержать. Ведь он знает Круэллу до мелочей, знает, как самого себя, и ему вовсе не надо вспоминать о том, какая она, чтобы представить ее сидящей подле него теперь. Руки ее, тонкие, как ветви деревьев, всегда на коленях, он почти никогда не видел острых, торчащих локтей, потому что она считает это не приличным – такая бунтарка подвергает себя дурацким правилам этикета, а все материно воспитание.

Румпелю стоит огромных усилий, чтобы понять, что перед ним не Круэлла, а его жена, Белль, и что это именно Белль смотрит на него с той отчаянной мольбой во взгляде, которая просит не просто о нежности, но о любви – о том, чего он, кажется, дать ей уже не способен. Потому что он слишком устал от этого.

Пришлось совершить над собою титанические усилия, чтобы напомнить себе, что его дорогая, милая, нежная Белль такого не заслужила, Поэтому он только улыбается ей, смотря на нее теперь не с мужской, не с супружеской, а почти с отеческой нежностью. Конечно, она приготовила вкусный ужин, конечно, пирожки и пончики в ее исполнении все так же вкусны, как и всегда, и чего бы он не отдал, чтобы и в их отношения вернулось прежнее тепло.

Он заставляет себя есть, а во рту, вместо сладости булочек – едкий дым сигарет Круэллы. Он пьет чай с лимоном, а мечтает о крепком кофе, на кухне, рядом с Де Виль. Круэлла везде. Круэлла повсюду, и лай собак вызывает дикое желание поскорее заткнуть уши и забыть обо всем на свете.

Белль смотрит на него с сочувствием, в другой раз он бы взорвался, ведь так уже было однажды, в ту пору, когда она была только его служанкой, но теперь ему хочется не просто эмоционально отреагировать – убить ее. Такой жалости в ее глазах сейчас он простить не может. Она не любуется им, нет, она просто пожирает его сочувственным взглядом, как инвалида, которому осталось жить несколько часов, но он этого попросту не вытерпит. - Что? – настороженно спрашивает Румпель, ставя тарелку, с которой потянулся брать пончик, на прежнее место. Белль качает головой, мол, все в порядке, но он уже хорошо ее изучил, и знает этот чертов, чертов взгляд. Однако, скандалить попросту нет сил, от желания, от одной мысли о Круэлле, мучительно ноет в паху, он помнит, какая она податливая, когда ее трахаешь, и как едва не сошел с ума от удовольствия, когда ее длинные, костлявые пальцы в кровь царапали его спину.

- Ты совсем ничего не вспомнила, Белль? – с надеждой спрашивает он, прекрасно понимая, что надежды нет никакой. Круэлла сделала страшную вещь – лишила его жену истории. Обезличила ее. Ему бы возненавидеть Круэллу, но он не может. Он готов петь ей дифирамбы за такой поступок. Она больше никогда не может быть названа им маленькой глупой ведьмой. Она никогда такой не была, как бы Румпель не глумился, но теперь же он окончательно потерял всякое право так ее называть. Маленькие глупые ведьмы не проворачивают такие комбинации, тем более, если у них совсем нет магии.

- Нет, прости – закусывает губы до крови Красавица. – Я очень пытаюсь, перечитала эту сказку в миллионный раз, но так ни к чему и не пришла. Я не знаю, кто я.

- Я не понимаю, почему так происходит. Память должна со временем вернуться. Это же временное воздействие.

- Но не возвращается – сконфужено заявляет Белль. – Ты говорил мне, что однажды я была Лейси. Вероятно, мне нужно быть благодарной за то, что мое худшее воплощение снова не вернулось при этом.

Румпель молчит. Ему хочется ответить, что случись такое, омрачи их жизнь Лейси снова, они справятся вместе, как делали это всегда. Но он не может. Нет. Теперь он не уверен, что им еще хоть однажды, хоть раз в жизни удастся еще справиться хоть с чем-нибудь.

Конечно, имея за плечами столько лет горького жизненного опыта, Румпель осознает, что это - конец. Но принять то, что больше он никогда не сможет быть рядом с девушкой, которую так сильно любил когда-то, что больше им никогда не быть вдвоем, слишком сильно. Мучительно. Невыносимо. И больно.

Поэтому он делает все то, что делает. Как машина, на автомате, плохо соображая, что к чему, он ест ее еду, и ложится в постель с ней рядом, но стоит только ему закрыть глаза, приходит женщина в мехах и бриллиантах с ледяным взглядом и перекошенными красными губами, вечно ненавидящая, вечно презирающая всех на свете. Он не может отделаться ни от нее, ни от своих воспоминаний о ней, он любит ее, любил всю жизнь, бежал всегда, да так и не смог убежать – Круэлла Де Виль настигла его подобно смертоносному урагану. В котором он мечтает утонуть, раствориться, стереться в порошок.

Красавица отказалась идти гулять. Его попытка провести хотя бы сносный вечер с супругой провалена вдрызг. Ну и ладно. Не очень-то было нужно. Белль уходит в свою комнату, наверняка сейчас углубиться в книги. Последнее время она читает круглосуточно, избегая разговаривать с ним. А ему и не нужно ничего другого.