Она боялась, что у Киллиана все получится. Это будет означать ее абсолютное поражение, как женщины. Это будет значить, что теперь ей нельзя будет даже мечтать о его поцелуях. Это будет означать, что теперь даже призрачная мечта быть с ним, расстает в воздухе.

Круэлла напряженно всматривалась вдаль – пять минут, десять, пятнадцать, полчаса.

Если сейчас на пирс вытащат безжизненное тело Румпеля, она умрет. Или окончательно сойдет с ума от горя.

Последняя в пачке сигарета была докурена, пальцы покрылись коркой от никотина, она выкатывала в них вязкую грязь, и глаза болели от напряженного разглядывания дали. Но ни Киллиана, ни Румпеля даже на горизонте не было видно.

Круэлла нервничала, сердце, как и часом ранее, билось через раз, но теперь уже вовсе не от пьянки, а потому что готовилось остановиться, если она увидит поверженного бывшего Темного сейчас.

Ничего не происходило и это заставило Круэллу буквально взвывать от горя. Она искусала губы в кровь и совсем изломала пальцы, но ответа на свой вопрос так и не получила. В машине было холодно, не спасала ни печка, ни шуба, глаза слезились от ветра, но она не могла заставить себя перестать смотреть в ту сторону, где должен был проходить поединок. И не могла не думать, что будет, если вдруг она сегодня увидит смерть того, кого так безудержно, отчаянно любит.

К счастью, ее тревогам пришел конец, потому что, опираясь на трость, с пирса шел Румпель, сосредоточенно смотря вперед. Она не была уверенна, заметил ли он ее машину, казалось, он вообще ничего не видит и не слышит, и Круэлла чувствовала глоткой каждый его вздох, и каждой частицей тела ощущала исходившее от него напряжение.

Она смотрит и не может поверить в то, что это правда, что ему действительно удалось опять выкрутиться, хотя, казалось бы, разве может быть иначе, когда имеешь дело с такой ящеркой, как он. Румпель жив и она может возблагодарить все высшие силы за это, однако же противостояние их не окончено, и теперь набирает обороты. Эта машина убийства воронкой затягивает ее, она провожает бывшего Темного долгим, сосредоточенным взглядом, понимая – у нее остается все меньше и меньше времени, и больше тянуть попросту нельзя. Потому что в его глазах Де Виль читает то же, что и в ее собственном взгляде всю жизнь – абсолютную, не контролируемую, страстную жажду крови. Желание убивать.

К счастью для Свон, ее любимый Темный тоже не погиб, и появляется через несколько секунд после Голда, так же хищно сверкая глазами. Закусив губу, дабы не выкрикнуть это вслух, поскольку слова цепляются за язык мертвой хваткой, Круэлла понимает – скоро Сторибрук утонет в крови. И это обещает быть очень забавным.

Подождав, пока они оба отойдут достаточно далеко, она заводит машину, гоня ее в город. Больше ей здесь делать нечего.

Круэлла алкоголик. Тяжелый, запойный алкоголик, и отрицать это так же бессмысленно, как и то, что она – человек, рожденный, чтобы убивать. Голова все еще раскалывается на части, трещит по швам и никакой холодный душ от Свон не помог справится с болью.

Она глоток за глотком выпивает шампанское прямо из бутылки, не особо заботясь о правилах приличия, ибо, какая к черту, теперь разница, теперь, когда она уже побывала в лапах смерти и давно не чувствует себя живой, только смертельно уставшей?

Однако, то, что происходит в следующую секунду, заставило ее вскочить на ноги, приняв оборонительную позу. Она готова царапать лицо и кусаться, словно дикая кошка, если понадобиться, будет визжать так громко, что услышит весь город, но выстоит.

В дверном проеме, облокотившись о косяк, стоит Румпель, уже без трости, и губы его расплываются в недоброй усмешке.

Он не дал ей произнести ни слова, напав как хищник, и пригвоздив ее к столу одними лишь сухими ладонями.

Губы склоняются к крохотной шее, целуя по очереди каждую из четырех мелких родинок, и заставляя Де Виль задрожать, как в лихорадке.

- Привет, дорогуша! – хрипловато шепчет он ей, в самое ухо, откинув прядь волос с ушей. – Как видишь, твоя мечта не сбылась, и я все еще жив.

Она не знает, как реагировать, только сверлит его взглядом, в который попыталась вложить всю свою ненависть. Она понятия не имеет, что делать, но то, что он задумал, ей определенно не нравится. Ей бы попытаться продумать план отступления, но в голове пусто, как назло, а его руки, скользящие по ее ставшим влажными ладоням, лишают всяческой способности хоть немного мыслить.

Но Круэлла не может просто так сдаться, для него не будет такого подарка, поэтому, едва только хватка становится слабее, она освобождает руку из плена, и хватает его за горло так, что он лишен возможности дышать. Из глотки вылетают хриплые стоны, но глаза его наполнены все тем же издевательским триумфом, что и раньше, и даже то, что второй освобожденной рукой она царапает его лицо, Румпеля не останавливает.

Два зверя, они готовы к нападению, они начали поединок. Румпель раздвигает ей ноги коленом, что она даже ахнуть не успела, и в следующее мгновение его рука, которую она почти истерзала когтями секунду назад, вторгается в ее пах, дразня и терзая. Это так великолепно, что Круэлла готова визжать от восторга, но ограничивается только стоном. Нет, она не может позволить себе просто так сдаться, ни за что.

Тем временем его шея угрожающе близко, потому что он склонился над нею, пытаясь расстегнуть молнию платья, и она, конечно, не упустила такой возможности, укусив его прямо под жилой, которая вздулась от напряжения.

Голд взвывает, без стеснения обозвав ее чертовой сукой, ну да ладно, пусть делает что угодно, ее не остановить! Она ему покажет!

Отчетливый звук разорвавшегося нижнего белья символизирует ее поражение, он швырнул ее на стол, как обесцененную купюру, и она застыла в мерзкой позе поверженного, с бесстыдно расставленными ногами, с полуоткрытым от восторга ртом, готовая его принять и к черту прелюдии. О, если бы она знала, какой подарок припасен для нее у Голда, он не наигрался сегодня в войну, одной битвы ему мало.

Разлив по полу остатки шампанского, которое Круэлла так и не успела допить, Румпель вонзает самый край бутылки в ее пах. У Круэллы расширены глаза, она не просто изумлена, она чувствует подступающую к горлу панику, готовая кричать, вот только не понимая от чего – от страха, потому что эта игра становилась все более опасной, или от восторга, ведь это так манило, неизвестность и то, что он мог убить ее прямо сейчас, прихлопнуть, как муху.

Холодное стекло бутылки вонзается в плоть сильнее. О черт, ее трахают на столе посторонним предметом, мать же твою, как дешевую кабацкую проститутку, но это так заводит, что Круэлла даже забыла как дышать.

- И как тебе это нравится, дорогуша? – в самые ее открытые губы шепчет он, приближая лицо к ее лицу, и сплетая ее язык со своим в неспешном танце, и все, что она может – только выпустить в его горло удовлетворенный стон.

Бутылка вонзается все сильнее, ей больно, но она скрывает крик в зубах, стиснув их так, что они готовы сломаться, и подается вперед ему навстречу. Он же издевательски смотрит на нее, явно довольный своим положением: