Круэлла пожала плечами:
- Я бы сказала, дорогой, тебя спасли. Хотя да, я не понимаю.
- Так вот. Оставим мои отношения со Свон в покое. Сейчас я хочу знать совсем другое, милая. Где Крокодил?
От неожиданности Круэлла даже джином поперхнулась:
- Откуда мне знать? В лавке, наверное. Или домик в лесу заимел.
- Я думал, ты знаешь, куда он направился после того, как Белль потеряла память. Должна знать.
- С чего бы это? Понятия не имею. И знать не хочу.
Киллиан опустошил бокал рома, небрежно сбрасывая его со стола. Мрачно кивнул, закусив губу:
- Ладно. Сам найду. Ты не будешь против, милая, если я его убью?
На секунду, только на секунду, у Круэллы кольнуло предательски занывшее сердце. Он не может убить Румпеля. Не может забрать его у нее окончательно, нет, она этого не переживет.
Но это длилось всего мгновение. Потому что психопатка и злодейка снова взяла верх над той единственной слабостью, что все еще оставалась у Круэллы.
Растянув губы в жестокой усмешке, Де Виль прощебетала:
- Надеюсь, ты принесешь мне его голову на блюдечке, дорогой?
- Если ты того хочешь – коротко кивнул Темный, удаляясь.
Круэлла тоже допила остаток джина, смотря вслед пирату.
Если он убьет Румпеля, она будет отомщена. Правда, женщина в ней потерпит окончательное поражение, ну и пусть. Женщина всегда проигрывала в ней злодейке, и сейчас уступит, не привыкать. Зато она будет отомщена.
И самое главное – ей не придется больше кувыркаться в постели с Артуром. Она найдет себе куда более интересную игрушку. Киллиана Джонса, например.
Де Виль усмехнулась своим мыслям. Оказывается, наличие в городе двоих Темных может быть весьма интересной забавой.
========== Глава 25. Поединок ==========
Стены плывут перед глазами мягкой, туманной пеленой. Боль готова вырваться из нее наружу рвотой, через глотку, сердце бьется медленно, через раз пропуская удары. Она даже не пытается сосредоточиться или сфокусировать взгляд. Нет смысла. Ни в чем нет смысла.
От такого смешения коктейлей, как у нее, можно запросто умереть. Сердце не выдержит. Губы заледенели все время натыкаясь на лед, язык горчит, приправленный чередой алкоголя.
Комната предстает перед нею набором нелепых картинок, не ярких вспышек. Бьющее в окно солнце раздражает и слепит без того слезящиеся глаза. На шубе, с которой она и здесь, в доме, не может себе позволить расстаться – следы от последнего коктеля, кажется, «Маргариты», который она пролила на себя, не сумев удержать в дрожащих пальцах. Шубе наступил конец, мех безнадежно испорчен, но – плевать.
Она затягивается сигаретой, прожигая дымом легкие, и вырывая его наружу сухим кашлем. У Круэллы очередной запой, только теперь все куда более страшно. Потому что, сколько ни пей, боль в душе не останавливается, а крушит все, сметая капля за каплей ее душу. С Тьмой так просто, так легко веселиться. Но рано или поздно и от этого устаешь.
Сигарета выпадает из рук, она тушит ее ногой, наступая на почти не выкуренный окурок. Плевать. Одной больше, одной меньше – нет разницы. Все равно легкие давно превратились в химический завод.
Ей пришлось уцепиться пальцами за край стола, потому что она больше не чувствует почвы под ногами. Она отупела, одеревенела, и единственное, чего желает нынче – забыться. Обычно с этим просто, только пьешь до тех пор, пока от твоих чувств и ощущений остается лишь название, даже в памяти они не всплывают больше, и все – почти свободный человек. Сегодня что-то явно не задалось.
Сколько бы она не пила, эмоции никуда не деваются. Они горьким ядом выплескиваются с губ, терзают сердце, воспаленной болью давят в виски. Круэлла трет лоб, как безумная, почти стирая пальцы в кровь, она делает так уже несколько минут, но ничего не помогает.
Хотела уцепиться за край стола рукою, чтобы хоть так напоминать себе, где она, и что с ней происходит, да только не удалось. Промахнулась и чудом удержалась на стуле, ушибла локоть, когда пыталась снова вернуться на прежнее место. В голове забила барабанная дробь, ее снова вырвало, благо, она успела отклониться от стола.
Она не просто пьяна, а накачена алкоголем. Как воздушные шары гелем. Как дурацкие мягкие игрушки набиты ватой и синтипоном, так и она набивает себя отравой, втайне мечтая однажды попросту не проснуться, и – будь что будет. Она слишком устала. От жизни. От серых будней, каждый из которых до чертиков напоминает предыдущий. В голове молотами стучит ее горе, потому что, покалеченная душей, она вовсе не стала счастливой, хотя так отчаянно цеплялась за счастье. О нет, в ее планы вовсе не входила любовь, страсть, романтические бредни, или какая-то мифическая самореализация, о которой сейчас все так много говорят. Это все нисколько не задевает. Никак не касается Круэллы. Все слишком банально для нее, она – экзатический цветок, подобный маминым дурманоцветам – красивый, но лишь вдохнешь его запах глубже – умрешь. Только вот толку с нее никакого, потому что убивать она больше не может. А жаль. Смотреть в глаза умирающей, корчащейся от ужаса жертве, было куда приятнее чего бы то ни было еще. Без сомнения, самое приятное из всего, что она испытала в жизни.
Круэлла Де Виль. Дикий цветок, рожденный сеять смерть. Убивать все живое вокруг себя.
Круэлла Де Виль. Неизлечимо больной человек, купающийся в своей болезни и своей Тьме, как другие – в горячей пенной ванне.
Круэлла Де Виль. Женщина, что никогда не получает желаемого. Человек, у которого отняли все.
Сон тяжелыми ударами стучит в голову, пытаясь пробиться в воспаленный мозг, но не приходит, не забирает ее. Реальность похожа на искривленное зеркало, абсурдна и тяжела, лабиринт, из которого нет выхода.
Кто-то хлопнул дверью. Круэлле плевать. Она не станет реагировать, даже если сама смерть пришла за ней сейчас. Скрючившись от мерзкой тошноты, атакующей тело, она лежит на столе, уронив голову на руки, моля только об одном – уснуть. Желательно – вечным сном.
Круэлла Де Виль. Чертов алкоголик.
- Ты чего тут расселась? Вонь какая! За киллометр слышно!
Ей понадобилось все ее мужество, чтобы разглядеть за непроглядной пеленой, в которую погружен пьяный взгляд, кто перед нею. Черное платье. Собранные на затылке белые, как седые, волосы. Жесткая линия красных губ, почти таких же, как у нее самой. Та, чей плач она слышала вчера, перед тем, как мгла опьянения поглатила ее. Темная.
Эмма Свон ходит по кухне, отвратительно громко стуча каблуками, почти выдирая с корнями занавески, в попытках открыть окно. Круэлле плохо, боль, и без того обухом бьющая по голове, уничтожающая остатки всего человеческого, что в ней есть, прорывается новым приступом рвоты, и все содержимое желудка, состоящее из одних коктейлей, разлилось по полу, измочив ее туфли в отвратительной, вонючей луже.
Ей дурно, ее шатает на стуле так, будто она плывет на лодке в штормящем океане, она не знает, который сейчас час, день и ночь, утро и вечер перемешались в ее голове, она потеряла им счет, а в глазах пелена забирает все больше пространства, и из глотки выдирается только зловонное дыхание, от которого ее саму воротит. Но когда Эмма Свон подошла к столу, пытаясь убрать единственную еще не пустую бутылку джина, цепкие пальцы Де Виль схватили ее за руку, оставляя ужасные следы от ногтей.
