На всякий случай, Круэлла спрятала в чулок маленький, но крайне острый ножик, его лезвие холодило ей кожу, впиваясь в нежное бедро остряком, напоминая о той опасной игре, что она затеяла, отвергнутая и оскорбленная.
Сегодня, когда он придет, они сыграют в русскую рулетку, и, возможно, для кого-то этот вечер станет последним в жизни.
Круэлла прождала час, другой, третий, балуясь рукояткой ножа, что держала у зеркала, и пила, опустошив за вечер две бутылки крепчайшего джина. Мысли кружились в невообразимом танго, диком и безумном, снова вспомнились мотивы джаза, который всегда так сильно любила, снова стала кусать губы, пока они опять не наполнились кровью.
Она уже находилась в том состоянии, когда мало что понимаешь и ощущаешь, однако его присутствие ощутила в ту же секунду, как он вошел в ее дом.
Румпель пришел уже когда (пьяный взгляд Круэллы не мог ее подвести в таких очевидных вещах) на город спустились вечерние сумерки и Сторибрук готовился отойти ко сну. Он пришел, а она лишь саркастично ухмыльнулась: ночь – время Темных, пусть и бывших.
Склоняется над ней, приблизив лицо к ее лицу, вонзаясь пальцами в волосы, и осторожно потянув их на себя. Жаркие губы касаются щеки, язык неторопливой змеей заползает в ухо:
- Привет, дорогуша!
Он пригвоздил ее к стулу, накрыв руки ладонями и в глазах его дикая злоба, сменяющаяся капризом, и яростью. Круэлла сидит смирно, не двигаясь, лишь выдавая хриплое дыхание из груди, и все, что может сейчас –глазами демонстрировать свою непокорность, уничтожая его взглядом так, как он убивает сейчас ее.
- Дорогой…
Одним резким, рваным движением Румпельштильцхен плотнее притягивает ее к себе, сильно сдавливая подбородок, свободной рукой сжав бедро и, сцепив зубы, шепчет:
- Белль забыла, кто она, забыла свою сказку. Твоя работа, дорогуша?
- Какая потрясающая новость, дорогой! – отвечает издевательской улыбкой Де Виль, хотя его жест почти вывернул ей челюсть.
- Мерзкая шлюха, я так и знал – укоризненно-назидательно шепчет он, выдыхая злобу жарким комком в ее лицо.
Это перестает быть смешным, когда кинжал Темного приближается к ее глотке, вонзаясь острием в кадык. В глазах блестит уже истинная неподдельная ненависть.
- Скажи-ка, Де Виль, как мне тебя убить? Побыстрее, или ты хочешь помучиться еще некоторое время, чтобы осознать свои грехи? Я могу быть милосердным, если ты хочешь. Только скажи.
Круэлла внимательно смотрит на приставленное к горлу оружие, затаившись, а потом одним рывком, резко царапает ему лицо, вонзившись когтями в щеку, как дикая кошка.
Мгновение – и поверженный, оторопевший Румпель завывает от боли, сжавшись в комок, она же выбивает нож у него из рук, сильно давя на рукоятку, так, чтобы он чувствовал теперь холодную сталь кинжала.
- Ой, дорогуша, перестань, мы оба знаем, что ты меня не сможешь убить, хоть искромсай меня кинжалом.
Гнев, поднесший ей пощечину, вырывается наружу мерзким, хриплым почти мужским хохотом, выпуская психопатку поиграть:
- Убить - нет, дорогой, но вот покалечить – сколько угодно. Ты правда думаешь, что можешь так говорить со мной, а, Темный?
Со злобной ухмылкой, внешне успокоившись, он удерживает ее за руку, не давая уйти, и, приблизив губы к ее лицу, шепчет:
- Я всегда могу отправить тебя туда, где тебе самое место, дорогая – в Ад, похоже, ты об этом позабыла. Что ж, надо бы напомнить маленькой ведьме, кто здесь хозяин.
Он хищно обходит ее кругом, но не касается.
- Мы могли бы вполне мирно существовать друг с другом, Круэлла. Но ты выбрала другой путь. Мне правда жаль.
Одним лишь щелчком пальца мужчина впечатывает ведьму в стену, так, что она на мгновение забывает свое собственное имя, больно ударившись головой о косяк при ударе. Рука делает легкое движение в сторону, и вот Де Виль уже не чувствует своего дыхания, набирает в легкие воздух, как раненное животное, и не может надышаться, ведь железное кольцо сдавило ей горло, но продолжает сверлить ненавистным взглядом своего могущественного противника, не уступая ему ни на минуту ни в дерзости, ни в ярости, которыми он так щедро награждает ее сейчас.
- Это… война, Румпель? – вырывается клокотом из горла, и голос похож теперь на скрип старых половиц.
- Если тебе так удобно дорогуша! – он опускает ее на землю, усмиряя магию. Хочет посмотреть, на что она еще способна, чувствуя абсолютное свое превосходство над ней.
- Будь ты проклят, Румпельштильхен, и пошел к Дьяволу. Скоро, дорогой, под твоими ногами будет гореть земля, клянусь всем на свете.
- О, ну так я и знал! Ты так ничему и не научилась, кроме дешевых угроз, дорогуша. – А я уж было понадеялся.
Круэлла, несколько пошатываясь, подходит к противнику и, одарив его красноречивым взглядом, произносит:
- Не думай, что, выиграв битву, выиграл войну, дорогой. Помнишь мою песню? Остерегайся Круэллы Де Виль.
Оттолкнув от себя Темного, она уходит, сопровождаемая его мерзким хихиканьем.
Артур оборачивается, привлеченный звуком открывшейся со злобой двери, настороженный и готовый к бою, однако же, увидев, кто перед ним, расплывается в довольной улыбке:
- О, мисс Де Виль, не ожидал вашего визита!
Круэлла в один прыжок оказывается около него, грохнув дверь так, что едва не сняла ее с петель, и, кусая, вонзается зубами в его губы:
- Заткнись – шипит она, по-кошачьи выгибая спину, и снимая с него рубашку.
- И трахай – еще мгновение и король приземляется на постель, и Круэлла оказывается сверху, раздвинув ему ноги коленом.
========== Глава 22. Ученица ==========
Круэлла очень старается не смотреть на себя в зеркало. Ей до смерти надоело видеть собственное угрюмое лицо. Она вздыхает, прикусывая губы, как всегда, когда ей что-то не нравится.
Во что ее превратил этот мерзкий городишко? Она была вполне довольна своей жизнью в Нью-Йорке, в мире, где не было магии, и ее сдерживало то, что убийство там – уголовно наказуемо. Но потом проклятый Румпель притащил ее сюда, снова в этот ужасный волшебный мир, где она была злодейкой и изгоем, а чтобы быть в безопасности нужно иметь статус приспешников Прекрасных. Она соблазнилась идеей счастливого конца, искушение увидеть снова Айзека, чтобы вцепиться ему в горло за отнятое, было слишком сильным для нее. Она тогда и не думала о Румпеле, подавила свои чувства, как оказалось, ненадолго. Одиночество на странной скале сделало ее более уязвимой. Она прятала свои эмоции, как могла, топя их в джине, но было поздно – они неконтролируемым ураганом вырывались на поверхность, и она совсем ничего не могла с ними поделать. Потому что к жажде мести Айзеку прибавилось теперь совсем другое чувство, куда более сильное и пугающее, чем злость, к которой она привыкла, и которой жила всю свою жизнь.
В зеркале она видела Артура, распластавшегося на подушках, и мирно похрапывающего. У него рельефное тело, сильные плечи и красивые мускулы. Она вчера расцарапала щеку об его бакенбарды. Он оказался прекрасным любовником, дав ей все, что нужно, и даже больше. Она кричала при каждом толчке внутри нее, только сейчас осознав, как скучала по этому столько времени, и он не собирался останавливаться. Но все было ужасно, потому, что вместо того, чтобы наслаждаться этим мужчиной, таким породистым и холеным, она все время думала о мерзком калеке с гнилыми зубами. У нее до сих пор болит язык, так, что она пошевелить не может им, но не от страстных поцелуев, а от того, что она полночи его прикусывала, чтобы не назвать любовника чужим именем.
Круэлла внимательно смотрит в зеркало, чувствуя ненависть к себе самой. Она действительно ненавидит себя за воспоминания, которые, как она думала, похоронила давно в закромах воспоминаний, в самых дальних уголках памяти, но сегодня оказалось, что это не так. Она вспомнила об этом впервые за долгие годы, и не могла понять одного – какого черта?
