Я всегда чувствовала это, прикасаясь к Айону, и даже просто думая о нём… и боль, и страсть свободы… я поняла это ещё тогда, в тюрьме….
Ведь одиночество и боль – вечные спутники Богини Свободы….
Айон молчал, задумчиво глядя куда-то вдаль… этот его взгляд… в нём отражалось всё его стремление, весь его сильный, непокорный дух… я знала, что в такие моменты задумчивости он видит, чувствует свободу… и эта его вера передавалась и мне….
Рука Грешника скользнула мне на талию, и тут он заметил кое-что.
Я, как обычно, очень небрежно и торопливо застегнула свой пояс, и в итоге он весь перекрутился. Айон тяжело вздохнул, заставил меня подняться, и сам перестегнул мой пояс.
- Ты когда-нибудь начнёшь следить за собой? – вкрадчиво спросил Грешник.
Я скорчила гримасу.
Внезапно дверь открылась, и на пороге появился сильно усталый Мехен. Моё сердце тревожно сжалось. Эдельвейс с ним не было.
- Что произошло, Мехен? – спокойно спросил Айон, однако в его голосе послышалось явное недовольство.
Мой бывший учитель устало, как-то даже обречённо, мрачно вздохнул.
- Я забрал Эдельвейс из тюрьмы, но… – произнёс он приглушённым голосом. – Ей уже ничем не поможешь. Она почти умерла….
Я взволнованно вскрикнула, прижав ладонь ко рту. Айон нахмурился и поднялся со стула.
- Что произошло? – спросил Грешник.
Мехен мрачно на него глянул.
- Она вобрала в себя все болезни, всю боль заключённых в тюрьме… больше её тело не выдерживает….
Я тряхнула головой, и стиснула кулаки. Мы должны были догадаться, что Эдельвейс сделает что-то подобное….
Хрупкая девочка с измученными глазами, маленькая жертва, всю жизнь вынужденная смотреть на муки, на пытки заключённых… по мере своих слабых сил она пыталась облегчить их муки, но она была так беспомощна, а кошмар вокруг неё становился всё более жестоким….
Маленькая девочка, что никогда не думала о своих страданиях, готовая страдать больше, чем другие, лишь бы облегчить их муки… она всю себя отдавала другим, не оставив себе ничего….
Я не верю в существование добра и зла. Но если добро, самопожертвование и существует, то они воплотились в Эдельвейс.
Добро может быть лишь таким, всё остальное добро – лишь громкие слова, прикрытие своего эгоизма. Только такая жертвенность, отдача всего себя людям, принятие на себя их боль, и бесконечное сочувствие к ним вместо какого-либо осуждения, вместо навязывания другим своих мыслей и образа жизни, вместо всяких попыток «переубедить», переманить на свою сторону – только полная жертвенность имеет право называться добром.
Вот только такое истинное добро ни к чему не приведёт, кроме трагедии….
Я ещё раз сжала кулаки, и сдавлённо вздохнула.
- Где сейчас Эдельвейс? – спросила я у Мехена.
- Я оставил лежать её у ручья, – ответил он. – Она просила… сказала, что перед смертью хочет видеть звёзды….
Я кивнула, и бросилась бежать из дома. Я услышала, что Айон тоже последовал за мной размеренным шагом….
Светила луна, бросая серебристый след на траву… мы специально решили забрать Эдельвейс из тюрьмы именно ночью… её, не видевшую ничего, кроме тьмы, темнота травмирует не так, как солнечный свет….
Но сейчас это уже не имело значения….
Вот и ручей… и маленькая хрупкая фигурка неподалёку….
Я бросилась на колени перед Эдельвейс. В свете луны её было трудно разглядеть, но… всё же я заметила на ней следы всех её тяжёлых болезней и мучение на лице….
- Эдельвейс… – тихо проговорила я, взяв маленькую, худенькую ручку. – Почему ты сделала это? Ты же хотела помогать нам….
В больших глазах угадываются слёзы, хоть всё равно их плохо видно при свете луны….
- Я не хочу убивать, как вы… – шепчут измученные губы. – Не хочу… не хочу никому причинять боль… не хочу, чтобы кто-то погиб во имя чего бы то ни было… я не верю, что есть что-то, ради чего кому-то следует умирать… что-то, из-за чего кому-то следует делать больно… поэтому я… забрала всю боль на себя… так будет лучше… путь я страдаю… а они не будут мучиться… пусть я умру… зато страдания других прекратятся… другим будет лучше… намного лучше….
Я крепко сжала маленькую ручку. Эдельвейс обладала знаниями, но… избавление других от мучений было для неё намного важнее свободы….
Девочка подняла на небо глаза. В её фигурке я вдруг ощутила какой-то покой, смирение… образ мученицы, которая, наконец, встретила свою смерть….
- Это чудесно… – прошептала Эдельвейс, глядя на небо. – Здесь всё чудесно… всё….
У меня сжалось сердце… она впервые видела мир… настоящий мир… звёзды и небо….
Маленькая ручка обмякла в моей руке… слабого дыхания больше не было слышно….
Но я продолжала всё также сжимать хрупкие пальцы….
Белая фигура возникла рядом со мной слегка неожиданно. Я подняла глаза.
Айон был спокоен, но выглядел несколько мрачно. Единственная Пробуждённая, которую мы знали, мертва… мы очутились в мёртвой точке.
- Отдать свою жизнь за тех, кому не нужна эта жертва… как глупо, – проговорил Грешник тихо. – Невозможно избавить других от боли, невозможно избавить от боли мир. Боль всегда будет вновь возвращаться, преследовать их… люди скованны цепями, и пока они не снимут их, бесполезно пытаться забрать их боль… она их всё равно будет преследовать… напрасная смерть… а мы теперь оказались в тупике.
Я опустила глаза, глядя на маленькую, мёртвую фигурку.
- Все те люди недостойны её жертвы… – проговорила я, поглаживая мёртвую тонкую руку. – Выходит, мы напрасно берегли её….
Горный воздух, такой чистый, такой свежий, что кружится голова, а лёгкие, кажется, разрываются на части… бескрайнее синее небо, словно властвующее над всем миром… и… белые хрупкие эдельвейсы….
Она так хотела увидеть их… а теперь они покрывают её могилу….
Я сижу на траве, глядя вдаль и задумчиво касаюсь пальцами хрупких цветов. Вечная жертва, мученица… воплощение доброты, воплощение сострадания….
Трагедия чистой доброты в том, что отдавая всё другим, мы зачастую не понимаем, что они этого не оценят….
Трагедия чистой доброты в том, что мы мечтаем не причинять никому боль, не понимая, что это просто невозможно, и как бы мы ни помогали одному, кого-нибудь другого мы всё равно раним….
Трагедия чистой доброты в том, что эгоизм лежит в основе всей природы этого мира… и попытки отрицать это приводят лишь к смерти….
На самом деле чтобы мы ни делали, мы делаем это лишь для себя.
И даже Эдельвейс на самом деле… просто хотела избавиться от своей боли… просто чужую боль она чувствовала как свою собственную….
Мы всё делаем только ради себя. Нужно признать это. И идти вперёд, не задумываясь, не оглядываясь на других, что будут лишь помехой, пока… пока цель не будет достигнута….
Я встала с травы и шагнула почти к самому краю горы, где уже стояла высокая белая фигура.
Сильный ветер шевелил волосы Айона и край его плаща. Белого плаща, похожего на тот, что он носил раньше… величественный, гордый, свободный демон… если и что-то по-настоящему свободное, волевое, то это он. Грешник Айон, презрительно усмехающийся в лицо любым оковам.
Я подошла к нему сзади, и слегка дотронулась до его плеча, оглядывая всё, что нас окружало….
Горы, воздух… великолепные скалы, глядя на которые, у меня захватывало дух… множество птиц, что кружат высоко в небе….
Я чуть опустила глаза и тихо сказала:
- Ведь об этом же мы мечтали, когда были заперты в тюрьме….
Айон усмехнулся и одарил меня внимательным взглядом.
- Высоко в горах, где нет людей, где всё настоящее… – проговорил Грешник, переводя взгляд на небо. – Можно почувствовать дух свободы… запах свободы… истинная свобода в истинном одиночестве… ведь если ты один, некому сковать тебя… а когда рядом другие, они обязательно набросят на тебя оковы… оковы правил, обязанностей… или оковы привязанностей, которые могут заставить забыть самое важное… свою Мечту….
Я кивнула, улыбнувшись. Я вгляделась в бескрайний синий простор, в птичьи силуэты, что с громким криком проносились над горами….
