— Достаточно зрелищ. — Тихим, но одновременно с этим стальным голосом неумолимо и холодно произнесла я. — Вон отсюда. Всех касается.
— Но, Лора, тебе не обязательно оставаться одной в такой момент. Я могла бы…
— Что? Что ты могла бы? — Обернувшись через плечо, я посмотрела на подпиравшую дверной косяк Селену. — Пользы от тебя, как от дохлого муравья. А кроме того, что ты так пронзительно пуста и бесполезна, ты еще и говоришь такие вещи, за которые тебе сердце вырвать не жалко. Убирайтесь. Последние минуты его жизни я хочу провести с ним, а не с бесполезными людьми, на жизни которых мне плевать.
Роберт и Селена замерли, не подавая признаков движения, и тогда, повысив голос, я оскалилась. — УБИРАЙТЕСЬ!
Селена вышла, раздраженно хлопнув дверью. Я опустила голову на руку Владислава и позволила слезам взять свое. Теперь, когда никого нет, можно больше не прятать боль. Я сейчас не хотела быть сильной, не хотела продолжать, не хотела жить дальше. И последнее, чем я хотела бы заниматься, это готовить гроб по совету этой лицемерки.
— Ваше Величество… — Подал признаки жизни молчаливый Роберт. Я даже и не заметила, что все то время, с тех пор, как Селена вышла, дворецкий продолжал оставаться здесь.
— Я разве не предельно ясно выразилась о том, чтобы выметались все? Повторить более громко? — Раздражение в моем голосе зашкаливало.
— Я живу на этом свете в три раза дольше госпожи Селены. И кое-что понимаю в ядах и противоядиях. Я знаю, что госпожа Селена ни за что не позволит Вам выйти отсюда, чтобы мир не лишился последнего монарха, но есть способ спасти Вашего мужа, Ваше Величество. Он есть…
— Что? — Я повернула голову в сторону Роберта, и черные локоны волос разметались по моим плечам и лицу. — И все это время ты молчал?
— Я не уверен в том, готовы ли Вы к подобному выходу из сложившейся ситуации и пойдете ли Вы на это. И, к тому же, нельзя было, чтобы она слышала об этом. Она бы Вам помешала…
— Я бы убила ее, если бы она посмела помешать. Говорите же, не тяните.
Роберт откашлялся и опустил глаза, не выдержав яростного маньячного блеска в моих изумрудных глазах. — Я плохо разбираюсь в биологии и анатомии, Ваше Величество, но, как Вы сами, наверняка, знаете, организм ребенка более пластичен, чем у взрослого человека. Раны и ссадины заживают быстрее. Любые болезни в детском возрасте проходят достаточно быстро и без осложнений. Я наблюдал за этим и имею опыт работы полевым врачом в местах сражений. Я занимался лечением людей до того, как заступил на службу к бывшему королю нашего мира — Его Величеству Карлу. Мы редко прибегаем к подобному. Но кровь нескольких младенцев очищает организм вампира от любого яда. Даже от яда оборотня. Но вряд ли Вам, конечно, подходит этот вариант. Девушка, в любом случае, в первую очередь, будущая мать. Вы не сможете загубить пять невинных детских душ.
Я усмехнулась. Звук моего болезненного голоса зазвенел, отражаясь от оконных стекол. — Знаете, я просто обожаю, когда мне говорят, что я чего-то не могу. И, пожалуй, единственное, что мне нравится даже больше этого, так это не оправдывать ожидания, разрушать сложившееся и устоявшееся мнение о том, какая я хорошая девочка. Неужели я похожа на курицу-наседку, которая мечтает нянчиться с детьми?.. Подайте мне мой плащ и выведите Лиру из конюшни. Время нанести визит в деревню. Знаете, какое сейчас время, Роберт? — Готова спорить на миллиарды золотых, моя кривая ухмылка и нездоровый блеск в глазах в совокупности с голосом, напоминавшим звук удара по мрамору, делали меня в его глазах маньячкой. — Время убивать.
Взгляд, которым одарил меня дворецкий, когда я выезжала на своей белоснежной кобылице в фиолетовом плаще, покрыв капюшоном голову, из ворот, был далек от хотя бы приблизительно понимающего. Но у меня не было времени заботиться о чувствах людей, которые я могла ранить. Неужели он рассчитывал, что рассказав мне о способе спасти единственного мужчину, которого я любила, я бы отступила из-за моральных принципов?.. Или же он, как и практически все вокруг нас, спал и видел смерть монарха. Злобного, всеми ненавистного. Любой в нашем мире мечтал от него избавиться. Как бы то ни было, я все же не понимала, что во мне видят и чего от меня хотят даже вампиры. Я — не человек, я — адская тварь и порождение ночи. Почему все стараются укорить меня в аморальности? Можно подумать, Роберт был не вампиром, а матерью Терезой, благодетельницей. Мы убиваем людей. В этом наша природа и суть. У меня хотя бы имеется мотив. А был ли он у Роберта? Вряд ли он жил животной диетой. Все эти мысли бешено и беспрестанно роились в голове, пока Лира переходила в галоп и мчалась быстрее скорости ветра. Я — вампир. Зачем мне лошадь? Спросил бы любой из Вас, но я слишком плохо видела. Слезы затуманили мне глаза, а на трансформацию в бестию-нетопыря не осталось сил. Переживая эмоциональные душевные терзания, я уставала физически так, будто разгружала вагон валунов.
Холодный северный ветер налетел, развевая черные кольца моих волос, словно шутя, трепал фиолетовый плащ, но, не смотря на адское сопротивление стихии, я лишь крепче сжимала поводья заледеневшими руками в кашемировых черных перчатках, и, то и дело подгоняла кобылу, ударяя ее каблуками по бокам.
Голод неистово терзал и истязал меня. Я не ела несколько часов, сидя у постели Владислава, я не ела около недели до инцидента, потому что попеременно сменявшие друг друга меланхолия и апатия полностью отбивали аппетит и подталкивали лечь, отказаться от питания и ждать, пока все закончится. Сейчас же, в самый неподходящий момент, голод включился на сто процентов и даже больше. В тот момент, когда у меня не было права думать о себе. Но теперь мне хотелось устроить охоту для себя самой. Заполнить изнывавший от всепоглощающего голода организм светлой и непорочной энергией человеческих жизней. От слабости мои руки еле удерживали поводья. Зрение же позволяло видеть лишь как в машине в дождь через стекло. Без дворников. Найти пять младенцев являлось лишь частью проблемы. Справиться с их родителями было самой неприятной и основной частью. Высокая вероятность нарваться на охотников. С такой мной, как сейчас, не нужно и охотником быть, нет необходимости обладать огромной силой. Сейчас меня мог убить и простой смертный, если бы очень постарался. От быстрого движения я чувствовала, как вены трутся друг о друга, и ощущение это было сравнимо лишь с соприкосновением наждачной бумаги с чувствительной кожей. Я настолько высохла, даже не замечая этого, что живы во мне остались только изумрудные, залитые горем и яростью глаза, которые впрочем, на данный момент, даже не давали стопроцентного вампирского зрения.
События той ночи, когда мной было похищено трое детей из семей обычных крестьян и еще двое — из семей охотников, я запомнила весьма смутно. Было стремительно и слишком кроваво. Головы летели, как снег с небес под Новый год, а в сражениях всем заправлял нон-стоп. Если бы я хоть на секунду остановилась, прекратив нападать, совершать ложные выпады, бить когтями и вгрызаться клыками, случилось бы одно из двух: либо меня бы убили, вонзив кол в мое сердце, либо я сама свалилась бы от усталости. В голове, не замолкая, трещали голоса подсознания и внутреннего ‘я’. Первое, как и обычно, вещало голосом Владислава, второе сегодня решило говорить со мной в качестве Селены. Любимый голос уговаривал держаться и быть сильной, а самая лицемерная и псевдоправильная вампирша в мире напоминала об осторожности, предупреждала об опасности и о том, что враг собирается нанести удар.
Домой я возвращалась абсолютно уничтоженной, раздавленной и практически мертвой с живым и кричавшим мешком из грубой ткани, наскоро привязанным к седлу. Каждый звук для моего измученного и острого слуха был искусным способом убийства, без трупа в качестве результата.
Я расположилась на тумбочке возле трюмо с раздвижными зеркалами. Кинжал делал тонкие и ровные надрезы на маленьких шейках и в колбы, расставленные в беспорядке по полу, медленно стекала маленькими струйками багрово-красная вязкая тягучая жидкость. Поминутно сознание мое заволакивалось алым. Теперь я понимала, что помимо горя толкнуло меня практически вырвать сердце своей экс-наставнице. Меня терзала не только мешавшая мне дышать боль, но и ничем не притупляемый голод. Клыки, чувствовавшие кровь, алчно увеличивались в размерах, а ее запах сводил с ума, умоляя прильнуть к маленькой шейке и поглотить детскую непорочную энергию целиком. Не помню, каких адских усилий я заняла, чтобы не сорваться и не насытиться…