— Аниита, поторапливайся! Чай остывает. Не нагрянешь же ты в замок вампира, злодея номер один последнего тысячелетия, к ночи, чтобы он осушил тебя на месте…
Послушно кивнув своему отражению, охотница покинула ванную комнату и, войдя в свою комнату почти что нос к носу столкнулась с низкорослой, худощавой, коротко стриженной шатенкой лет тридцати пяти. Со своей матерью.
— Ты понимаешь, какая ответственность возлегла на твои плечи, Аниита? Понимаешь, что права на ошибку у тебя не будет? Понимаешь, что миссия твоя священна, а долг перед Господом Богом не позволит отступить? — Спрашивала дочь Таня Саливан, затягивая тугой латексный коричневого цвета корсет на груди дочери. Заплетя ее волосы на манер французской косы, женщина коснулась ладонью лица Анииты.
— Понимаешь? — Еще раз спросила она.
— Если честно, не совсем. Что позволит ему, если, как ты говоришь он — бездушный и беспринципный монстр, не убить меня в тот же момент, как только увидит? Как вообще подобраться к королю вампиров и ликвидировать его, оставшись в живых? Или вы с папой на заклание меня отправляете? — Нахмурила брови юная охотница.
— Он не сможет поднять на тебя руку, каким бы бездушным чудовищем ни был. Ты — реинкарнация его жены, за которую он продал душу. Смотри.
Таня достала с самой высокой полки книжного шкафа потрепанный старый дневник предков семьи Саливан. Открыв его и переложив ляссе на другую страницу, женщина взяла в руки небольшую фотографию и протянула ее дочери, которая, едва окинув снимок взглядом, вздрогнула и прижала ладонь ко рту в состоянии шокированности.
Фотография была немного выцветшая и выполненная в алых и темно-коричневых тонах. В самом углу ее значилась дата. Тысяча четыреста сорок второй год. Снимок запечатлил юношу в бархатном алом плаще с длинными полувьющимися распущенными волосами с перстнем-печаткой, изображавшим дракона, на среднем пальце правой руки. Рядом с ним, практически прильнув к юноше, стояла черноволосая женщина с длинными кудрями в черном платье до пола с красными оборками на подоле и черной шалью с алыми цветами на плечах. Женщина улыбалась в напряженном полуоскале.
Фотография выпала из задрожавшей руки охотницы и еще бесконечное количество времени приземлялась на пол. Подняв на мать увлажненные от слез глаза, Аниита глухим и надломленным голосом задала всего лишь один вопрос. — Почему я так на нее похожа?..
— Потому что в сговоре этого чудовища с силами тьмы, он заключил сделку. Его душа в обмен на воскрешение его жены. И ее дух поселился в тебе, Аниита. Пользуясь своим внешним сходством с ней, ты сможешь его убить. Будучи человеком, он любил эту женщину. Но даже став бессмертным злом, его тяга к ней непреодолима. Пока он раздумывает, что с тобой делать, бей колом в грудь. Вкладывай всю силу. Если у тебя ничего не выйдет, беги и не расстраивайся. Мы попросим уничтожить Дракулу друга семьи — Гэбриэла Ван Хельсинга. Он имел опыт одержания победы над многими жутчайшими чудовищами. Но, все же, я хотела бы, чтобы это была ты, дочь. Этим подвигом ты бы возвысила наш род и позволила всем Саливанам остаться записанными в историю в качестве великих борцов со злом. — Улыбнувшись, мать вложила в руку дочери серебряный кол и застегнула на ней коричневый кожаный плащ. — Коснуться тебя он не сможет, ибо пуговицы твоей одежды серебряные, а ты омыта освященной водой. Пить твою кровь тоже. Святая вода есть и в твоем организме. Ты в безопасности настолько, насколько охотник вообще может быть на подобном задании. Помни только об одном. Он умеет воздействовать на разум. Развращать, подчинять. Держи свое сознание чистым. Не позволяй гнусным манипуляциям смутить твой разум и пошатнуть твою веру. Ступай. Я люблю тебя, Аниита.
Поцеловав дочь на прощание, Таня небрежно смахнула набежавшую слезинку…
Замок Дракулы оказался таким, каким его и представляла юная охотница на нечисть. Высокий, неприступный и темный, шпилями разрезавший затуманенные и затянутые грозовыми тучами небеса. Рыжая охотница миновала пост стражи, лишь сказав, как учила мать, что Маргарита Ланшери вернулась. Она слегка дрожала, ожидая встречи с графом-вампиром. Но дело было не только в предстоявшем ей ответственном задании. Было что-то еще… Томление… Мать сказала, что она — реинкарнация погибшей жены графа Владислава Дракулы, и, хоть и девушка не помнила ничего из прошлой жизни, но эта встреча все равно ее волновала.
Юная Саливан переступила порог замка и направилась по лестнице, на которой тут и там виднелись неоконченные статуи злобных демонов и чертей, пытавших добрых и светлых ангелов, наверх. Достигнув шестнадцатого этажа, она замерла, увидев в коридоре обращенный к ней спиной силуэт мужчины в черном с забранными в конский хвост золотой заколкой волосами. Медленно, без опрометчивых движений он обернулся в ее сторону. Одного взгляда в его черные, как ночь, глаза хватило, чтобы головокружение захлестнуло ее с головой. Внезапно барьер в ее голове пал, одарив ее невыносимой головной болью. Но эта боль стоила того. Она все вспомнила. Церковно-приходскую школу монастыря ‘Бистрица’, прогулки в вишневом саду, первый поцелуй, первое занятие любовью, как родилась их дочь, как она сгорела на костре. Глаза Анииты наполнились слезами, но она все еще стояла неподвижно.
— Рита… — Прохрипел он, вытягивая руку в ее сторону, словно желая коснуться рыжих, будто само солнце, волос.
— Владислав… — Она кинулась к нему на грудь, вдыхая запах его парфюма с сандалом, роняя слезы на его черные одежды. Охотница мало помалу пришла в себя, вернувшись к реальности только несколько продолжительных мгновений спустя и обнаружив себя в спальне вампира. Вжав ее в стену, граф расплел ее косу и уже расстегивал застежки ее коричневого плаща, при каждом прикосновении к ее одежде морщась от боли. Кожа его рук шипела и плавилась. Серебро оставляло ожоги на пальцах, разъедая их до крови и маленьких язвочек.
— Конфетка в ядовитой обертке. — Это было первое, что она услышала из уст мрачно улыбавшегося Владислава.
— Чтобы невозможно было распаковывать, смаковать и есть. — Аниита оскалилась в полуулыбке, глядя на завораживающие прикосновения вампира к серебру, которые обжигали его кожу.
— Воспринимаю это как приглашение. — С выражением застывшей муки на лице улыбнулся в ответ граф. Шипение и потрескивание язвившихся ран сердцебиением отдавалось в ее ушах. Не в силах более выносить это кошмарное зрелище, Аниита взяла руки мужчины, которого знала уже больше четырех веков, в свои. Коснувшись губами каждого пальца поочередно, она тихо произнесла всего лишь два слова.
— Позволь мне…
Ее руки наскоро пробежались по застежкам и лентам корсета. Расправившись с собственной одеждой, она прильнула к вампиру всем своим организмом, начиная заниматься его плащом. Полностью обнаженная, она все еще причиняла ему боль телом, омытым святой водой. Сняв с шеи распятие и скинув его к ногам, она коснулась его губ. Через мгновение она уже сцеловывала кровь с шипевших язв его уст. Он был полубезумен. Графа не останавливала мука. Как он страдал без этой женщины все эти годы знали только ад и небеса. Они оба стали огнем. Температура его становилась выше под воздействием боли, расплавлявшей его руки и тело каждым прикосновением к охотнице. Кровь и ожоги. Боль и сладострастие. Все слилось воедино в мириаде вечности, которой стали их сплетенные тела. Аниита почти молила любимого не причинять себе боль, но он не слышал ее. Его жажда в данный момент была впервые за все время с самого начала его существования сильнее его. Эта жажда не могла сравниться даже с жаждой крови. Она выжаривала его изнутри. Невыносимое желание любви. Ее любви.
Склонившись к шее Анииты Саливан, вампир оскалил клыки, обвив ее сильной рукой за талию и прижав к себе.
— Не пей. — Полушепотом со свистом захватывавшего и ее вожделения прошептала охотница. — Моя кровь отравлена святой водой.
— Значит, я позволю себе отравиться тобой. — Прошептал он, и клыки, нежно коснувшись бьющейся жилки на ее шее, аккуратно пропороли плоть. Легкие Владислава растлевал огонь. Ему казалось, что он пьет не кровь, а раскаленное пламя, пока новая версия Маргариты Ланшери умоляла его остановиться, целуя его израненные руки, лоб и веки. Он окинул ее, обнаженную и трепетавшую в его руках, словно бабочка на языках огня, полуголодным и изможденным взглядом своих побагровевших глаз. По губам вампира стекала кровь.