Предоставив отцу мужа возможность сражаться и использовать свой меч, я хищно усмехнулась ему, высоко подняв оружие, подаренное Дэнеллой Тефенсен, над головой. Мы рубились со скоростью света, вращаясь в вольтах и пируэтах, и я, в конце концов, признала, что воин из него, в принципе, не такой уж и плохой. Но он выдохся. И довольно быстро, потому что я была неутомимым бессмертным и проклятым созданием. Дыхание седовласого и седобородого виновника всех моих бед стало учащенным, движения замедлились с очередным оборотом вокруг себя, с каждым вольтом, финтом и пируэтом он все больше иссякал, когда я, наконец, приставила кончик клинка к его горлу, вздернув им голову Валерия-завоевателя кверху. Обреченность тяжелой тенью залегла в его глазах.
— Интересно только одно. — Сладко пропела я с неприкрытой угрозой в голосе, не сводя взгляда с пожилого узурпатора. — На что ты рассчитывал, прерывая коронацию моей дочери?.. Выжить? На то, что я проявлю милосердие и отпущу тебя, пару раз пнув под дых и плюнув в спину? Ты сжег меня заживо. Из-за тебя моя дочь повесилась. А мужчина, который стал для меня всем в жизни… Его ты изуродовал больше всех остальных, потому что ломал его психику, начиная с детства. Шрамы, побои и ссадины на теле шестилетнего ребенка. Так со своим чадом может вести себя только чудовище. А потом ты гнал и травил его веками, сговорившись со всеми профессиональными охотниками и Святым Орденом в Ватикане уничтожить его в девятнадцатом веке, при всем том, что он не портил тебе жизнь, а жил со своими невестами, пытался воскресить своих детей, и все на этом! Из-за тебя погибли мои настоящие родители, и я росла нелюбимым и нежеланным подкидышем. Ты поспособствовал смерти моей бабушки, перерезал мне глотку. На что ты надеялся, скажи мне?!
— Я устал бежать, ведьма. — Сухо и холодно отрезал Валерий-завоеватель. — Я мог бы скрываться так вечно, даже не пробуя вас уничтожить, но вот вы… Как ты и говорила на том столбе. Больше не люди. Но снова все в сборе. Владислав, Маргарита и Адриана. Как и в пятнадцатом веке. Бремя тяжкой любви позволяет ей мучительно возрождаться вновь и вновь. Вы все переродились. Все в добром здравии. А моя Алианна гниет в земле почти шесть столетий. Я не боюсь смерти. Убей меня, цыганская безродная бесноватая сука! Ты не изменишь себя никогда. Хоть десять раз переродись, хоть выучись на педагога и пройди курсы любви и всепрощения, ты все равно останешься продажной тварью своих темных духов и подстилкой вырожденного моей любимой щенка, который до сих пор так и не стал мужчиной. Он стал еще большим закомплексованным животным за века, все инстинкты которого твердят ему прятаться под юбкой у своей суки, которую он уже шесть веков забыть не может только потому что она лишила его невинности и отсосала, когда было необходимо. Что же ты медлишь, цыганская тварь? Давай, руби!
С силой надавив на клинок, я с удовлетворением проследила, как тонкое лезвие входит под кожу на горле узурпатора и хищно ухмыльнулась. — Это еще не все, Валерий. Назови. Мое. Настоящее. Имя. Глядя мне в глаза. И тогда я охотно подарю тебе смерть.
Его лицо исказилось такой гримасой ненависти, что эта самая гримаса была, пожалуй, в состоянии напугать и заставить отшатнуться любого смертного. Но я этим смертным уже не была.
— Маргарита Ланшери, проклятая…
Договорить он не успел. Издав нечеловеческий вскрик, я рубанула наотмашь. Голова Валерия-завоевателя мягко откатилась к одному из деревьев нашего хвойного леса. С улыбкой вытерев окровавленное лезвие меча о подол своего торжественного малинового платья, я бросила через плечо, крутанувшись на каблуках и направившись в сторону замка. — И я — не безродная цыганка, тупое чмо. Я — гражданка Соединенных Штатов Америки…
Пока чета Вольф постепенно вступала в монархические обязательства и была загружена государственными делами и проблемами, мы с мужем, ныне бездельники и тунеядцы, праздновали смерть узурпатора Валерия-завоевателя, но не всем замком, а узким кругом собравшихся. Кроме нас за столом восседали Милена, которую я насильно вытащила из ее мира, начисто забыв о ревности, потому что сестра заслужила эту минуту торжества, как и все мы; наш дворецкий, Роберт, и, разумеется, вездесущая Дэнелла. Сначала пили, потом рассказывали истории. Моему многострадальному супругу досталось на этот раз от моей подруги погоняло ‘чма в ботах’, но, если бы мы каждый раз яростно реагировали на каждую саркастическую ремарку Тефенсен, мы загремели бы в больницу с нервами уже через пару часов. Об этом заявил наш уже не вполне трезвый дворецкий Роберт. Смеялись все, включая девушку-дракона. Затем Владислав рассказал всем присутствовавшим, что наши чувства настолько многовековые и непоколебимые, что восходят корнями к третьему тысячелетию до нашей эры и к Древнему Египту. История любви фараона по имени Сэти Третий и его наложницы Нафрит, заколотой кинжалом правителя в его же постели при загадочных и мистических обстоятельствах, реплика от реплики становилась все более загадочной и витиеватой в хитросплетениях и интригах, обрастала все новыми и новыми филигранными подробностями, уже подозрительно похожими на пьяную ахинею. Так что пятнадцать минут спустя самые трезвые из компании я и Дэна, закатив глаза и переглянувшись, сошлись на мнении о том, что водка с примесью крови, действительно, оказывает дурной эффект на мозги моего суженого, заставляя его против его же воли нести околесицу. Рассудительно, пока Владислав не видит, я убрала зловещее пойло со стола себе под ноги, а он, к моему удивлению, даже не заметил и не возмутился, к концу ужина просто склонив голову мне на плечо и сладко уснув. Выслушав кучу нескончаемых пошлых дерьмопотоков Дэнеллы о том, что пьяных и сонных всегда насилуют, и чтобы я зря время не теряла, а начинала приступать к черному и такому любимому делу уже сейчас, дескать, ибо его длинные томные ресницы и мерно вздымавшаяся во сне грудь за пару секунд уже довели меня до бесстыдных развратных фантазий в моем протравленном мозгу, которые ей видны невооруженным взглядом, я лишь с укоризной посмотрела на не умевшую униматься и затыкаться Тефенсен и, воспользовавшись силой и обличием бестии, доставила сонного экс-короля в спальню.
Прикорнув на краешке кровати, чтобы случайно не разбудить любимого, я погрузилась в сон, который пробудил вторую ступень памяти, возвращая мне недоступные ранее воспоминания из девятнадцатого века…
1820 год.
Рыжеволосая девушка закрыла глаза и погрузилась в воду с головой. Через пару минут она вынырнула, заправила за уши свои намокшие длинные волосы и откинулась спиной на край ванной. Теплая освященная вода с приятным запахом елейного масла ласкала кожу, и юная Аниита Саливан позволила себе понежиться в ней еще минут десять. Затем, однако, она встала, завернулась в белое махровое полотенце и вышагнула на холодный кафель. Сегодня ее ждало ответственное задание. Каждая минута была дорога, поэтому больше восемнадцатилетняя охотница не могла тратить время попусту, даже на приятные человеческие необходимости. Потрепав рукой свои распрямившиеся от воды длинные рыжие волосы, она подошла к зеркалу, решительным движением руки стерла с него запотевшую пелену и встретилась с глубоким и пронзительным взглядом своих зеленых глаз. Почему ее глаза обладали таким изумрудным оттенком, сама Аниита дать себе в том отчета не могла. Ее семья со стороны отца обладала вполне себе нордической холодной внешностью. Почти у всех представителей старинного рода охотников были небесно-голубые очи. Со стороны же матери встречались лишь кареглазые шатены. А она была иной. Зеленый цвет ее глаз был каким-то манящим, зачаровывавшим своей глубиной. Сбросив полотенце на кафель и окинув придирчивым взглядом свою стройную фигуру: длинные ноги, узкую талию, широкие бедра и высокую грудь, нарушавшую все законы гравитации, девушка закусила губу практически до крови, когда услышала негромкий голос Тани Лианны Саливан из ее комнаты.
