Запах полусгнившей соломы под ее ногами разъедал все ее органы чувств. В последний раз, когда уже поджигали, Маргарита окинула взглядом Карпаты, монастырь ‘Бистрица’, который было хорошо видно с площади казни, и в котором она провела, пожалуй, лучшие моменты своей жизни. Несколько месяцев почти что беззаботной юности… Затем она снова перевела взгляд на толпу религиозных фанатиков, архиерея и Валерия-завоевателя. Мороз побежал по коже от этого взгляда полубезумных зеленых глаз, и, на какой-то миг, люди даже перестали плеваться и выкрикивать лозунги, наподобие ‘Сжечь ведьму!’, начав неистово осенять себя крестным знамением… Когда огонь уже приступил лизать ее ступни, цыганка гордо воздела голову к небесам и демонически расхохоталась, полуистерически прокричав свою речь.
— Я испортила твоего мальчика, Валерий! Душа Владислава моя, и когда он вернется и увидит, что со мной случилось, он похоронит и тебя, и всех, кто здесь находится! Это не конец! Далеко не конец! Когда я вернусь, мы с мужем уже не будем людьми! Я убью тебя, Валерий! Я отрежу твою седую патлатую башку! Готовься к смерти, Валерий!.. Имя Маргариты Ланшери никогда не будет забыто! Ты посмотришь мне в глаза, назовешь меня моим настоящим именем, а потом мир померкнет для тебя навсегда! Сатана будет жарить тебя на своем вертеле, Ва-а-а-але-е-е-ери-и-ий!..
Ее возгласы, сменявшиеся смехом, потонули в криках боли. Солома горела, горели босые ступни. Огонь взметнулся вверх, жадно пожирая тело цыганки отпускавшим все грехи посредством смерти пламенем.
Женщина уже не слышала топота копыт черного, как ночь, коня фризской породы, по имени Крог. Тьма накрыла ее с головой.
Из сна меня выдернуло резко. Подскочив на кровати от невыносимой боли, я вскричала не своим голосом. Почувствовав холодную руку, крепко сжавшую мое запястье, я, однако, не планировала успокаиваться. Мигрень заставила изображение перед глазами оплыть неясными формами.
— Лора. Лора. Мотылек, успокойся. Это просто сон.
— Аа-а-а-а-а-а, нет, нет, нет, отпусти меня. Я горела. Я горела, я сгорела. И ты… — Я уже начала понимать, где я, и кто со мной рядом, но приступ накатившей из-за невыносимой боли истерики, однако, никак не желал меня отпускать, потому что ожоги после сна я прочувствовала на своей коже сполна. — Ты продал из-за меня душу, тьма захлестнула тебя из-за меня… И Адриана… Господи, что стало с нашей дочерью?! Это все из-за меня. Я… Не могу, не могу, не могу… Я убила твою мать, я убила твою невесту, а они… Господи, господи, нет… И этот огонь. Я сгорела, Владислав, я сгорела. Только что!!!
Издав нечеловеческий вскрик, через долю секунды я почувствовала, как его руки крепко прижимают меня к его обнаженной груди. Закрыв глаза и дрожа всем телом, я выдохнула с облегчением меньше, чем через минуту. Это то, чего мне не хватало. Объятий любимого человека, чувства защищенности, которым даже родители меня не баловали в детстве, тогда, как я с грустью смотрела на других детишек в садике и начальной школе, которых ласкали и целовали улыбчивые мамы, едва завидев своих малышей. Ведь я, как интроверт, закованный в панцирь боли в этом мире, так отчаянно нуждалась в тепле и осознании своей нужности… Владислав был первым, от кого я почувствовала это исходившее тепло и защищенность. Тот, кого все вокруг называли бездушным монстром, не заслуживавшим жить. Тот, кому моя мать, Сара Уилсон, без сожаления вонзила бы серебряный кол в сердце. А ведь он, не смотря на все дурное, через что мы прошли, единственный, кто всегда был моим отцом, создателем и точкой опоры во всех безумных и полубезумных мирах. Еще и часа не прошло с тех пор, как я видела его. Настоящего его, не обращенного к тьме, не испорченного мной и моей магией. Задорного мальчишку, чьи глаза улыбались мне так искренне. Чьи волосы я задумчиво перебирала пальцами, сидя под деревом в вишневом саду. И даже до сих пор, спустя столетия жажды крови, мести и убийств, сейчас, в его раненом взгляде, устремленном на меня, я видела, что тот самый мальчишка все еще жив. Да пусть весь чертов мир пойдет против моего мужа. Я с ним буду до смертного конца и уйду за ним в могилу. Я с нечеловеческой силой обняла его за плечи, вжавшись в него всем телом…
Тогда он тихо зашептал мне на ухо. — Я опоздал. Когда я приехал, меня ждал лишь обгоревший труп на столбе позора. Я хотел помочь тебе, но было уже слишком поздно. Ты была мертва. Я гнал стражу до замка. У входа, всех, кто вероломно подставил королеву, переметнувшись на сторону экс-короля в силу своих симпатий, я отсек им головы. Валерий же любит скрываться. Как и сейчас, тогда он трусливо сбежал. Архиерей Кэйталин сначала потерял все пальцы на руках, потом на ногах. Я отрезал от вонючего церковного служки по куску, пока он не сдох от боли. А потом, весь залитый кровью ублюдков, сгубивших мою жену, я вошел в нашу комнату. Единственное место, где меня ждали. Маленькая Адриана. Пустые дни сменяли пустые ночи. Похоронив тебя, я похоронил и желание воевать. Выгнав всех слуг-предателей, единственным жителем нашего с Адрианой замка, стала тишина. Мы могли так долго жить, но однажды явился мой лучший друг. Гэбриэл Ван Хельсинг. Который держал нейтралитет и смирялся с моим браком с тобой, пока еще все было хорошо. Но в тот самый день, в слезах и безутешном трауре он кричал, что ты выбрала меня и погибла именно поэтому. Что это я виноват во всем. Мы сражались. Я проиграл. Мой лучший друг зарезал меня своим клинком. Но я очнулся. Здесь ли, в межмирье ли. Выглядело то место совсем, как реальный мир, только было черно-белым. Омыв первую попавшуюся церковь кровью неверных, я вызвал Сатану на разговор. Он пришел. Он обещал, что сможет вернуть тебя обратно, более того, ты будешь обречена возвращаться вновь и вновь до тех пор, пока мы с тобой не будем вместе. В обмен за это я был должен очернить свою душу настолько, насколько это вообще возможно, до такой степени, чтобы во мне не осталось меня. Я был должен проклясть Бога и устроить хаос на всей земле. И я вообще оставил эту душу ему в залог. Дьявол обещал, что она ко мне вернется насовсем, но только когда вернешься ты и сможешь полюбить меня. Рассмотреть в чудовище, которым я стану, мужчину, которого любила и полюбить меня беззаветно, но без памяти прошлых жизней. По своей воле. Полюбить того, кто не заслуживает прощения. И я, действительно, стал таким. Он дал мне крылья и, расправив их, я стал мстить. Сегодня два человека — завтра целая деревня. Моя кровожадность не знала границ. Я смирялся с обращением и обостренными чувствами, а Адриана росла рядом со мной. Будучи несдержанным в разрывании глоток вампиром, мне приходилось, одновременно с этим, и быть отцом, растить и воспитывать дочь. Это было чертовски сложно. Правда, длилось недолго. Ей было отписано всего шестнадцать лет. На карме моего ребенка висел тяжелый отпечаток нашего с Марго безумия. Связавшись с небезызвестным тебе Константином Вольфом, в тысяча четыреста семьдесят втором году Адриана Ланшери-Цепеш родила ребенка, который стал основателем линии рода Баваль. В тысяча четыреста семьдесят третьем я уже вытаскивал ее из петли. Слишком много мрака. Она видела, как резалась мать; знала, что Маргарита погибла жестокой смертью; видела, как умер я; видела, как я убивал, уже будучи кровожадным монстром-вампиром и стирал поселения с лица земли, а в момент послеродовой депрессии Константин решил с ней порвать. Бремя было слишком тяжелым. Она не выдержала. Да и наш с тобой первенец никогда не отличался психической устойчивостью. Вспомни Анну Эронауэр… После смерти Адрианы, тьма захлестнула меня еще больше. Так началось мое превращение в абсолютное зло на радость аду, услугу которому я оказывал. Я стал потрошителем. И, как и говорил Дьявол, с умыслом сделав меня монстром, вероятность того, что ты полюбишь меня, стремилась к нулю. Это была лазейка в договоре с Всенижним, который честным быть никогда не умел, чтобы не возвращать мою уже заполученную душу. Но он просто ничего о нас не знал. Ты дала мне обещание сразу после обращения, что пройдешься по ножам, но вернешь мне душу, и тебе это удалось. Я почувствовал, что она со мной, сразу после того, как Кира вернула меня из ада. И, честно говоря, это было прекрасно. И стоило мучительной смерти. — Крепко обняв меня, он продолжил. — Проспорив еще в девятнадцатом веке, когда Аниита Саливан все-таки увидела во мне, монстре, любимого, Дьявол, будучи весьма раздосадованным, решил в знак своего фиаско сделать мне еще один подарок. Проигрывать он не любил, но если это случалось, однако же, вознаграждать умел сполна. Меня за казавшееся невыполнимым, но увенчавшееся успехом заданием — влюбить в себя, бездушное чудовище, девушку, он вознаградил обещанием, что вернется к жизни не только Маргарита, но и моя дочь. Единственная, кем я дорожил после жены. Напрасно ты думала, что я не пойму что Анна Валериес-Тедеску — моя дочь и регина. Лицо своего ребенка из человеческой жизни я бы не забыл никогда. А учитывая, что и в этой реинкарнации у нашей дочери уже сейчас складываются неординарные отношения с мсье Вольфом, можно заметить, что перерождающаяся век от века любовь была не только у нас. И повезло же девочке уже дважды родиться у одних и тех же родителей-психопатов. Первый раз у людей, второй, еще лучше, у вампиров.