Алка осторожно ступала по свежеструганному деревянному полу, пробираясь через сложенные штабелями доски и огромные коробки с инструментами и отделочными материалами.

– Слушай, а как ты здесь в темноте ходишь?

Потом пристально посмотрела на мои синяки и махнула рукой.

– Понятно!

Я огрызнулась.

– Если тебе понятно, не ходи налево.

– Это ты за добропорядочное поведение или что-то другое имеешь в виду?

– Я имею в виду моего старшего. У него пока нет кровати, так что спит на полу, где понравится. Не раздави ребенка. Их трудно рожать и долго выращивать.

Алка посмотрела на меня как на полоумную.

– Твоего старшего асфальтовый каток не раздавит. Сколько нынче весит дитятко? Центнера полтора?

Она огляделась в поисках чего-то.

– А где вы младшего спрятали?

– С младшим проще. Кровати его размеров пока есть в любом магазине. Ищи его в дальнем левом углу дома. Он себе выбрал комнату, окна которой выходят на реку.

– Умный мальчик. А ты где спишь?

– Я в дальнем правом. Окнами на гору.

Алка одобрительно кивнула.

– Это хорошо. А мне где располагаться? Как я понимаю, ни гостевой домик, ни второй этаж еще не готовы?

Я подтвердила ее худшие предположения.

– Не готов. Так что выбирай себе угол, какой понравится, и окапывайся там. Кровать тебе соберет старший, как проснется. Шкаф и тумбочки прикроватные можешь выбрать по каталогу, а я потом найду, в какой они коробке.

Алка печально посмотрела на свой свежий маникюр.

– А мы что, сами их будем собирать?

– Ближайшая служба по сборке мебели километров за триста. Можно позвать кого-нибудь из деревни, но трезвыми эти умельцы бывают редко.

Алка вздохнула.

– Ну, сами так сами.

Она постояла еще какое-то время, размышляя, куда податься, потом решительно двинулась к лестнице, ведущей на второй этаж.

– Я здесь, возле лестницы жить буду. Мне вид на реку больше нравится. Что-то твои горы мрачные, хоть и зеленые.

Алка быстро подтащила к месту своей временной дислокации дорожный несессер и расставила по ступеням еще пахнущей сосной лестницы туалетные принадлежности. При виде своих духов и косметики она почувствовала себя немного лучше, сняла дорожный костюм и переоделась в невообразимо яркий сарафан из новой восточной коллекции. Казалось, что в дом случайно залетела тропическая бабочка. Яркое пятно быстро перемещалось от дверей к своему новому лежбищу, стаскивая маленькие сумочки и чемоданчики в уютный уголок.

Наконец Алка закончила организацию жизненного пространства и подсела к большому деревянному столу, накрытому белой узорчатой скатертью. Скептически оглядевшись вокруг и проведя своим отшлифованным ногтем по завитушке узора, она язвительно поинтересовалась:

– Скатерть не слишком белая для такой обстановки?

Я пожала плечами.

– Других пока не нашла. Они где-то в коробках. Данил завез все оптом вчера ночью, вот и приходится работать археологами. Пока не очень успешно.

Чайник закипел, и мы наконец смогли немного посплетничать. Алка быстро выложила последние новости города и приготовилась слушать мои рассказы про деревенскую жизнь. Я даже не знала, чем порадовать подругу.

– У меня такое чувство, что сменились только декорации, а состав актеров остался прежним. Практически все, с кем Данил пересекается по делам, сейчас пасутся в шести километрах отсюда. За ближайшей горой.

Алка отодвинула от себя чашку, откинулась на спинку стула и с любопытством поглядела на меня.

– Это ты сейчас про что?

– Про семинар.

– Я и не знала, что в вашей горной глуши идут семинары. А расписание посмотрим на ближайшем столбе у сельпо?

Я показала рукой на окно возле лестницы, где она только что распаковывалась.

– Посмотри в окно. Ничего не замечаешь?

Алка присвистнула.

– Зачем же сразу три?!

Это моя внимательная подруга пересчитывала передающие вышки сотовых операторов на ближайшей горе.

– Конкуренция. Народу в горах становится много, я не только про китайцев говорю. Тут у нас недавно в кустах у речки жил местный профессор с детьми и супругой. Московские академики вчера улетели, да и местные власти постоянно тусуются. Это помимо аборигенов, которые тоже по телефонам разговаривают и Интернетом пользуются.

Алка состроила кислую рожицу.

– Так у вас здесь Интернет? А я-то, наивная, думала, что проведу пару недель в глуши и без работы.

– А как бы мне, по-твоему, удалось заманить старшего пожить на даче?

– А мужа тебе не удалось заманить пожить на даче?

– Данил – перфекционист. Пока все не расставится по своим местам, мы его здесь будем редко видеть. Хотя мы его и дома-то почти не видим.

– А что, дома у тебя не все по своим местам стоит?

– Дела у него последнее время идут не слишком хорошо.

Алка сбросила босоножки и забралась с ногами на стул.

– Во внешнем мире про это еще никто не знает?

– Неуверена…

Я налила нам еще по чашке и поискала глазами свежее варенье.

– Мы вчера с детьми ходили за кислицей к речке. И за эдельвейсами. Так вот, пока мы шли, мимо нас проехало штук двадцать знакомых машин.

– Перечислить можешь?

– Могу, но тебе этот список не понравится. Ты любишь успешных мужчин, а у этих дела в последнее время не очень.

– Я в последнее время интересуюсь непопулярными экземплярами.

– Профессионально?

– Скорее эмоционально. Мужчина в поиске интереснее, чем самодовольный или депрессивный.

Я поставила ноги на пол, пошарила под столом в поисках босоножек и осторожно, чтобы не разбудить мальчишек, прошлепала к тумбе, стоящей возле постели Данила. Вытянув верхний ящик, достала список и вернулась к столу Алка с любопытством пробежалась по нему глазами и возмущенно фыркнула:

– Ты ничего не перепутала? За каждым именем тут стоит немалая сумма.

Меня позабавила ее реакция.

– Ты же не можешь точно знать, что из этих имен и денег реально, а что – просто мыльные пузыри.

Алка призадумалась, положила бумагу на стол так, чтобы можно было при случае еще раз взглянуть на нее.

– Мыльные пузыри, говоришь? И вся эта компания сейчас неподалеку?

Я состроила ехидную рожицу:

– Твоя машина туда не доедет.

Алка была неумолима.

– Зато твоя доедет. Может, нанесем визит мальчикам?

Я запротестовала:

– Мне мальчиков дома хватает.

Алка сделала ответный ход:

– Еще год назад не хватало!

Я поняла, что это намек на Прагу, но скандалить не стала.

– Если тебе так хочется, поезжай. Я не могу оставить без присмотра этих двух диверсантов.

Подруга с моим доводом согласилась. Она забыть не могла, как мой старший пытался растопить камин у нее на даче, пока взрослые отсутствовали пару часов.

– Да, этих лучше не оставлять.

На том и порешили. Деятельная Алка не стала ждать до вечера, взяла ключи от моего пикапа и решительно двинулась к огромным деревянным воротам.

Рынок города Ура опустел, и последние торговцы спешно собирали свой товар, чтобы успеть на церемонию погребения дочери лугаля. Много толков ходило сегодня на рынке, но никто из разносчиков сплетен не мог бы с уверенностью сказать, что именно так все и было. Поговаривали разное. Кто говорил, что ее отравили жрецы, а кто тихо шептал, что сам лугаль отдал приказ убить свою дочь, чтобы не запятнать себя позором.

Когда дорога, ведущая из города, заполнилась любопытной толпой, то среди пестрого народа было невозможно отыскать старика, ведущего под руку девушку с воспаленными глазами. Пуаби не привыкла еще к солнечному свету и так часто терла свои глаза, что они теперь больше походили на кровавые волдыри, чем на глаза красивой девушки. Прохожие сторонились их, полагая, что девушка больна какой-то дурной болезнью. Это нисколько не смущало Пуаби, которая была счастлива, что не лежит сейчас в роскошном катафалке, отделанном золотом.