– Откуда ты знаешь, что я решил?

Морада улыбнулась и показала рукой на небо.

– Ты забываешь, кем я была.

Старик посмотрел, куда указывала Морада, но ничего особенного там не увидел. Она снова улыбнулась.

– Для меня горит новая звезда. Звезда далеких странствий. И зажглась она только сегодня, а значит, ты продал меня тому, кто собирается в Долгий Путь.

Старик упорствовал:

– Почем ты знаешь? Может, я собирался переехать в другой город и взять тебя с собой?

Морада в сомнении покачала головой:

– Тебе незачем уезжать отсюда. Ты не уедешь далеко от Ниппура. До конца дней своих ты будешь искать останки своего сына и похоронишь лишь малую их часть.

Старик вздрогнул и отстранился от девушки:

– Ты знаешь, кто я?!

Морада пожала плечами:

– Я всегда знала, кто ты. Но ты ничего предосудительного не делал, а звезды говорили мне, что ты сыграешь большую роль в моей судьбе. Поэтому я никому не сказала, что ты отец Загесси.

Старик помолчал какое-то время, но любопытство пересилило его страхи, и он спросил:

– И ты знаешь свою судьбу?

Морада кивнула.

– Конечно. Хотя это меня печалит.

– Печалит?

– Да, я могу узнать все, что ждет меня и любого человека, какой только родился под луной.

– Но если ты можешь все предсказать, то о чем же тебе печалиться?

– Я могу предсказать, но не могу изменить свою судьбу! Вот, например, я же знаю, что ты меня продал и что завтра поутру меня заберут из этого дома два человека, одетых в черное, и отведут на двор купца, что живет у Западных Ворот. Я знаю, но ничего не могу изменить.

– Но ты могла бы бежать. Еще до того, как я вернулся с базара.

– Зачем? Какой в этом прок? Меня бы поймали, или мне пришлось бы бежать из города без денег и без пищи. Это только ухудшило бы мою участь.

Старик согласился с разумными доводами девушки и спустился вниз, в свою комнату. Любоваться небом в обществе той, которая все знала и которую он продал так дешево, что едва хватит на дорогу до Ниппура, он не смог. А Морада еще долго оставалась на крыше, шепталась со звездами и купала свои тонкие руки в лунном свете.

Утром, едва рассвело, двое стражников вошли в дом Старика. Заспанная служанка, стараясь не шуметь, отодвинула тяжелый засов и жестом показала на дверь комнаты, где спала Морада. Стражники были опытными, они знали, что тех, кого продали, лучше не будить, а забирать внезапно, чтобы не поднимать большой шум. Особенно крикливы дети и молодые женщины, которые из последних сил сопротивляются своей незавидной судьбе, оказавшись в руках черных воинов. Но, к удивлению, Морада не спала. Она сидела на своей постели одетая, а у ее ног лежал небольшой узелок с личными вещами, которые принадлежали ей, когда она была еще верховной жрицей. Один из стражников сделал было шаг в ее сторону, но она остановила его:

– Я пойду с вами добровольно и не причиню вам хлопот.

Стражники впервые видели женщину, которая не убегала, не кусалась и не кричала как резаная. Все же для надежности они решили, что один из них пойдет впереди, а другой за девушкой, чтобы она не сделала роковой ошибки и не попыталась сбежать по дороге.

Весь путь до Западных Ворот занял около часа, и с рассветом она вошла в дом своего нового хозяина, купца из ее родного города Ура, торговавшего тканями по всему свету. В Тали-Газир купец приехал навестить свою сестру, которую выдали замуж в знатную семью этого небольшого города, и передать ей подарки от родственников в честь рождения ее первенца. Сегодня утром он собирался покинуть гостеприимный дом своей родственницы и вернуться в Ур. Поэтому слуг и рабов держали во дворе, чтобы они могли выступить незамедлительно, как только хозяин закончит утреннюю трапезу и попрощается с родственниками.

Морада попала в пеструю толпу рабынь, сопровождавших купца в путешествии, и с любопытством рассматривала странные одеяния и украшения женщин. Запертая в стенах своего храма и окруженная только жрицами и наставниками, она никогда прежде не видела таких ярких платьев. К ней подошла высокая дородная женщина лет тридцати и приказала развязать узелок, который Морада держала в руках. Морада удивилась:

– Зачем это вам?

Женщина рассердилась и несильно ударила девушку плеткой, которую всегда носила при себе на поясе и с которой обращалась мастерски. Удар был точно выверен так, чтобы на девушке не осталось следов, – а вдруг она понравится господину и он будет недоволен, что ему вместо гладкой шелковистой девичьей кожи придется трогать рубцеватые шрамы. Что-то было в этой девушке непонятное для Большой Мамки, как ее называли за глаза рабыни. Девушка вела себя так спокойно и уверенно, будто она случайно оказалась среди рабынь и это недоразумение скоро выяснится. Морада отдала узелок Большой Мамке, и та неторопливо развязала его. Любопытные женщины окружили их, стараясь получше рассмотреть, что принесла с собой новенькая и чем тут можно поживиться. К их разочарованию, здесь не было никаких украшений, лишь пара свитков, медный диск, испещренный какими-то знаками, и треугольный прибор, совершенно им незнакомый. Девушки с презреньем зашушукались меж собой.

– Ни золота, ни серебра, ни драгоценных камней!

– А держится так величественно, словно богачка какая!

Мамка строго взглянула на невольниц, и те разошлись. Женщина показала на незнакомые предметы и спросила:

– Что это за такое?

Морада поначалу удивилась странному говору надсмотрщицы, но потом поняла, что она из другого племени и что это не ее родной язык.

– Это мои вещи. Они помогают мне читать по звездам.

Женщина в страхе отпрянула от Морады:

– Ты колдунья?!

Морада отвечала спокойно, глядя женщине прямо в глаза:

– Я не колдунья. Когда-то я работала при храме, вот и научилась. А вещи эти мне подарила верховная жрица, Пуаби.

На какое-то мгновение в воздухе повисло молчание, потом раздался оглушительный хохот. Женщины, хватаясь за животы от смеха, подходили к ней и, показывая на нее пальцами, потешались:

– Пуаби!

– Рабыня знала саму Пуаби!

– Вот врет девка!

– Да тебе, простой рабыне, за версту к ней подойти бы не дали!

– Ты знаешь, какая охрана у Пуаби?!

– Кем же ты работала, если знавалась с самой Пуаби?!

Морада молча выслушивала весь этот вздор, ни говоря ни слова. Пусть этим глупым женщинам и кажется, что она несет что-то странное, но ее слова они запомнят и относиться к ней будут настороженно. И это хорошо. Ни друзья, ни враги сейчас Мораде не нужны.

Внезапно все стихло. На ступенях крыльца показался господин, и началась суматоха, обычная перед путешествием, в котором слишком много женщин и мало повозок. Старшие невольницы переругивались с младшими, споря из-за места в повозках. Никто не хотел идти пешком по такой жаре. Морада не стала занимать место в повозке и пошла рядом с охраной. Узелок ее забрала себе Большая Мамка, так что шла она теперь налегке.

Однако не привыкшая к таким испытаниям девушка вскоре поняла, что проделать весь путь пешком она не сможет. Силы ее были на исходе, ноги все чаще спотыкались о камни, а руки, все в ссадинах, были покрыты дорожной пылью. Падала она крайне неловко и к разгару дня была уже на себя не похожа. Молодой охранник сжалился над нею и подошел к повозке Хозяина:

– Господин! Та невольница, которую вы купили вчера, вся искалечилась.

Купец удивился и приказал остановить караван.

– Искалечилась?

Ему жалко было терять деньги. Ведь он купил эту рабыню только вчера и еще даже не осматривал ее. Он крикнул охране, чтобы привели Мораду. Купец взглянул на девушку и остался доволен. Крепкая, статная, почему же она так плохо переносит путь? Ведь шли они всего ничего – полдня! Уж не беременную ли ему подсунул Старик? Купец приказал позвать Надсмотрщицу и что-то тихо сказал ей. Большая Мамка отвела Мораду за ближайшие кусты и вскоре вернулась озадаченная. Она наклонилась к самому уху купца и сказала: