Сегодня мы называем эти воззрения мистикой, поскольку они касаются невидимых сфер бытия. Но если бы у наших предков были микроскопы, разве не нашли бы они конкретное подтверждение своим мистическим теориям в структуре и поведении клеток? Чтобы поверить во всеобъемлющую реальность, я должен поставить себя в центр бытия. Мистическим символом этой идеи издавна считался круг с точкой посередине. Круг очень напоминает клетку, а точка — это ДНК, которая связующей нитью соединяет между собой миллионы лет эволюции.
Но можно ли назвать эту концепцию мистической? Выглянув в зимнюю пору из окна, я обычно могу обнаружить как минимум одну куколку, свисающую с ветки дерева. Внутри этой куколки находится гусеница, которая весной превратится в бабочку. Всем нам известна эта метаморфоза. Мы наблюдали ее, будучи детьми (или читали о ней в книге Эрика Карле «Очень голодная гусеница»). Но те невидимые процессы, которые происходят внутри куколки, закрыты от нас непроницаемым покровом тайны. Органы и ткани гусеницы растворяются, превращаясь в аморфную слизистую среду, из которой впоследствии формируется тельце бабочки, не имеющей ни малейшего сходства с гусеницей.
Науке совершенно не известна природа этой метаморфозы. Едва ли можно предположить, что она происходит по воле случая, — химические процессы, посредством которых гусеница превращается в бабочку, чрезвычайно сложны. Они проходят в несколько тысяч этапов, за каждым из которых немедленно следует другой. (Это все равно как если бы ты отдал в ремонт свой старый велосипед, а обратно получил новенький «Gulfstream».)
И все же мы кое-что знаем о том, как сочленяется эта очень изящная цепочка событий. Два гормона, один из которых называется ювенильным гормоном, а другой — экдизоном, регулируют процесс, наблюдая за которым невооруженным глазом мы полагаем, что гусеница превращается в некую слизь. Благодаря этим двум гормонам клетки личинки «знают», что с ними должно произойти и какими они затем станут. Некоторым клеткам «прикажут» умереть, другие съедят самих себя, тогда как третьи станут глазами, усиками и крыльями. Все это предполагает существование чрезвычайно тонкого (и загадочного) ритма, который должен поддерживать точный баланс между созиданием и разрушением. Этот ритм, как выяснилось, зависит от длительности светлого времени суток, которая, в свою очередь, зависит от вращения Земли вокруг Солнца. Следовательно, уже многие миллионы лет процесс рождения бабочки и космический ритм тесно взаимосвязаны.
Современная наука сосредоточила свое внимание на изучении молекул, в то время как рождение бабочки есть не что иное, как поразительный пример разумного творения, где молекулы одновременно являются и генераторами идей, и средствами их воплощения. Идея клеток в данном случае состоит в том, чтобы создать живое существо безотходным путем. (И если существует всего лишь одна реальность, то мы, в отличие от современной науки, не вправе утверждать, будто продолжительность дня заставляет гормоны личинки превращаться в бабочку. Продолжительность дня и гормоны происходят от одного источника, сплетаясь в единую реальность. А источник, о котором мы говорим, использует космические ритмы или молекулы по своему усмотрению. Продолжительность дня не может заставить гормоны изменяться — так же как гормоны не могут влиять на продолжительность дня. Ведь оба эти фактора зависят от создавшего их тайного разума. Во сне или на своем рисунке мальчишка может представить, как он ударяет по бейсбольному мячу. Но его воображаемая бита не сможет заставить реальный мяч лететь по воздуху. Сон или рисунок представляют собой единое целое.)
А вот еще один пример: два химиката — актин и миозин прошли длительный путь эволюции, чтобы мышцы насекомого могли сокращаться и расслабляться. Благодаря этому насекомые научились летать. В случае отсутствия одного из этих типов парных молекул крылья будут расти, но ими нельзя будет махать и они станут бесполезными. Те же самые два типа протеинов отвечают за работу нашего сердца, и когда один из них отсутствует, сердце бьется слабее, что в конце концов может вызвать его паралич.
Ученые продолжают восхищаться способностью молекул к адаптации, которая позволила им оставаться неизменными в течение миллионов лет. Но нет ли здесь какой-то более высокой цели? В глубине души мы всегда стремимся к полету, хотим вырваться из границ. Не этот ли порыв природа передала насекомым, научив их летать? Пролактин, который вырабатывает молоко в материнской груди, ничем не отличается от того пролактина, который заставляет самок лосося стремиться на нерест вверх по течению и, преодолевая соленые воды, достигать вод пресных. Инсулин, содержащийся в теле коровы, точно такой, как у амебы. И тот, и другой способствуют усвоению углеводов. Хотя строение внутренних органов у коровы в миллионы раз сложнее, чем у амебы. Как видим, вера в единую реальность, в которой все взаимосвязано, отнюдь не является мистикой.
Как же случилось, что эта вера в единую реальность вдруг распалась? Была еще одна альтернатива, которая также поставила человека в центр его собственного мира. Но вместо того, чтобы ощущать себя частью этого мира, человек чувствует себя одиноким и изолированным от него. Человеком движут его личные устремления, а не единая жизненная сила и не духовное родство. Этот выбор мы называем эго, хотя у него есть и другие имена, — такие, как стремление или удовольствие, зависимость от кармы и (если использовать религиозную лексику) изгнание из рая. Эго настолько проникло в нашу культуру, что нам ничего не остается, как во всем потакать ему.
С раннего детства мы старательно учились произносить слова «я», «мне» и «мое». Дух соревнования учит нас драться за то, чего мы хотим. Нам повсюду мерещится угроза других эго — таких же обособленных и одиноких, как мы. Ведь все наши вожделения рухнут, если кто-то добьется успеха прежде, чем это сделаем мы.
Я вовсе не желал бы выступить здесь неким гонителем эго. Подвергать его гонениям мог бы только какой-нибудь негодяй, готовый на все — лишь бы помешать другим найти свое счастье. Такие люди — основная причина всех наших бед. Это из-за них нам бывает так трудно познать свое истинное Я, Бога или душу. Нам говорят, что эго затуманивает наш разум все новыми запросами, жадностью, себялюбием и опасениями. Это общеизвестное, но ошибочное мнение. Ведь отринув эго, превратив его в своего врага, мы придем к еще большей разобщенности и раздробленности. Если реальность едина, значит, она должна быть всеобъемлющей. Отрицание эго не может идти дальше отрицания наших страстей.
Стремление к обособленности, которого не может позволить себе ни одна живая клетка — если только она не превратилась в раковую, — вызвало искажения в мифологии. В памяти всех цивилизаций сохранилось предание о «золотом веке», который давно канул в туманное прошлое. Легенда об утраченном совершенстве принижает человеческую натуру, вместо того чтобы возвеличивать ее. Люди сказали себе, что человек порочен по своей природе, что каждый из нас несет на себе следы греха, что Бог отвернулся от своих некогда непорочных детей. Миф способен заставить нас сделать выбор, убеждая нас в том, что это и есть наша судьба. Обособленность превратилась для нас в способ жизни. Но разве от этого возможность единой реальности может исчезнуть?
Чтобы вновь объять единую реальность, мы должны принять тот факт, что мир находится внутри нас. Эта духовная тайна основывается на природе нашего разума, который ежесекундно творит этот мир.
Когда твой лучший друг внезапно звонит тебе с Тибета, ты, естественно, понимаешь, что он сейчас далеко, но твой мозг воспринимает звук его голоса и дарит тебе ощущение близости. Даже если бы друг внезапно возник у тебя на пороге, то и тогда его голос не мог бы стать ближе. Это было бы все то же физическое ощущение, сигнал поступал бы в ту же область мозга, оставаясь там, даже когда друг уйдет, так что его голос надолго сохранится в твоей памяти. Поскольку наш мозг конструирует реальность во всех ее аспектах, он может воссоздать звук человеческого голоса даже в отсутствие самого человека. Глядя на далекую звезду, ты понимаешь, что она далеко, но вместе с тем она существует в твоем мозгу как физическое ощущение. Таким образом, звезда пребывает внутри тебя. То же самое происходит, когда ты ешь апельсин, прикасаешься к бархату или слушаешь Моцарта, — все твои впечатления создаются внутри тебя.
