Ходы в замок были выдолблены через всю гору, как и складские помещения внутри горы, и скрывались в тайных пещерах и лабиринтах.

Причем снизу скала была сплошной, а входы были на самом деле искусно поворачивающимися вокруг своей оси громадными чудовищными глыбами крепкого камня, которые никаким тараном не выдолбишь. Ибо они верхом и низом с другой стороны соприкасались со скалой, а вход был сбоку или посередине, и меньшим. Это если не брать в расчет того, что места для тарана там не было вообще, во-вторых, их еще надо было обнаружить, а в-третьих, это ничего не давало, кроме как доступа к лабиринту пещер и поиску следующей «двери», которых на пути наверх были десятки.

Причем ходы так искусно перекрывались плитами сверху в случае нужды, что пробиваться здесь было абсолютно бесполезно – плита входила сверху в паз и полностью перекрывала путь наверх, надо было просто отпустить канаты. И пусть долбают потолок.

Единственно возможным входом было рвать скалу порохом до тех пор, пока она не поддастся. Но, дело в том, что ходы были расположены на определенной высоте, где просто негде было привязать бочонок или зацепить его, так что весь взрыв уходил впустую. Не говоря о том, что там порох не было куда закрепить на голой вертикальной стене; не говоря о том, что обычно это обрушивало боковую стену и закрывало путь к входу.

Единственно доступным способом проникновения в замок в случае штурма было прорубать чудом обнаруженные плиты насквозь кирками и резцами. Но извращенный мозг строителей и об этом позаботился – узкие и извилистые ходы были расположены за глыбой таким образом под углами и идущими вверх, что, если не знать заранее их точного расположения, то рубать их можно было через всю скалу сколько угодно, и не попасть на узкий ход. «Рубаке» пришлось бы потом возвращаться и искать, где же он «промахнулся». Не говоря о том, что он не знает, где кончается плита. И просто так вверх он тоже бы не попал. И тоже мог рубать через скалу.

В сущности, сочетая упорство, долбление многих смен твердой породы – обычно гранита, и закладывание шурфов с порохом, можно было пробиться через все двери. За год. Или обложить доверху лесом.

Но, дело все в том, что к тому времени либо нас в замке бы уже не было, либо врагов под замком у нас уже бы не было. Ведь мы, хоть замок мог вполне встретить армию и не поморщиться, рассчитывали не на войну с армией, а на противостояние максимум с частными наемными армиями наемников и бандами, которых было невозможно представить большими.

За свою честную службу мы настоящую армию явно не ждали. А с остальными, собранными тайно из убийц на скорую руку, и существующими лишь до тех пор, пока мы не позовем гарнизон из ближайшего места с помощью световой азбуки, и поспешно бы разбежавшимися, мы бы справились и сами.

Очень много работы и денег ушло на эту мамину штучку.

Если триста человек не смогло взять обыкновенный голландский дом, вы понимаете, сколько можно было отсиживаться в такой крепости.

Но она была еще далеко, а мечты мамы – неосуществимы.

Ибо мы еще только вышли в большую пещеру у реки. Нам еще только предстояло спуститься по реке.

И мы были, увы, в Голландии, армия Голландии ничего не знала о наших заслугах (я надеюсь), а мечты были в Англии. Нам предстояло, как говориться, с голой задницей в холодную воду, то есть практически невооруженными встретиться с погоней возможно в тысячи человек. Это было бы чепуха, и я восприняла бы это как прелестную прогулку по чудесной стране, если б сама только могла нормально ходить!

И, самое интересное, что на этот раз в Голландии мы абсолютно ничем не нагадили – такие себе хорошие законопослушные люди на отдыхе, приносящие пользу стране. Это не говоря о том, что когда мы «гадили», никто и понятия не имел, кто это делал, вообще кто проводил операцию и кто мы такие.

Да и не гадили мы.

Это не считая того, что, даже если б меня поймали на улице после акции, то просто бы не узнали, ибо на акции увидеть и вычислить меня, к тому же хорошо всегда замаскированную и загримированную, было просто невозможно.

Я могла сразу просто операции тут же переодеться и ходить тут же по поселку – никто меня бы не связал ни с чем. Не говоря о том, что я такой глупости обычно не допускала, и тут вообще никто не мог знать, что и кем было сделано и кто виноват.

Потому в этой мирной картине что-то было не так. Знать и вычислить нас тут не могли – мы были обычные здесь люди. И без того смирные и невиновные, так еще и прибывшие под другими не своими именами. Да еще и тайно, на шлюпе.

– Привет министру! – сквозь зубы сказала я.

– Я передам, – сказал отец.

– Вместе с моими самыми лучшими пожеланиями! – сказала Мари.

– Девочки, вы в чем-то ошибаетесь! – растеряно сказал отец.

– Я приду к нему в брачную ночь! – пообещала Мари. – Одетой индейцем!

Это чтобы отец не заблуждался насчет мотивов.

Но я хихикнула. Мари имела в виду боевую ужасную раскраску мертвеца, а я то, что индейцы голые. Я хотела намекнуть об этом отцу.

Но отец был занят лодками. В принципе, можно было одну шаланду взять, но индейские пироги и быстрей, и маневренней, если что. Вот только их надо будет брать несколько. А каноэ...

Да и плыть тут, муть одна, недалеко. Тут всю Голландию за несколько дней пересечешь. В одной из больших пещер стоял себе наш кораблик, один из самых лучших и быстроходных в мире. Жалко только, что у него слишком характерные черты.

Но мы наловчились их менять.

Мало кто из кораблей догонит его, собственная разработка, обвод, снасти, вооружение – все собрано из лучших образцов на основании долгого мышления лучших умов. Вооружение этот крошечный кораблик несет такое, что к черту разнесет любой пиратский капер, а ведь снаружи и не скажешь.

К тому же он рассчитан на управление несколькими ловкими людьми, снасти с помощью специальных хитроумных блоков управляются всего несколькими людьми, словно яхта... У него подвижность, скорость и маневренность пироги, вместо обычных досок – специальная обшивка, облегчающая скольжение по воде из специального дерева, самое главное – маневренность бешенная...

Мы выскальзывали из таких позиций, что только ахнешь. У нас таких кораблей несколько десятков, и с каждой новой ходкой по морю я постоянно вношу улучшения и совершенствования.

Не могу понять, почему люди так не любят использовать голову, почему самые простые улучшения и изменения им как нож острый. У нас на специальных пушках установлены простейшие прицельные устройства, и Мари обычно разносит вражеский корабль с одного выстрела. А широкая специальная пушка для картечи большого рассеяния с одного залпа накрывает вражеский корабль навесом двумя десятками килограмм гвоздей или дроби железной тучей, и там просто не с кем остается сражаться. А еще говорят, что я садистка. А специальная катапульта метает горшки с перегнанной нефтью, и в половине случаев корабль к черту, даже стрелять не требуется. Сам сгорает, особенно на экваторе, где жара.

Один раз мы даже пустили к дьяволу дюжину пиратов. Обманув их и расстреляв по одиночке, когда они не понимали, что происходит, и пользуясь вдвое большей дальностью и большой точностью наших орудий. На нас не бросалось больше одного корабля, мы взяли их обманом и талантом Мари.

Иногда мне кажется, что она точно знает, куда выстрелит данная пушка. И от чего утонет или взорвется корабль врага. Это как убить с одного удара. Это скорей искусство.

Мы разделали тогда все корабли, правда, к берегу пришлось плыть на пироге. Ибо наша мечта таки накрылась от случайных попаданий. Но это ни шло ни в какое сравнение с судьбой бедных пиратиков. Пока я телилась, Мари без разговоров расстреляла картечью большое скопление плавающих вне корабля пиратов, их разорвало в клочья, и кровь собрала, кажись, акул со всего океана.

Мы отсалютовали им, уходя, – на прощанье раздолбав все спасенные лодки – и Мари, и я ненавидим бандитов, а в пираты, вопреки романам, идет просто редкая сволочь. Они исчезли без следа. Так потом и говорили о бесследно исчезнувшей эскадре. Легенды ходили. В ту пору года океан был холодным и больше часа в воде никто не выдерживал.