Судя по шуму, ударам веера и крикам, производимому там, я поняла, что какая-то старая женщина занимается воспитанием моего отца.

Все еще полная весельем, я быстрей слиняла прочь, пока меня не воспитали тоже. Это бывало больно. У отца исключительно гнусные знакомые старушки, считающие его ребенком, а нас так вообще своим объектом воспитания. Не знаю, кто им вбил в голову эту глупость, что на них это возложено, но я очень страдала, когда старушки были убеждены, что я должна им подчиняться как компаньонке и дуэнье, чтоб они меня воспитали.

Одна из них, какая-то родня на киселе, вообще считала меня своим дитем (условно), и поступала соответственно (больно). Она методично и упорно мечтала сделать из меня леди.

Гнусный замысел!

Я делала все возможное, чтобы сорвать и расстроить ее коварные планы.

Кончился день, в котором было столько визга и смеха, плохо – приехали усатые няньки из дворца под два метра ростом (те, кто растили «мальчика»). В числе которых были и его учителя (фехтования, бокса и, как ни странно, джиу-джитсу), и, увидев, что их маленький мальчик сбрендил (носится по поместью вдрызг пьяный с большим ножом в руках), взяли его под белы рученьки, да в карету.

Все сразу поняли – допился ребенок до белой горячки, усы торчком, фрак волочится за ним хвостом, а в самые последние минуты вообще стал кидаться на всех с ножом – ему везде мерещились привидения, и даже в старушке ему мерещились молоденькие девочки. Я чуть от смеху не умерла, когда он бегал по кругу вокруг тополя с ножом за нашей худенькой бабулькой-воспитательницей, уверяя, что сделает ту королевой.

Его взяли в самый разгар этого веселья. Хорошо хоть поспешили – мы с Мари как раз умирали и уже больше даже не могли плакать, бездвижно лежа над ними на крыше веранды, и с нее со всей силы болея душой за нашу бабушку, и помогая ей, чем могли (криками куда бежать и искренними соболезнованиями, и пожеланиями, и состраданием до слез). Мы так были взволнованы, что рыдали даже еще над живой. Мы такие жалостливые и чувствительные!

Добры молодцы подхватили принца под белы рученьки, отчаянно матерясь, ругаясь и упрашивая при этом, когда толстяк «увидел» в них молоденьких девочек. Мы с Мари лежали покатом на крыше и стонали тихонько.

Один из богато одетых гвардейцев пригрозил нам кулаком.

– Мы еще с вами разберемся! – рявкнул он. – Еще посмотрим, что скажет королева, когда узнает, что за картинки вы дали в приданое маленьким детям!

– Маленьким детям – спокойной ночи!!! – хором проскандировали мы с Мари им вслед.

В карете задергались.

– Я! Я! – заорал гвардеец.

Я приподнялась, нахмурилась и вперила в него холодные глаза.

– Ну и что ты мне сделаешь? – вдруг холодно всерьез спросила я, перестав играть.

Тот вздрогнул.

А потом, уставился на мое лицо взглядом, и вдруг побелел. И прикипел к моему лицу взглядом.

Что он там увидел?

Мари даже заглянула в мое лицо спереди, вытянув голову вперед, подлезши под рукой и повернув свою голову назад – у мальчика был такой вид, точно он увидел вурдалака.

Я тоже скосила глаза, но клыков не увидела.

Странно.

Он так на меня смотрит.

Глаза выпучены.

Рот открыт.

Может, у меня уши выросли как у слона?

Гвардеец захлопнул рот, быстро захлопнул дверь в карету и быстро уехал.

Я достала зеркальце и бросила на него взгляд. Да, конечно... Лицо немного запачкано черникой, косы мокрые, платье ужасное и даже помятое. Мужчину можно немного понять, хотя мне ужасно обидно. Язык черный! – догадалась я. Он догадался, что я дочь змия и ела чернику!

Но реакция знати мне не нравилась. Это уже не первый. Что-то в этом деле дурное.

Я смотрела в зеркало и прихорашивалась, а сестра внимательно разглядывала меня. Очень внимательно, с профессиональным интересом, не упуская никакую деталь.

– Ты действительно хочешь выйти за него замуж? – наконец, спросила меня Мари.

Я широко раскрыла глаза.

– За кого!?

– За принца!

– Толстого!!??!!

Мари передернуло от отвращения даже от одной такой мысли. Она поежилась.

– Не совсем же я безжалостная палачка! – обижено ухмыльнулась она. – Ты еще какую-нибудь мерзкую гадость, чтоб меня вырвало, не могла придумать? За Джеки!

Меня передернуло.

– Чтоб меня вырвало!!! – экспрессивно ответила я ее же словами.

Мне действительно не хотелось. Я посмотрела на нее.

– Такая партия! – мечтательно сказала Мари, отворачиваясь.

– Бери, не жалко! – щедро сказала я, махая рукой, мол, бери.

Мари передернуло.

Мы обе свалились от смеха на пол. У обеих реакция, на самом деле, одинаковая.

Только Мари большую часть жизни провела в Англии как леди, и потому над ней довлеют типичные английские предрассудки и снобизм, который она сама не замечает. Хотя и изрядно потрепанные. Принц считается очень выгодной партией, а разговоры того круга девушек, где, на несчастье, выросла Мари, в основном только об этом. У них хорошая партия – вроде смысла жизни. А титул – это святое. И еще – они все считают короля чем-то необыкновенным, и его воля тут прямо закон для них.

 – В гробу я видела мальчика! – деловито говорю я.

Мы просто болтаем, понимая друг друга с полуслова, нам хорошо. На самом деле, как бы окружающим не казалось, мы очень, очень близки как сестры и товарищи, связанные боями и обязанные друг другу сотни раз жизнью. Редко найдутся такие настоящие сестры.

Окружающих могут обмануть некоторые заскоки Мари, но на самом деле мало кто знает, что мы буквально чуем друг дружку с полуслова, с полунамека и понимаем друг друга без слов. Мы хуже, чем близняшки, ибо у нас воспитание бойца, железная дисциплина мыслей и чувств, воля тигра, и, главное, отточенная наблюдательность и знание людей, позволяющее видеть друг друга насквозь; мы не родились и жили в одной семье как обычные сестры – мы сражались и умирали вместе, потому сестринские узы в тысячи раз сильнее и крепче, чем между обыкновенными сестрами! Обычные люди вряд ли способны даже предположить крепость этих уз, сотня тысяч сестер так любить не могут, как мы любили и помогали всегда друг другу! Для нас сестра, соратник – это святое.

Тепло...

– Ну и зачем мне Джекки? – пожав плечами, наконец, сказала я. – Он даже не король! Что я с ним буду делать?

– Ну... – растеряно протянула Мари. – У него такой титул. Принцессой будешь!

Мы снова начали хохотать и кататься по земле как безумные.

Так нас и нашла мама, которая загнала нас в дом.

– Теперь можно ждать обвинений в государственной измене! – сквозь зубы сказала мама.

– Я изменила королю? Или принцу? – хихикнула я.

– Это не повод для шуток, Лу! – строго сказала мама. – Родные гадючники самые страшные, ибо тут приходится жить и лавирировать среди змей, не убивая их! Отольются кошке мышкины слезки!!!

Мари тут же сработала и погрозила мне пальчиком.

– Нельзя издеваться над принцами! – вывела она мораль из материнской басни.

Мама мрачно глядела на нас.

– Подумать только, это мои дочери! – тоскливо сказала она.

– Твои! Твои! – закричали мы горластыми непоседливыми птенчиками, наскакивая на нее, словно глупые толстые скворчата, которые требуют у мамы червячка сидя с раскрытыми клювиками.

Мама не выдержала, и засмеялась вместе с нами, пытаясь ладонями пригнуть нас к себе.

Мы тоже весело хохотали, повалившись на диван и махая ногами от удовольствия.

Мама щекотала нас, а мы умирали от смеху и громко визжали.

На крик вошел отец.

– И кто поверит, что это англичанки? – печально вопросил он пространство, устало бухнувшись на диван.

– Мы! Мы! – наперебой заверещали мы, тыкаясь в отца носами и бодая головами.

– Надеюсь, старший принц достаточно получил мзды, чтобы не отправить нас утром к белым медведям, когда проспится... – тяжело сказал отец.

– Получил, получил! – успокоила я его. – Мы ему так дали!!!

– Эх, тяжко мне на душе, девочки... – вздохнул отец. – Я не шучу. Что-то негодно в этом королевстве, нюхом чую, здесь нечисто... Как не тягостно мне это говорить, девочки, гулянки кончились, дома тоже переходим на военное положение, хоть это и Родина... Что-то здесь назревает, и мы, похоже, как одни из самых важных ликвидаторов и работников со своей собственной шпионской сетью, вляпались в это дело по вот так, и оказались против своей воли в центре тайфуна. Нас всерьез считают за один из ключевых факторов безопасности страны, и использовать его планируют все... – отец развел руками.