Я спряталась в углу и закрыла уши руками, ибо никогда не представляла такого гнева и ярости – это было словно ураган. Мари сжалась в комочек рядом, принц дрожал и не высовывался...
– Да... попал-ло... – дрожащим голосом констатировала я. – Но кто же мог знать, что он так среагирует на невинные картинки... Я надеюсь, что он бьет не дорогие оригиналы итальянцев, а копии?
Мама, забившаяся в угол рядом, пришла постепенно в себя, и начала оправлять одежду, мрачно нависнув над нами.
– А ну признавайтесь, кто это устроил из вас? – угрожающим тоном тихо проговорила она как раз так, когда кого-то казнила.
Я ошарашено посмотрела на нее. Я была растеряно и шокирована – глаза широко раскрыты, удивление, глупое непонимание невинного ребенка, шок.
– Но, мама... Ты же сама две недели назад вешала очередную картинку... – я никак не могла сообразить, что к чему, и принц это отчетливо читал у меня на лице. Я даже повернулась, чтоб ему было виднее. – Ведь целые месяцы вы сидели здесь, охраняя любимую коллекцию... Как же... – я запнулась, а потом догадалась. – А, папа злится, что что-то пропало? – воскликнула в озарении я. – И из-за того, что я перевесила картинки, когда вытирала от пыли, повесив не так, как вы с папой тут развешивали в порядке поступления!?
Мама побелела.
– Аааа! – радостно догадалась я. – Я поняла, чего отец так злится! Исчезла его самая любимая картина-панорама на всю стену с тысячами голеньких дяденек и тетенек, которые целуются лежа и им так неудобно! – вскричала я, увидев появившееся лицо отца, больше напоминающее тигра. – Ну, так китаец сказал, что она в другом зале там наверху, на всю стену, я еще ее даже не видела, он не захотел меня пускать!!!
Лицо мамы стало теперь как у пантеры перед атакой.
– Ну так это ничего, принц, я сейчас вам ее покажу, покажу, – верещала я, – покажу жемчужину коллекции, и папá не будет на меня гневаться, что вы ее не увидели. Идемте же быстрей, и он сразу успокоится... – я потянула его за руку от отца. – Это рядом! Я совсем забыла! – верещала самозабвенно и захвачено я. – Меня туда не пустили телохранители, но вы-то посмотрите, и отец тут же успокоится!!! Быстрей, быстрей, он не успеет добежать, а вы уже посмотрите, и он успокоится тут же, на месте!!!
Отец разъяренно медленно спускался, не сводя с меня глаз, больше похожий на людоеда-тигра.
– О, я вспомнила!!! – под его взором закричала я. – Там же есть третий зал, куда меня даже близко телохранители и к двери не подпустили, вышибив и ругаясь! Я, наверное, должна была показать его вам, а я такая глупая, полезла сюда!
Отец почернел. Лихорадочно ища оружие. Но мне повезло, что в комнату он вошел невооруженный – я, перед тем, как впустить его в комнату, украла его оружие для того, чтоб человек не стал делать глупости и стрелять в родную дочь...
– Вы, конечно, понимаете, принц, что мы и понятия не имели, что тут находится... – быстро говорила, пытаясь достучаться до принца, мама. – Я и понятия не имела, что за «картинки» хотела показать вам дочь...
Я растеряно и жалко поглядела на нее. А потом закрыла глаза. Я поняла, что сделала что-то не то, что мама и папа не хотели бы показывать эту свою коллекцию принцу, и мой глупый энтузиазм попал не по назначению, и эта растерянность была видна на моем лице, как я не хотела бы это скрыть. Да, я хотела скрыть от принца, что я не поняла, что мама и папа хотели бы скрыть коллекцию и самим любоваться ею, а я их так подвела. Но я честно и самоотверженно решила исправить положение, и, чтоб ну никак, аж никак он не заподозрил, что это папина коллекция, взять всю вину на себя. Я такая самоотверженная, спасаю родителей, раз привела туда, что отец хотел бы скрыть.
– Нет-нет, я сама собирала листочки, – взвыла я, ощутив приступ благородства, – вы не думайте плохо о родителях, принц, я люблю, чтобы тетеньки голенькие были! – поспешно взяла на себя вину я, стараясь говорить со всей искренностью.
Отец был бледнолицым, вышедшим на тропу войны. И медленно приближался к нам.
– А что до других залов, что в конце этого коридора и на другом конце здания, в углу в камине на третьем этаже под четвертым поворотом с тремя окнами, и дверца железная, так их не было и нет, я пошутила, и папа никогда не приказывал мне туда не ходить! – честно глядя в глаза принцу, поспешно заявила я.
Отец погнался за мной.
– Ой, папа, я же сказала, что все неправда... Я сама их нарисовала!!!! – завопила отчаянно я, уворачиваясь от Мари и отца и мамы, атаковавших меня. – Я клянусь, что никогда не слышала, как индеец вылетел из той комнаты бурый и ругаясь про какие-то фигурки, это только слухи и клевета, моя собственная гнусная выдумка, я плохая и никогда не слышала, как он плевался в китайца, говоря, что там не только фигурки, но и статуэтки!!!
Мари очень гибкая и умеет драться. Тем более, что знает – сестра ее убивать не будет.
– Мама, атакуй ее сбоку, я ее захвачу! – кричала она. Легкие, стремительные, мгновенные удары ногами были очень красивы. Если б я не видела, что ее можно было убить за это время сто десять раз. И не блокировала их так легко, что она хваталась за руки. Мне было очень трудно уворачиваться! Потому что мне надо было не причинить сестре даже малейшего вреда, что, несомненно бы произошло, если б я поступила так, как меня учили.
Мало кто знает, что первоначальный вариант джиу-джитсу был отвергнут императором оттого, что те пять тысяч приемов, показанные основателем, были чудовищно жестоки и оканчивались смертью. Лишь позже были выбраны триста самых безопасных.
Но меня-то им не учили! Конечно, я многого нахваталась то тут, то там, и многому еще научилась за пятнадцать лет. Но в основе-то моего боя, поставленного с самого младенчества японцем, лежали, с одной стороны – сочетание чудовищной убойной ударной техники наемного убийцы, доведенной до безумной чудовищности и нечеловеческой скорости и мощи, ломающей камни. А с другой стороны – безжалостная техника приемов, доведенная до бессознательного применения в любой обстановке, в том числе и в бою с полуотключенным ударами и ранами сознанием.
Я видела – я убивала – мне не нужно было думать. Это вспыхивало само собой, достаточно было нападающему попасть в мое поле зрения, и он уже ложился на прием. Точно так же, как мы не думаем, когда говорим, и не выбираем слова. Потому мне приходилось скорей сдерживать глупые инстинкты, которые так и рвались в бой, а не наоборот.
Мама тоже атаковала вдруг – она много набралась от своих дочерей.
Я мягко отстранила ее.
– Ну, хоть бы поддаться не могла! – обижено сказала она.
Я не выдержала и захохотала, и мы с сестрой хохоча покатились по полу.
– А теперь отвечай честно – где ты взяла эту дрянь? – мрачно сказала мама из дальнего угла, чтоб дочери не сломали ей ноги.
– Ой, мама... – удивленно обиделась я. – Ты что, забыла, что ты сама делаешь из меня вместе с Мари леди?
Тут, на несчастье, вошли мои телохранители, и, увидев графа характерного цвета с каким-то обрывком в руке, китаец сходу спросил:
– О, граф, вы тоже нашли эту дрянь?! – сочувственно спросил он. – А две других уже видели? Мы с индейцем прямо не знаем, что делать с остальными залами, мы просто вышибли оттуда Лу, не дав ей приблизиться даже к дверям. Вы даже не представляете, какая там мерзость, а ведь для Лу нет ни замков, ни ограничений... Я очень волнуюсь и чувствую вину даже оттого, что Лу увидела даже картины, а ведь они просто невинные детские рисунки по сравнению другими залами...
Принц и моя семья пронзительно уставились на меня, пытаясь задавить меня глазами.
– Этот маленький койот подставил вас? – догадался индеец, глядя на меня. – Ну, не бойтесь, это еще не самое худшее. Худшее было бы, если б она провела вас в соседнюю комнату, сказав, что вы там учите девочек.
Лицо мамы стала как красная луковица...
Глава 15
