Все посмотрели на Ирину. Она кивнула:

— Я думаю, это вполне обоснованно.

Стульев с ехидной улыбочкой обратился к Смирнову:

— Неужели никто в мире до этого не додумался?

— Давно додумались. — Андрей постарался ответить Стульеву такой же ехидной улыбкой. — Но ни у кого, насколько я знаю, нет четкого плана действий. А главное, ни у кого нет совершенно конкретного изобретения, которое я называю магнитоотводом. То, о чем я читал, громоздко, дорогостояще…

— А вы запатентовали это свое изобретение? — деловито спросила Анечка.

— Сейчас идет работа в этом направлении. Оформлена и подана заявка. Но нам, я полагаю, действовать нужно безотлагательно, не дожидаясь, пока начнут действовать конкуренты.

Сказать по правде, он действительно боялся, что прежние партнеры, узнав о том, что идеей Смирнова всерьез заинтересовались спонсоры, попытаются помешать. Мало ли как бывает? Начнут доказывать, что они тоже имеют право на патент… Лучше поторопиться.

— Совершенно согласна! — поставила точку в разговоре Ирина. — Сегодня же вечером попрошу всех остаться, чтобы еще раз обсудить предложение Андрея Сергеевича. И вперед!

Озадаченные и недовольные сотрудники начали расходиться по рабочим местам.

— Что за магнитоотвод такой, — ворчал Профессор. — Какая-то глупость! Работали без него, и прекрасно обходились…

— Ничего, Герберт Иванович, не горюйте, — утешил его Стульев. — Это все инициатива новичка. Он старается доказать Ирине Александровне, что фирме без него не прожить. Нормальная тактика подхалима.

Анечку остановила Ирина:

— Узнайте, что с Димой и когда он сможет приступить к работе. Сейчас каждый человек на счету. Вы скоро будете слишком заняты, чтобы выполнять его функции…

Анечка охотно согласилась позвонить и узнать о Диме. Совместит приятное с полезным. Выполнит задание шефа и узнает последние сплетни из личной жизни сотрудника «Контакта». Хоть какое-то разнообразие в жизни!

— Ну и как я тебе? — Андрей подсел к Ирине и обнял ее за шею. Она ласково взъерошила ему волосы.

— Здорово! Четко, ясно, понятно! Ты их сразил наповал. Особенно своим английским. Стульев даже позеленел, когда услышал, как ты свободно шпаришь…

— Ты тоже заметила? — обрадовался Андрей. — А кто говорил, что я не деловой человек?

— Кто? — притворно удивилась Ирина. — Кто этот негодяй? Убить его мало!

Смирнов довольно посмотрел на нее.

— Ладно, живи пока. — Они захихикали, как влюбленные школьники. Любовь, новое дело, перспектива давали ощущение стремительно несущейся куда-то жизни.

— Увидимся позже, — выговорил Андрей по-английски коряво, но очень старательно.

Ирина опять расхохоталась.

— Не забудь, мы через час отправляемся в банк.

— Сами мы не местные, — загнусавил Андрей нараспев, как нищие в метро, — обстоятельства заставляют к вам обратиться. Дайте нам кредит!

— Примерно так. — Ирина поправила волосы, глядя в отключенный экран монитора. — Только держаться нужно уверенно. Не надо говорить о гарантиях, не надо ссылаться на то, что у нас в случае чего есть чем расплатиться. Пусть им кажется, что этого «в случае чего» быть не может! Они должны заразиться нашей уверенностью. Всякие разговоры о подстраховке настораживают.

— С чего ты взяла?

— Книги нужно умные читать о психологии бизнеса. Слова с негативными оттенками всегда подсознательно воспринимаются людьми. Скажи, например: «Наш товар неплохой».

— Наш товар неплохой.

— Ну, есть разница с «наш товар хороший»?

— Есть, — признал Смирнов.

— То-то. Или фраза «в случае возникновения проблем мы гарантируем вам то-то и то-то». А теперь перефразируем. «У нас есть что предложить в качестве гарантии». Есть разница? Смысл вроде бы тот же, но в первом случае ты говоришь слово «проблема», и оно оседает в голове у собеседника. А во втором случае ничего такого не происходит.

— Ты у нас просто крупный теоретик бизнеса. — Смирнов похлопал в ладоши, Ирина скромно раскланялась.

— Ладно, увидимся позже. — Она уронила ручку и полезла за ней под стол, а когда подняла голову, Смирнова в кабинете уже не было.

Улыбка сползла с ее лица. Все хорошо, о чем ей грустить? Мало ли почему он отказался переезжать к ней и остался у матери? Может, ему неприятно от нее зависеть?

Она вздохнула. Придется постараться и сдержать свой начальственный темперамент. Пусть Андрей почувствует себя свободным. Но все-таки фирма-то ее, правда?

Наташа с Клениным выехали утром около десяти. Оперативно загрузили вещи, на заднее сиденье посадили девчонок и отправились в путь.

Путь был неблизким. Около шестидесяти километров до следующего райцентра, потом еще пятнадцать по проселочной дороге.

— Как все-таки машина облегчает жизнь! — вырвалось у Наташи. Она засунула в багажник не только детские вещи, но и продукты, и кое-какие мелочи, которые никак не могла довезти до матери. — Знакомые мне, правда, жалуются, что их машины приносят им одну головную боль. То бензин покупай, то чини, ищи детали… Это правда? — Наша взглянула на Кленина.

Тот покачал головой:

— Не знаю. Мне так не кажется. Хотя смотря какая машина. У меня она не ломается. То есть почти не ломается. Колесо я могу поменять сам. А если поломка серьезная, есть сервис. Там все сделают, останется только забрать.

— Все зависит от количества денег, — с горечью сказала Наташа. — Это они облегчают жизнь. Можно купить хорошую машину, которая не будет ломаться, не замечать расходов на бензин и просто наслаждаться скоростью, легкостью, удобством…

— Это правда, — не стал спорить Кленин.

Потом разговор у них клеиться перестал. Ему очень хотелось спросить, как у нее с мужем, но он не осмеливался, а ей не хотелось думать об Андрее, но почему-то думалось.

Приедет она к матери, а та обязательно спросит, где Смирнов. И кто такой Кленин? Врать Наташа не умела и не любила. Но рассказывать ей о своих семейных бедах не хотелось. Мать была человеком суровой закалки и судила дочь по строгим меркам сельской учительницы. Наташа часто чувствовала свою неполноценность рядом с ней. Та постоянно критиковала ее, считала, что она не умеет нормально готовить, одеваться, воспитывать детей и так далее.

Полина Викторовна вырастила дочку одна. Своего отца Наташа почти не помнила. Но мать часто о нем рассказывала. Папаша был диссидентом деревенского разлива. Его золотые руки плотника построили не одно здание в их деревне, но высказывания в адрес существующего строя не давали спокойно жить. Он отстроил своей семье отличный двухэтажный дом с большой террасой. Тут-то деревенское начальство дало знать, куда следует. Дескать, занимается человек незаконной трудовой деятельностью, хает советскую власть и колхозное начальство в частности.

Почему-то компетентные товарищи на это не обратили должного внимания. Вначале. Но потом случилась чрезвычайно неприятная вещь. Отец напился и вместе с приятелем, который также был изрядно под хмельком, подрался с главным колхозным бухгалтером. Причем дело дошло до серьезных травм. Отец вышел из драки победителем, хотя в больнице на него наложили тридцать швов, а бухгалтер провалялся в реанимации три месяца.

На следствии всю вину возложили на отца. Ему припомнили и большие заработки, и выпады в адрес колхозной администрации, и фразу: «Брежневу давно пора на тот свет, а он еще дышит, доходяга», сказанную как-то в присутствии большого количества свидетелей.

И отправился ее папа в места, чрезвычайно от них отдаленные. Ему дали десять лет, хорошо еще, что имущество не конфисковали. Оттуда он не вернулся. Отказало сердце.

Наташа не любила о нем рассказывать. Не то чтобы она стеснялась, просто не будешь каждому объяснять, как и почему отец попал в тюрьму. На ее взгляд, спьяну изуродовать человека — это не самый постойный поступок. Будь ты хоть диссидент, хоть коммунист, но за свои поступки отвечать должен. Так что, когда ее спрашивали об отце, она коротко отвечала: «Умер, сердце слабое было».