— Встаньте, пожалуйста… Какое нелепое положение… Разумеется, я его вылечу. — Васильев двигал ногами, стараясь ослабить крепкую хватку страстной дамы. — Только отпустите!
Все еще всхлипывая, но уже скорее по инерции, мамуля неохотно выпустила доктора из удушающих объятий.
— Хочу вас предупредить, — Васильев опасливо отступил к стене и оглянулся на дверь в ординаторскую. — По моему распоряжению, в ближайшее время к вашему сыну никого пускать не будут.
— Доктор, вы молодец! — Мамуля игриво улыбнулась. — Я и сама хотела вас попросить, чтобы эту особу гнали от моего мальчика метлой! Это она во всем виновата!
— Вы имеете в виду его невесту?
— Какая еще невеста? Что вы несете?
— Эта молодая особа сказала, что она невеста Дмитрия.
— Тамбовский волк ей жених! Шиш она получит, а не Димочку! Никакая она не невеста, а самозванка! Димочка ее не узнал, разве непонятно, что эта особа ему никто? И какое самомнение, какая наглость! Явилась сюда как ни в чем не бывало…
На вопрос, чем было спровоцировано падение Димочки с балкона, мамуля твердо ответила, что сын кинулся прочь от этой девицы, набивающейся в жены, поскользнулся, упал и так далее.
Бедный доктор Васильев покорно перетерпел этот ураган, скромно умолчав о том, что саму мадам пускать к сыну не будут также. Он здраво рассудил, что рано или поздно она и так об этом узнает, но лучше не от него.
Минут через десять настырную мамулю удалось спровадить. Васильев вытер пот со лба и уединился в ординаторской, намереваясь попить чайку и покурить. Не успел он набрать воды в электрический чайник, как в дверь постучали.
— Открыто! — Васильев поискал в шкафчике пакет с овсяным печеньем. Он твердо помнил, что еще утром там было полкило вкусных и свежих кругляшек. Но сейчас в пакете сиротливо болтались лишь три.
— Люська, опять ты в мой шкаф лазила! — расстроенно закричал он. — Убью скотину!
— Доктор, вы разрешите? — раздался за его спиной бархатный густой женский голос.
Васильев, стоящий на четвереньках, поднял голову и увидел черные замшевые дамские туфли с металлическими пряжками. Постепенно взгляд его поднимался все выше — по крепким полным ногам в бежевых колготах, темно-синей шелковой юбке к обширной груди, бледному лицу с карминно-красным ртом и горящим черным глазам.
— Мне надо с вами серьезно поговорить, — сказала Гера.
Васильев застонал и сделал попытку залезть под кушетку, но в последний момент передумал. Что толку? Эта семейка найдет его и там.
— Я вас слушаю, — обреченно сказал он, принимая вертикальное положение.
— Я хотела предупредить вас насчет матери Дмитрия. — Гера оглядела обшарпанные стены ординаторской, старенькую кушетку, поцарапанную полировку на письменном столе.
— Да?
— Эта особа непредсказуемая и нервная. Она довела Дмитрия до полного истощения. Он просто не знал, куда от нее деваться. Подозреваю, что этот его прыжок с балкона был продиктован желанием избавиться от ее навязчивой материнской опеки. — Гера говорила спокойно и уверенно.
Васильев откашлялся:
— Так, значит, Дмитрий сам выпрыгнул с балкона?
— Конечно, сам! Или вы думаете, что его кто-то скинул?
— То есть это была попытка самоубийства?
Гера покачала головой:
— Доктор, она до сих пор считает, что ее сын — маленький мальчик, у которого нет никакого права на личную жизнь. Я убедительно прошу вас изолировать его на время лечения от ее посещений.
— A-а… Хорошо. — Васильев решил не спорить. Он уже заметил, что, соглашаясь, облегчает себе жизнь.
— Вы согласны? — слегка удивилась Гера. Видно, не была готова к такому пониманию со стороны медицинских работников.
— Это не проблема. Но что будет потом? Она все-таки его мать…
— Когда он выздоровеет, я заберу его к себе, — отмахнулась Гера.
— Скажите… Вы уверены, что он вас вспомнит?
— Доктор, мы с вами знакомы недолго… к сожалению. Если бы вы знали меня поближе, то поняли: я не из тех, кого легко забыть! — С этими словами Гера выплыла из ординаторской, гордо подняв голову в маленькой шляпке с пером.
Васильев посмотрел ей вслед и дернул себя за бородку:
— Почему-то я ей верю…
Смирнов сидел во главе стола и чувствовал себя очень хорошо. Как говорил Маяковский? Он русский бы выучил только за то, что на нем разговаривал Ленин? А вот он, Смирнов, рад был бы выучить английский лишь затем, чтобы увидеть это обалдевшее выражение на лице у Стульева!
Он лихо перевернул страничку в своем еженедельнике. Книжка была новая, в солидном переплете черной кожи. Подарок Ирины, разумеется. У него что ни вещь — все ее подарки. Ничего, завертится эта идея с абсорбентами, он сам начнет делать ей презенты!
— Пока мы не сворачиваем те виды деятельности, которыми занимались прежде, — сказал он по-английски.
Ирина слегка улыбнулась. Это совещание ее забавляло. В принципе эти деловые тренировки отчасти действительно необходимы. Они держат сотрудников в тонусе.
— Следует думать о перспективе, — продолжал Смирнов на английском почти без ошибок. Конечно, за то время, что он занимался языком, усвоить оксфордское произношение невозможно. Хорошо, что он уже может сносно изъясняться, и не только на бытовые темы. Сказать «май нейм из Вася» может любой. Спасибо современной поп-культуре и шоу-бизнесу, многие расхожие словечки и выражения типа «о’кей» и «хау ду ю ду» теперь знают даже детсадовцы. По крайней мере, Степашка знает точно.
— Я предлагаю совершенно новое направление. Это не продажа информации, а продажа полноценного продукта.
Стульев, который уже слегка оправился от шока, вызванного сегодняшней ролью Смирнова, не утерпел.
— Информация тоже полноценный продукт. И даже более перспективный, так как не требует капитальных вложений. — Его произношение было значительно лучше смирновского.
— Замечания прошу высказывать после того, как я закончу, — отрезал Смирнов.
Растерянный Герберт Иванович заерзал на стуле. Он ничего не понимал. То есть слова «продукт» и «информация» были ему знакомы. Но смысл остального от него ускользал.
Анечка, напротив, чувствовала себя превосходно. Когда еще выпадет такая возможность попрактиковаться в языке? В отпуск она собиралась поехать в Испанию, но там, по слухам, жители говорят только на испанском, и интернациональный английский в пролете. По крайней мере, так утверждала ее подруга, которая два года проработала в Мадриде гидом. Причем приехала она в Испанию, практически не зная того самого английского, и ничего. Ни разу он ей не понадобился.
— Итак, что я имею в виду? — Смирнов сцепил перед собой пальцы в замок. — Я имею в виду разработанные мной устройства — электромагнитные абсорбенты. По ассоциации с громоотводами их можно назвать «магнитоотводами».
Ирина решила вмешаться:
— Андрей Сергеевич, давайте по-русски. Вопрос слишком сложный.
Стульев пожал плечами, но остальные, в том ее и Смирнов, вздохнули свободнее. По правде сказать, ему уже надоело подбирать слова. Теперь он может лучше выразить свои мысли.
— Хорошо, по-русски так по-русски. Чтобы не запрягать телегу впереди лошади, нам следует сначала выяснить, насколько подготовлена потенциальная клиентура. Сделаем это сперва на местном уровне, а потом уже можно думать и о расширении.
— Что вы имеете в виду? — робко спросил «Профессор», то есть Герберт Иванович.
— То есть всем нам придется заняться маркетингом, — строго посмотрел на него Андрей. Он начал входить во вкус. Снова почувствовать себя двигателем, инициатором, мозговым гигантом — для мужчины нет большего стимула. Даже желание хорошо выглядеть в глазах Ирины не шло ни в какое сравнение со стремлением самоутвердиться, реализовать свои идеи. Тем более он искренне считал, что «магнитоотводы» — дело по-настоящему перспективное.
— Потребуются усилия и время. И, возможно, некоторое расширение штата.
Анечка удовлетворенно вздохнула. Ей всегда хотелось работать в большой фирме. Выбор мужчин там всегда больше. А здесь у нее кто? Старенький Герберт, толстый знайка Стульев? Этот Смирнов — неплохой мужик, но Анечке не нравилось, что он делает себе карьеру за счет связи с Ириной. Они, разумеется, считают, что сотрудники не в курсе их отношений, но это же яснее ясного. Анечка не очень уважала мужчин, которые были слабее женщин в профессиональном смысле. А Смирнову еще до Клениной расти и расти. Хотя он быстро учится, надо отдать ему должное.
