- Ну, типа, да. Почти так. Или не знаю как... - осторожно пожал плечами доктор. - А если притащили на себе, то несколько человек должно было быть, тяжелая, видно, туша. И крови нигде по дороге не накапало, тоже странно. Или разве подтёрли? Но - в темноте? Стража говорит, никто вроде ночью по площади не шастал.
- Ладно! - сказал Геронтиум. - Грузите эту тушу и давай к себе в подвал! Сделаешь вскрытие, по результатам сразу мне доложишь! И вот что: я буду в библиотеке. Если быстро управишься, ищи меня там!
"И вот уже услышала она вой этого жуткого чудища, и эхо повторяло это вой не один раз и ей казалось, что волколак мчится за ней, словно ветер и уже не одну милю, хотя на самом деле она стояла на месте. Когда же и взаправду у нее за спиной раздался тяжкий топот и хриплое дыхание, то припомнила она в последний момент давний совет своей матушки и бросила на тропинку свой платок. Волколак нашёл его и разорвал своими зубами и когтями на мелкие кусочки, а потом опять бросился в погоню. Изо рта у него летела пена, из горла вырывался дикий вой, глаза горели, будто угли. Волколак снова начал нагонять девушку, и тогда она сняла платье и оставила его на дороге. Чудище нашло платье, разодрало его в клочья и помчалось дальше. Следом ей пришлось бросить фартук, нижнюю юбку и, наконец, рубашку, так что в конце концов она бежала совсем нагая. Волколак опять приблизился, но тут Левейя выбежала на опушку леса, оказалась на лугу и спряталась в самой маленькой копне сена. Волколак потерял жертву из виду и принялся искать: с бешеным воем набрасывался он на копны, злобно рыча и обнажая белые клыки. Слюна брызгала из пасти во все стороны, а на его шкуре проступали капли пота. Неожиданно силы оставили чудовище, и он, так и не дойдя до самой маленькой копны, бросил поиски и возвратился в лес ни с чем. Тамошние волколаки бывают именно такими: злобными, с большими клыками, темно-серыми, некоторые - с бурыми подпалинам, по хребту с густой шерстью и голым животом..."
"А похож! - подумал Геронтиум и захлопнул лежащую перед ним книгу. - Очень даже смахивает на нашу тушу..."
В зале появился главный библиотекарь - низкорослый и сухонький старичок в круглых очках и с редкой козлиной бородкой. Несмотря на субтильное сложение, он довольно бодро нёс несколько увесистых томов.
- Здесь, ваша светлость, всё про оборотней! - довольно радостно провозгласил он. Вероятно, всякое любопытство, проявляемое другими людьми к библиотечным фондам, доставляло ему искреннюю радость.
- Про оборотней? - слегка удивился Геронтиум. - Мне больше нужна классификация существ, которые и после гибели остаются в виде волка или собаки, а оборотни это, кажется, больше человеческое явление...
- Да, вы правы, - библиотекарь так и стоял перед главстражем с тяжёлыми томами в руках. - Но в этом явлении есть своя закономерность, о которой нельзя забывать...
- Это какая же?
- Иррациональная звериная злоба, которая в некоторых особых случаях способна овладевать всей душой человека...
Геронтиум несколько задумался, но ничего сказать в ответ не успел, потому что в зале библиотеки появился доктор с результатами вскрытия чудовища.
- Это невероятно, ваша светлость! - воскликнул доктор. - Но это тварь оказалась изрядно нашпигована железом! Вот такими кусочками! Ума не приложу, кто же и с помощью какого оружия умудрился так нафаршировать нашего монстра! - и доктор выложил на стол перед Геронтиумом горсть металлических огрызков, напоминавших собою свинец.
Память у Геронтиума внутренне заскрежетала и он с трудом, но вспомнил, как это называлось ещё в той, прежней жизни: "Картечь это, картечь самая настоящая!"
- Что вы по этому поводу думаете, ваша светлость? - не унимался доктор.
- Ступай себе, милейший, ступай! - спокойно сказал Геронтиум. - Я разберусь.
А думал он о том, докладывать или не докладывать Великому посвященному о происшедшем, а если и докладывать, то, как всю это историю лучше преподнести? С некоторых пор такого рода доклады стали для Геронтиума проблемой: Великий посвященный сделался нервным и мнительным. Не иначе, как что-то предчувствовал. Или просто - старел. В конце концов Геронтиум решил, что доложит несколько позже, вечером, потому как, начиная с полудня должен был присутствовать на очередном заседании Верховного суда Гранд-Эллизора, что для него, главстража, было обязанностью обременительной, но от которой никак нельзя было отказаться.
Заседание выдалось довольно скучноватым. Почти ничего серьёзного, за исключением одного дела, которое с виду было тоже не шибко большим, но в котором фигурировал беглый раб, по происхождению - хамт. Рабы в Эллизоре, впрочем, почти все были из хамтов как таковых, но этот умудрился каким-то образом сбежать с южных рудников - причем, довольно давно, почти год назад и всё это время якобы скрывался здесь, в подземельях Гранд-Эллизора, но выглядел при этом довольно прилично, нисколько не измождённо, из чего можно было предполагать, что ему кто-то здесь помогал, подкармливал, так сказать. Плохо было то, что случайно опознанный и схваченный на рынке беглец наотрез отказывался давать какие-либо показания. Опознавший его стражник из охраны южных рудников, по случаю же оказавшийся в столице, тоже не мог ничего от себя прибавить, кроме уверенности в том, что этот хамт и есть один из сбежавших рабов, но даже имени его страж не мог вспомнить. Сам беглец прямо не отрицал своего беглого происхождения, но и никаких показаний не давал, ограничиваясь исключительно словами "да" и "нет", разбавляя их неопределённым мычанием и покашливанием.
При вполне удовлетворительном виде подсудимого это покашливание Геронтиуму не нравилось: а вдруг это туберкулёз, столь свойственный рудникам и совершенно не приемлемый в столице Гранд-Эллизора? Нет, решительно, нужно такого рода дела вывести из-под судебной юрисдикции столицы и сразу отправлять в гарнизонные суды: пусть там поскору и разбираются с беглыми рабами, несмотря на то, что они были пойманы в самой столице. Почему-то при всех этих мыслях и при виде заросшей рыжеватой щетиной лица беглого хамта, Геронтиум почувствовал себя дурно. Душновато было в главном судебном помещении Совета, душновато, ничего не скажешь, хотя ещё только весна, что же будет в разгар лета? Оставив дежурному судье роль вершителя судьбы беглеца (а чего решать-то, полсотни плетей и обратно на рудник!), Геронтиум вышел из залы и направился в судейскую палату, где всегда можно было найти теплый чай и сдобную булку с маком от чтущих закон булочников с центрального же рынка. К своему удивлению в судейской находился не кто иной, как Тимур, немой служка самого Великого посвящённого. Он молча протянул ему сложенную вчетверо записку.
"Дружище! - легко узнал Геронтиум почерк посвящённого. - Прошу беглого хамта передать непосредственно Тимуру, но без юридического оформления данного шага. Для этого обеспечь этому рабу оправдательный приговор. Надеюсь, это не потребует от тебя излишней траты сил! Сегодня вечером на доклад можешь не являться, встретимся чуть позже".
Главстраж невольно вздохнул и с некоторым испугом оглянулся: не слишком ли заметен был его вздох. Лицо таллайца Тимура оставалось совершенно бесстрастным, а больше в судебной палате никого не было.
Глава ВОСЬМАЯ
БОЛЬНИЧНОЕ ВРЕМЯПРОВОЖДЕНИЕ
Зарайскому было плохо. Он очень ослаб от большой потери крови, сверх того сознание или понимание себя самого никак не могло обрести необходимой или, как сказал бы он сам, рабочей ясности. В душе жили какие-то явно посторонние образы, а то и - звуки, это был какой-то странный шумовой и зрительный фон, причём, по всему, прямо не связанный с недавно происшедшим, но, по всей видимости, случившееся покушение помимо физического ущерба, всколыхнуло какие-то пласты в подсознании, нанеся душевную травму. Со всем этим ещё предстояло разобраться, но для этого были нужно силы и время, а того и другого пока просто не находилось. Мешала и организационная сторона: первоначально Джона Александровича доставили в травматологическое отделение одного из новых подмосковных больничных комплексов, поскольку соответствующие службы VES не были вовремя оповещены и подключились несколько позже - уже тогда, когда Зарайскому на месте сделали операцию. Теперь речь шла о переводе в специализированную клинику, но для этого тоже требовалось утрясти некоторые формальности, да и чувствовал себя Зарайский неважно, толком еще не отойдя от наркоза. А ведь и здесь не повезло: будь он сразу доставлен в свою режимную клинику - там, скорей всего, использовали бы иное средство, из имеющихся ныне в арсенале анестезиологии, которое не имеет таких отрицательных последствий и осложнений, как наркоз, однако в подмосковной больнице, хоть и новой, про альтернативы наркозу даже и не слышали.
