— Яд? — спросила она. — Какой яд? И кто эта собака? И с каких пор ты пьешь коньяк? Ты должен немедленно пойти в полицию!

Он взглянул на кухонные часы: без нескольких минут четыре. В глазах Кат промелькнуло подозрение.

— Выкладывай, что же действительно произошло, — приказала она.

И в то время как Кат чистила ему ботинки и пыталась удалить наиболее грязные пятна на пиджаке, Молькхаммер, ничего не утаивая, рассказал ей о встрече с Кюном и открыл свое настоящее имя и свою профессию. Она недоверчиво посмотрела ему в глаза. И даже когда он описывал, как его увезли и ограбили в лесу, она несколько раз скептически вытягивала трубкой губы.

— Не чересчур ли много приключений сразу? — наконец произнесла она. — Теперь тебе, разумеется, нужны деньги?

— Вот именно! — облегченно выдохнул он и торопливо добавил: — Если я пойду в полицию, то вопросам и формальностям не будет конца. Мне бы только добраться до итальянской границы. Кроме того, я бы хотел заплатить за гостиницу. Границу я перейду без паспорта, а дальше все пойдет как по маслу. Любой итальянский полицейский окажет мне содействие, и самое большее через три дня я верну тебе деньги.

Кат повесила кое-как очищенный пиджак на спинку стула и села.

— Чересчур много приключений сразу, — повторила она. — Все, что ты рассказал, слишком невероятно. Но я верю. Возможно, потому что влюбилась в тебя.

Он протянул к ней руку, но она отвела ее в сторону.

— Сейчас не время. Сколько тебе нужно?

Он назвал сумму, подумал, назвал большую. По некотором размышлении Кат сказала, что у нее здесь нет таких денег, но что главный почтамт открывается в шесть и она могла бы снять деньги с почтовой сберкнижки. Она вскочила со стула.

— Я буду готова через двадцать минут.

Около шести они вышли из дому. Еще не рассвело, но по улицам уже торопились пешеходы, и трамваи были переполнены. Свежий воздух окончательно оживил Молькхаммера. Он почувствовал, как исчезают последние остатки слабости и возвращается хорошее настроение.

— Кат, — сказал он, — ты самая прекрасная девушка на свете! Я никогда не забуду того, что ты сделала для меня!

На углу перед почтамтом стоял полицейский. Когда до него оставалось несколько шагов, Кат неожиданно схватила Молькхаммера за рукава пиджака.

— Арестуйте его! — громко крикнула она. — Полиция! Арестуйте этого мужчину!

Молькхаммер даже не пытался вырываться и бежать. Полицейский быстро приблизился к ним. Несколько прохожих остановились, Кат все еще не отпускала Молькхаммера.

— Отведите его в участок! — кричала она неестественно громким голосом. — Это мошенник!

— Я иду с вами, — спокойно сказал Молькхаммер полицейскому. — Попросите эту даму не портить мой пиджак. У меня нет другого.

В сопровождении полицейского с одной стороны и Кат с другой Молькхаммер шел по улице. Он был не столько взбешен, сколько опечален. Ему ничто не угрожало, кроме потери времени, но именно этого в данной ситуации не простит Феллини.

Лицо Сандрино было серьезно и угрюмо, но сверх того в нем проскальзывало нечто, чего Феллини никак не мог предположить: смущение.

— Я пригласил вас к себе, — начал Сандрино, — хотя, собственно говоря, сам должен был бы явиться к вам, поскольку я перед вами в большом долгу. Однако, воспользовавшись вашим пребыванием в Больцано, я пригласил вас сюда, так как нет более подходящего места для беседы, чем мой кабинет. Правда, сейчас несколько необычное время, но и причина тоже не совсем обычная.

Сандрино сделал паузу, чтобы насладиться эффектом, который должно было вызвать его сообщение, и действительно насладился им в полной мере.

— Дело в том, что примерно три недели назад, то есть за пять дней до смерти, Новак имел доверительный разговор с итальянской таможней.

Феллини всплеснул руками и простонал:

— И вы говорите мне это только сегодня!

Сандрино кивнул головой и продолжал:

— Направляясь вместе со своей подругой в Тауферс, Новак при переходе границы отвел в сторону одного итальянского таможенника и спросил, каким образом он сможет в случае необходимости передать таможне секретное сообщение. Таможенник проводил его к своему начальнику. Там Новак долго мялся, но, наконец, развязал язык и сообщил, что в ближайшее время ему. возможно, станет известно о нарушении границы, и он хотел бы знать, к кому он в этом случае должен будет обратиться. Начальник дал ему телефон таможенной полиции. Двумя днями позже Новак позвонил по телефону, чтобы, как он выразился, убедиться в исправности линии. В связи с этим к таможне был прикреплен связной офицер СИФАРа. Но от него до нашего отдела, который единственно занимается прыгунами, как вы сами понимаете, довольно длинный путь.

— Понимаю, — сказал Феллини.

Его взгляд еще был прикован к губам Сандрино, а мысли уже мчались, обгоняя друг друга, взлетали, сцеплялись и разлетались в стороны, пытались встроить новый факт в систему старых, наталкивались на противоречия, строили схемы и отвергали их.

— Невероятно! — сказал он — Возможно, это и есть мотив убийства?

— Не исключено, что мы обнаружили звено, которого не хватало в вашей цепи. Если это так, то ваша теория верна. Можно вас поздравить.

— Избави бог! Такая поспешность только навредит делу.

Но, говоря так, Феллини улыбался, и Сандрино понял, что скала, о которую грозило разбиться сотрудничество СИФАРа н уголовной полиции, благополучно обойдена.

— В первой записке говорилось, что Новак будет подлецом, если потребует деньги, — развевал свою мысль Феллини. — Предположим, Новак передал прыгунам партию донарита, вывезенную им из Франции. Предположим далее, прыгуны не хотели платить за взрывчатку и даже апеллировали к патриотизму Новака. Поэтому Новак решил подставить им ножку и выдать пограничникам один из их транспортов. Прыгуны, возможно, подозревали или пронюхали о его намерениях. Не исключено, что он легкомысленно угрожал им. И когда им показалось, что он становится опасен, они убрали его.

Сандрино согласно кивал головой: логичная цепь, любое из ее звеньев можно считать доказанным, контраргументов — никаких. Старая практика правоэкстремистских организаций: предавать предателей тайному суду Сандрино знал десятки подобных примеров от чернорубашечников Муссолини и черного рейхсвера в Германии до хорватских коллаборационистов и французских оасовцев. Так почему же подстрекателям из Бергизельбунда не прибегнуть к тому же методу?

— Пожалуй, мотив мы выяснили, — сказал Феллини и слабо улыбнулся. — Теперь осталось найти убийцу. Завтра же еду на озеро Гарда. Если кто-то и можеи им помочь, так это Кардо.

Зазвонил телефон. Сандрино снял трубку. Почти в то же мгновение с его лица сбежала улыбка. Он прижал трубку плечом к уху и достал записную книжку и шариковую ручку.

— Взорвали мачту, — прошептал он Феллини, записывая сообщение.

— Десять минут назад в верхнем Пасаейртале взорвали мачту, — кончив разговор, сообщил он. — После девяти недель полного затишья — первое преступление. Это в непосредственной близости от Зандгофа. Как известно, там жил старик Андреас Гофер.

— Святой заступник прыгунов, — добавил Феллини. — Если хотите, в этом есть своя символика.

Снова зазвонил телефон. Сандрино доложили, что новая мачта взлетела на воздух, на этот раз в Арнтале, более чем в ста километрах по прямой от места первого взрыва. Затем последовало такое же сообщение из Стерцинга, расположенного по соседству с Бреннером. У Залунского ущелья заряд донарита вырвал с корнями шесть придорожных деревьев, которые образовали на дороге завал.

Сандрино записывал, приказывал, отдавал контрприказы, спорил с областным управлением карабинеров и требовал соединить его с Римом. Наступила полночь.

— Шестнадцать взрывов за три часа, — торопливо подсчитал он — Такого еще не бывало. Вот он — донарит вашего высокоуважаемого трупа.

Минутой позже Сандрино сообщили, что у прохода в долину Мартенталь сорвана с фундамента еще одна мачта.