Мое сердце колотится, как сумасшедшее. Я представляю себе фотографии в этом альбоме. Может быть, там есть снимок пятилетнего Тео, которого мама с папой качают в воздухе, держа за руки с двух сторон. В нашем собственном семейном альбоме такая фотография есть. Мама справа, папа слева, а я качаюсь посередине, пойманная в объектив на волшебном взлете, и улыбаюсь так широко, что видна дырка на месте выпавшего молочного зуба. Интересно, папа показывал Рейчел наши фотографии? Неужели он так просто взял и отдал этой женщине все, что было только нашим?

Глаза щиплет от слез, но я стараюсь не разреветься. Я не совсем понимаю, почему мне хочется плакать. Мне вдруг кажется, что все пропало. Уже ничего не исправить. Меня накрывает волной безысходности, как это бывает среди ночи, когда ты одна. Как это бывает, когда ты наблюдаешь, как твой отец утешает свою новую жену. Как это бывает, когда тебе тоже больно, но утешить тебя некому.

Я потихонечку пячусь назад. Обратный путь кажется в сто раз длиннее. Я надеюсь, что они меня не заметят. Надеюсь уйти до того, как они начнут целоваться. Не желаю на это смотреть, не могу. Наконец добираюсь до лестницы. Заставляю себя подниматься медленно и тихо – не бежать, теряя своих одноглазых кроликов.

День № 15: лучше, хуже и, может быть, лучше. Солнце по-прежнему жарит вовсю. Одноклассники все такие же важные и расфуфыренные, все девчонки по-прежнему выглядят взрослее меня, увереннее в себе. Как будто шестнадцать лет в Лос-Анджелесе больше, чем в Чикаго.

Унижение начинается на первом уроке. Хорошо, думаю я. Чем быстрее, тем лучше. Раньше начнем, раньше закончим. Наверное, я все-таки дочь своего отца. Неисправимая оптимистка.

– Джинсы из «Гэп» для плебса, – говорит Джем своей чудо-близняшке, конечно, имея в виду мои джинсы.

Хотя я не совсем понимаю, что она хочет сказать. Плебс – сокращенно от «плебеев»? Вроде как в джинсах, купленных в «Гэпе», ходят обычные люди? Да, так и есть. И трусы у меня тоже обычные, из оптового супермаркета для простых смертных. Могу ей показать. Пусть поцелует мою плебейскую задницу.

Я разозлилась, настрой у меня боевой, но я понимаю, что с этой блондинистой парочкой лучше не связываться. Мне с ними не справиться при всем желании. Но я могу заговорить с Адрианной (она сидит рядом со мной), потому что, иди оно все к черту, сейчас самое время обзаводиться союзниками. У меня горят щеки, но я делаю вид, будто не замечаю, что все шушукаются обо мне, и запрещаю себе оборачиваться назад, чтобы понять, слышал ли что-нибудь Бэтмен.

– Мне нравятся твои очки, – говорю я шепотом.

Адрианна моргает, смотрит на меня долгим взглядом, словно решает, что со мной делать, а потом улыбается.

– Спасибо. Я заказала их по Интернету и переживала, что не подойдут.

У нее очень приятный голос, тихий, доброжелательный, мягкий. Совсем не похожий на резкие голоса всех остальных здешних девчонок, настойчиво требующих внимания к себе любимым. Она симпатичная, даже, пожалуй, красивая. Темные волосы, собранные в нарочито небрежный пучок, огромные карие глаза, подведенные черным карандашом, на губах ярко-красная помада.

– Тебе правда нравится?

– Да. Это же «Уорби Паркер»? У них стильный ассортимент.

Я слышу, как сидящие передо мной Джем и Кристель хихикают. Может быть, их насмешил «стильный ассортимент». Ну и пусть. На здоровье.

– Ага. – Адрианна улыбается мне. Ее взгляд говорит: Не обращай внимания на убогих. Она произносит одними губами: Дуры.

Я улыбаюсь и отвечаю так же беззвучно: Я знаю.

На перемене я набираюсь смелости, чтобы сообщить Бэтмену, что нам придется разорвать наше липовое партнерство, поскольку я не хочу нарушать кодекс чести СШВВ лишь потому, что он не умеет работать в команде. Сегодня я расхрабрилась и изрядно повысила самооценку, заговорив с Адрианной и не стушевавшись перед блондинистыми стервозами. Хотя, может быть, все дело в том, что сегодня – впервые после переезда в Лос-Анджелес – я нормально позавтракала. Как бы там ни было, я настроена очень решительно. Вуду-чары красавчика Бэтмена на меня не подействуют.

Он не в моем вкусе, говорю я себе, направляясь к его любимому креслу в кафетерии.

Не в моем вкусе, говорю я себе, когда вижу его во всем иссиня-черном великолепии, нежного, как кровоподтек.

Не в моем вкусе, правда, говорю я себе, когда выясняется, что меня опередила компания из пяти бойких девчонок, этаких кровожадных львиц. Одна – явная предводительница, все остальные – ближайшее окружение ее величества, подражающее ей во всем, в том числе и в одежде. Все пятеро из той породы молоденьких хищниц, которые заживо сдерут с тебя шкуру и дочиста обглодают кости.

– Эй, ты же придешь в субботу? – говорит предводительница прайда, девчонка по имени Хизер. Ее нисколечко не смущает, что Бэтмен небрежно поводит плечом и ни на миг не отрывает глаз от книги. Сегодня не Сартр. «Дракула» Брэма Стокера. Отличная книга. И вполне по сезону, поскольку близится Хеллоуин.

Не в моем вкусе, не в моем вкусе, не в моем вкусе.

– Может быть, – говорит он. – Если получится.

Общие фразы. Человек вроде ответил, а по сути – вообще ничего не сказал. Совершенно пустые слова, впечатляющие в своей пустоте. Я так не умею.

– Постарайся, Итан, – подает голос кто-то из свиты. Не помню, как ее зовут. То ли Вьюга, то ли Ливень. Может быть, Град. В общем, какое-то странное имя, связанное с погодой. – Мы все тебя ждем.

– Ага, – говорит он и на этот раз даже и не пытается сделать вид, что ему интересно их общество. Утыкается в книгу и начинает читать прямо у них на глазах. Его запасы энергии истощились.

– Ну, ладно. До встречи! – Хизер одаряет его лучезарной улыбкой.

Идеальные зубы, кто бы сомневался. Лос-Анджелес – царство керамических виниров. Вчера я погуглила эти «виниры». Один зуб стоит минимум тысячу долларов. Стало быть, ее рот стоит в пять раз дороже моей машины.

– Пока-пока, – говорят остальные девчонки и наконец-то уходят. Бэтмен явно испытывает облегчение оттого, что его наконец-то оставили в покое.

– Вам чего? – спрашивает он меня. Вроде бы шутит, но я чувствую себя очередным покупателем в автоочереди у «Макдоналдса».

Я думаю о нашем проекте по литературе. Вспоминаю, как Бэтмен решил, что от меня можно запросто отмахнуться, как от всех остальных.

– Насчет «Бесплодной земли», – говорю я скучающим тоном, засунув руки в задние карманы джинсов. – Если не хочешь работать вместе, ничего страшного. Просто мне надо будет сказать об этом миссис Поллак и найти другого партнера. Я не хочу, чтобы ты делал проект за меня.

Вот, я это сказала. Было не так уж и трудно. Я медленно выдыхаю. Меня немного трясет, слегка кружится голова, но внешне это незаметно. Будем надеяться. Моя маска держится крепко. Сейчас мне хочется лишь одного – получить свой «Хэппи мил» и побыстрее отчалить.

– А какие проблемы? Я же сказал, что получишь пятерку, – говорит он, небрежно откинувшись на спинку кресла. Смотрит на меня в упор. Сегодня его голубые глаза кажутся почти серыми. Как зимнее небо в Чикаго. Почему он все время такой усталый? Даже его волосы выглядят утомленными, местами они торчат в разные стороны, но загибаются вниз, словно склоняясь в пораженческом поклоне.

– Не в этом дело. Я сама в состоянии получить пятерку. Мне не надо к кому-то примазываться, – говорю я, скрестив руки на груди. – И потом, я не хочу нарушать школьный кодекс чести.

Он снова смотрит на меня и, кажется, усмехается. Это лучше, чем полный игнор, но все равно неприятно.

– Кодекс чести?

Да шел бы он к черту. Наверняка его папа – какой-нибудь знаменитый актер или кинорежиссер, и ему нет нужды волноваться, что его исключат из школы. Уж он-то точно получит свой аттестат и поступит в колледж. Возможно, он даже не знает значение слова «стипендия». Без словаря не поймет, о чем речь.