Дезмонд промолчал. Не меняя мрачного выражения лица, он отошёл к окну и, сложив руки на груди, уставился в темноту.
- Ты думаешь, твоя мать никогда не любила? – спросила Валентия, приближаясь к нему и останавливаясь в паре шагов.
Дезмонд покосился на неё, но позы не поменял.
- Это другое, - ответил он.
- Вот как? Отчего? От того, что ты капитан гвардии, а я всего лишь вдова, слишком рано потерявшая супруга, предназначенного мне семьёй?
Дезмонд промолчал.
Валентия тоже замолкла, но отступать явно не собиралась.
- Мне нельзя его любить, - сказал Дезмонд спустя несколько долгих минут, - он нужен мне, чтобы… проклятье, это не важно.
- Он нужен тебе, чтобы добиться власти.
- Да.
- У тебя всё написано на лице. Когда-нибудь это сыграет тебе дурную службу.
Дезмонд поморщился.
- Вот видишь… Ты уже начинаешь читать мне нотации.
- Извини.
Оба снова замолчали.
- Иногда полезно поговорить с женщиной, - сказала Валентия, наконец, - даже если женщина – твоя мать.
- Я знаю, - Дезмонд вздохнул и, развернувшись, прислонился спиной к стене так, чтобы видеть лицо пожилой герцогини, - но здесь не о чем говорить.
- Поэтому ты не спишь ночами?
- Нет.
Валентия посмотрела на камин и усмехнулась.
- Дезмонд, перестань жечь письма. Огонь никогда не ответит тебе взаимностью.
Она опустила руки на плечи сыну и, встав на носочки, поцеловала его в лоб. А затем развернулась и молча направилась к двери.
Дезмонд проводил её взглядом и повернулся к окну, где сквозь сизый туман просвечивал бледный лик луны, а далеко на юге ему чудился призрак королевского дворца. Он видел этот призрак всегда на протяжении долгих лет одиночества, но только теперь он перестал быть для него прошлым, которое невозможно вернуть, и превратился в будущее, которое могло бы сбыться.
Дезмонд вернулся за стол и снова принялся писать – почти не подбирая слов, так, как велело ему сердце, а затем, не перечитывая, свернул бумагу и спрятал в конверт.
Кормак отнёс письмо той же ночью, а утром уже принёс ответ. Он старался смягчить его как мог, но слова виконта звучали предельно ясно и, едва дослушав сказанное, герцог рванулся к конюшне, оседлал коня и весь день провёл в лесу, не желая видеть никого из своих советчиков.
Только под утро он вернулся домой – усталый и от того растерявший изрядную долю своей злости.
- План никуда не годится, - сообщил он Кормаку, ожидавшему его возвращения всю ночь. – Если мы и выступим против короля, то без Андрэ.
- Но, милорд… Уверен, вам ничего не будет стоить переу…
Дезмонд обжёг Кормака таким взглядом, что тот замолк на полуслове и больше этой темы не поднимал.
Ещё месяц Дезмонд ходил мрачным и на все попытки Кормака завести речь о Бомоне отвечал молчанием.
Но в апреле, когда дожди стали заметно реже, а в лесах проклюнулась первая зелень, он снова надолго исчез на охоте, а вернувшись, приказал Кормаку начать приготовления и на удивленный взгляд помощника ответил лишь:
- Я же сказал. Отказа я не приму.
***
После ночи, когда пришло злополучное письмо от Дезмонда, Андрэ не видел короля почти две недели. Тот налаживал семейную жизнь, и Андрэ часто докладывали, что Ричард проводит время с женой – правда, всегда при этом остаётся мрачен и требователен.
Андрэ лишь усмехался про себя, думая о том, что Лукреция прочувствует теперь всю нежность монарха, а сам он сможет отдохнуть и побыть в одиночестве.
Иногда Андрэ думал о несостоявшейся встрече. Об ответе, данном Кормаку, он пожалел уже на следующий день, но о том, чтобы написать письмо с извинениями не хотел и думать. Герцог Корнуольский, по мнению Андрэ, слишком уж легко пошёл на попятную, да к тому же ещё, судя по всему, отступился от данного слова. И хотя мысль о том, чтобы через него устроить встречу с Фергюсом Бри всё ещё жила в его голове, никаких шагов к её реализации Андрэ предпринимать не спешил.
Он наслаждался одиночеством и покоем чуть больше недели, прежде чем от короля пришёл первый презент – набор подвесок с изумрудами, которые Андрэ незамедлительно отправил обратно с запиской о том, что не принимает подарков от незнакомцев – Ричард, по обыкновению, присылал ему подарки анонимно.
На следующий же день набор вернулся к Андрэ, подписанный вензелем «Р».
Андрэ усмехнулся, спрятал коробку, но в ответ ни слов, ни письма не передал.
С тех пор подарки приходили каждый день – это были драгоценности, фарфор, часы и статуэтки. Андрэ оставлял себе то, что подходило к интерьеру и его костюмам и равнодушно отправлял назад всё остальное.
Король пытался извиниться. Ничего нового в происходящем не было, и Андрэ не собирался его извинять. Он лишь молча наслаждался мыслями о том, что Ричарда терзают муки совести.
В конце марта Ричард, немного освободившийся от опеки над супругой, пригласил виконта к себе, и Андрэ без возражений пришёл в его апартаменты.
Ричард стоял у камина и ворошил угли. Заслышав шаги юноши, он убрал кочергу и шагнул на встречу Андрэ, собираясь его поцеловать.