Он опять замолчал. Я не знал, что делать - плотнее прижать его к себе или отпустить, только бы не подтолкнуть обратно к его пропасти.

- Я выжил. Один. Они решили, что я достоин награды. Меня снова отдали целителям, которые сшили меня по частям, как разорванную куклу. А потом отправили уже к другому ведьмаку. С седой бородой и такими же седыми волосами. Он посадил меня в клетку, как чёртова зверя. В темноте. Я был так слаб, что не мог сотворить ни одного заклятья. Не знаю, сколько я провёл там. А потом меня вынули и отвели в какую-то башню. Привязали к дубовому столу, и я думал, что меня снова будут насиловать. Но вышло по-другому. Его помощники отошли в сторону, а сам он приблизился ко мне с ножом… и сделал это.

Он оставался всё таким же холодным и неподвижным всё время, пока говорил, и эта неподвижность передалась мне. Одно дело - знать, что не все твои жертвы были виновными. Другое - говорить с тем, кого вот так равнодушно и спокойно раздавили и изуродовали.

- С тех пор магии у меня нет. Я понял это, когда перестал выть от боли. Так что я снова стал настоящим гражданином Империи – ведь больше я не опасен.

Он замолчал. Я положил руки ему на плечи и наткнулся на уже лежащие там тонкие кисти.

- Мне очень жаль, - сказа я. Его крупно затрясло. - Тали, мне правда сейчас очень, очень жаль. Мы все многое потеряли на той войне. Но она кончилась. Мы можем только забыть и жить дальше. Такими, какими мы стали.

Он всхлипнул, а потом как-то резко совладал с собой.

- Да, - сказал он тихо, - только так.

Я обнял его покрепче и положил подбородок ему на плечо - поверх наших соединенных рук.

- Интересно, - сказал он через какое-то время, когда я уже решил, что этот праздник, как и все мои праздники, превратится в вечер плохих воспоминаний, - теперь ты не будешь так стесняться?

- Я стесняюсь? – вот уж не замечал.

- Когда я прошу тебя… Ну… Унизить меня.

Я крепче сжал руки.

- Я не стесняюсь. Я не хочу делать тебе больно. Но что бы я ни делал, ты пугаешься лишь сильней. А так… как ты просишь… Так я не хочу.

Талиан очень живо фыркнул, но тело его осталось таким же зажатым.

- Вот уж это никого до тебя не смущало.

- Может, поэтому ты захотел меня, а не других?

Он переплел свои пальцы с моими, сжимая их, и я понял, что попал в точку.

- Зачем тебе это?

- Я по-другому не могу, - произнёс он холодно, но этот холод больше не казался мне угрожающим. Я видел, что он леденеет тогда, когда хочет скрыть свою боль, - ты видел сам.

- Я видел, что можешь.

- Нет.

Мы замолчали, потому что я пока не знал, как преодолеть это упрямое сопротивление.

- Ну, хорошо, - сдался я. Почему-то ему я всё время сдавался. – Но я хочу быть уверен, что ты понимаешь – я так не думаю. Я видел, как близко к сердцу ты принимал эти слова в наши первые встречи.

Он сжался ещё сильней и долго не отвечал.

- Я не буду ругать тебя, - сказал я твёрдо, - даже сейчас тебе от этого больно. Я плохо тебя знаю, но то, что я знаю… Ты самое чудесное существо, которое я встречал за долгие годы. Я не хочу, чтобы ты испытывал боль.

- Но я… - выдохнул он и замолчал. Потом продолжил совсем по-другому. - Я так хочу. Мне это нужно. Поэтому я вызываю тебя.

Я вздохнул. Теперь уже подумать надо было мне.

- Сегодня я выплачу долг, - сказал я, и он вздрогнул, понимая, к чему я веду, - мне больше не нужны твои деньги.

Он сник. Осел, как стаявший по весне снеговик.

- Но эту ночь… – сказал он неуверенно, - эту ночь я оплатил.

- Конечно.

Он резко перевернулся и перекинул ногу через мои бёдра, усаживаясь мне на колени. Потом положил свои тонкие длинные пальцы на ворот моей рубашки и чуть помедлил.

- Ты коснёшься меня? – спросил он, и я тут же опустил руки на гладкий шёлк его одеяния. - Сделаешь, как в прошлый раз?

- Конечно.

Я чуть наклонился, находя губами его шею, и принялся покрывать лёгкими поцелуями. После распустил пояс, заставляя полы разойтись в стороны, а затем просто уткнулся лицом в его горячую грудь. Как же не хотелось его отпускать… Никуда. Ни на утро, ни через неделю. Никогда. Его руки легли мне на затылок, будто желая, но опасаясь прижать плотнее к себе. Я потёрся носом о бугристую кожу и коснулся её губами, изучая и вслушиваясь в его дыхание, ожидая вздоха или протеста.

- Стой, - он чуть отстранил меня.

- Можно снять маску?

Опять этот холод, но все же постепенно он оттаивал.

- Нет, - уже совсем мягко.

Жаль. Как же чертовски жаль.

Его руки торопливо расстёгивали пуговицы моей рубашки, чтобы стащить её прочь вместе с жилеткой. Затем он замер в моих руках, а через пару секунд мою грудь обожгло касание мягких губ.

Всё недоступное так сладко, и он не был исключением. В первый раз он ласкал меня сам, и от этого мои скукожившиеся ведьмачьи мышцы превращались в патоку под его губами. Кажется, я застонал, не знаю, потому что весь мир для меня превратился в эти горячие губы. Он поймал мой сосок и нежно пощекотал языком. Чуть прикусил и выпустил, подставляя холодному воздуху, а потом легко дохнул, согревая. Его губы поползли ниже, и сам он соскользнул на пол, оказываясь между моих ног. Расплёл ремень и уткнулся носом мне в промежность. Я чувствовал его горячее дыхание на своём теле, и от него мне хотелось с силой рвануться навстречу. Ещё труднее было от того, что я знал, он сам хочет такого обращения.