Поразмышлять об этом ему не дали - на площади появились двое стариков, при их приближении все склонили головы. 'Местное начальство', - догадался Санька. Седобородые старцы с выдубленными потемневшими лицами степенно прошагали сквозь расступившуюся толпу и подошли к Сашке. Осмотрев его и не проявив ни малейшего удивления, они вынесли короткий вердикт, высказав что-то на своем шипящем языке. Кочевник, привезший его, обрадовался, заулыбался и поклонился старикам. Те так же степенно двинулись в обратный путь. Парень посмотрел на Сашку, при этом улыбка сразу исчезла с его лица, что-то сказал и потянул Порошина за собой.
Как оказалось, Санька разобрался в этом потом, его отдали в слуги тому, кто его нашел. Улыбался Шерг - так звали его спасителя - потому, что старейшины его похвалили, а перестал улыбаться, оттого что теперь ему надо было кормить еще одного едока, при этом неизвестно, будет ли еще от него польза.
Шерг и Шухур - наездница, за спиной которой Сашка появился здесь, оказались братом и сестрой. У них был свой шатер, куда они и привели нового слугу. Шатер был разделен ширмой на две неравные части: маленький закуток - это было женское место, где обитала Шухур, а все остальное пространство немалого шатра считалось мужской половиной.
Сашка не сразу понял это и сначала все время удивлялся, почему Шухур появляется из своей половины только поесть и при этом еще спрашивает разрешения. Женская доля в племени азалов была не радостной. Впрочем, ему судьба уготовила долю не лучше. Шерг сразу определил свое отношение к Сашке, бросив у входа в жилище старую побитую шкуру и показав знаками, что это место, где будет спать Порошин. Потом показал на висевшую на стене плетку и погрозил кулаком. Санька сообразил, что за провинности он будет наказываться телесно. 'Но это мы еще посмотрим, - решил он. - Дайте мне только ожить'.
Началась безрадостная однообразная жизнь в деревне кочевников. Обязанностей у Сашки было не много: с утра натаскать воды из спрятанного под одним из шатров колодца, убраться в шатре и около - на этом все обязанности заканчивались. Санька думал, что его заставят приглядывать за огнедышащими конями, но хозяева на это не пошли, похоже, не доверяли. Готовить ему тоже не разрешили, хотя при скудости их продуктов он легко мог кашеварить.
Шерг лишь пригрозил наказаниями, на самом же деле, даже когда Сашка запнулся и разлил целое ведро воды прямо в шатре, тот лишь сверкнул глазами и выругался. Так что жить было можно, если бы не отношение к нему - он впервые почувствовал, что это такое, когда все считают тебя человеком второго сорта. На третий день интерес к нему пропал и все в деревне, даже дети, стали смотреть на него, как на предмет интерьера. Лишь время спустя он понял, почему это так. А сейчас его просто бесила роль бессловесной скотины в первобытном племени. Ему сразу разрешили ходить, куда хочешь, обозначив лишь два запретных места - тот самый столб с амулетами и бутафорским космическим оружием и шатер старейшин.
Так как у него была куча свободного времени, Сашка составил план и начал претворять его в жизнь. Первоочередной целью было ожить, набраться сил и выучить язык азалов. Конечной целью было бросить это поселение и двигаться дальше - в глубине души он не верил в смерть Элен и должен был найти или её, или доказательства её смерти. Но и кроме этого, где-то же есть Сияющий, который может выполнить любое желание!
Язык азалов оказался очень простым, и через несколько дней Санька уже запросто мог объясняться по бытовым вопросам. Но ему хотелось побыстрее вникнуть в окружающую жизнь, поэтому он старался как можно больше общаться. Шерг сразу отмел все его вопросы, молча показав на Шухур. Та также была не очень разговорчива, но на некоторые вопросы все же отвечала. Вопросы другим азалам тоже часто оставались без ответа, не воспринимая Сашку всерьез, местные не горели желанием с ним общаться. Полупрезрительная-полужалеющая улыбка, появлявшаяся на лицах аборигенов при его вопросах, бесила Саньку: 'Они что, блин, меня за инвалида принимают?'
Постепенно выяснилось, что так оно и есть - тот, кто не может выжить в пустыне, не достоин уважения. А он, здоровый мужик, вел себя хуже ребенка, чуть не умер от жары. Местные пятилетние дети были куда больше приспособлены для этой жизни, чем он, здоровый двадцатидвухлетний мужик. Про себя он понимал, что все относительно и здоровый кочевник через час загнется, если выбросить его посреди русской зимы. Однако для остальных это был не аргумент, азалы никогда ничего, кроме пустыни, не видели и считали, что жизнь возможна только такая - страшная жара, ветер и недостаток воды. Так что больше всего об окружающем Сашка узнал от детей, они единственные, кто иногда соглашались рассказать ему что-нибудь. Их удивляло и смешило его незнание самых элементарных вещей, необходимых для выживания в этом мире. В ответ они просили рассказать о другом мире, откуда он появился. Санька рассказывал, и дети слушали, затаив дыхание, но не верили - слишком сказочные истории он рассказывал.
Именно от них Сашка узнал еще об одной напасти, грозившей азалам. Оказывается, их племя было не единственным, живущим в пустыне - есть еще деревни, и население там гораздо многочисленнее, чем в их поселении. Все племена постоянно враждовали, пытаясь захватить контроль над колодцами. Это было понятно, вода в этих песках - это жизнь. Теперь стало ясно, почему в пустыню на охоту за шужурами, похожими на газель животными, дающими, кроме мяса, тот самый мех, из которого была сшита вся одежда азалов, или на поиски трофеев, выброшенных морем, аборигены ехали не только с луками, а полностью обвешенными оружием. В их шатре вся стена над лежанкой Шерга была увешена холодным оружием: пара кривых сабель, несколько кинжалов и даже короткое копье. Оружие азалы не делали, а выменивали у жителей оазиса, там был постоянный город, где были развиты ремесла. На него по негласной договоренности кочевники не нападали.
Но про все это Сашка узнал только после той ночи, когда он стал полноправным воином племени и получил свое имя.
Глубокий вечер был самым лучшим временем в деревне азалов: солнце пряталось, жара немного спадала, все дела были сделаны и кочевники начинали собираться на песчаной площадке у столба-святилища. Они рассаживались на принесенные с собой шкуры, пили слабенькую брагу из сока какого-то растения и разговаривали.
Молодежь собиралась своей компанией. В центре их круга появлялся деревенский оркестр - два барабана и что-то похожее на флейту. Сначала парни и девушки только стояли и перебрасывались шутками, но по мере того как вечер темнел и посредине площади, у святилища, разгорался костер, в головах глотнувших браги юнцов и девушек тоже начинало гореть - начинались 'танцы'. Конечно, на танцы в понимании Порошина это походило мало, скорее боевые пляски. Выскакивающие в круг парни начинали бесконечные па, похожие на бой с тенью, танцоры делали выпады, как будто хотели ударить кого-то, отскакивали, изображали зверские рожи и выкрикивали боевой клич. Барабан и флейта ускоряли ритм, парни выхватывали сабли и начинался импровизированный бой.
Девушки в этот момент тоже появлялись в кругу и, проявляя чудеса ловкости, крутились между разгоряченных воинов. Ритм танца захватывал, и даже Сашка чувствовал, что готов сорваться в этот дикий пляс. Если бы ему налили хмельного напитка, то он, пожалуй, тоже не выдержал бы и выскочил в круг. Иногда даже старики не выдерживали, выкрикнув слабым голосом боевой клич и выдернув неизменную саблю, они кидались в толпу танцующих и, сделав круг, счастливые возвращались на место.
Сашка приходил сюда, садился на облюбованное место, в стороне от веселящихся азалов, и наблюдал. В такие моменты, глядя, как веселящиеся кочевники чувствуют себя одной семьей, Сашка ощущал себя особенно одиноким. Он вспоминал Элен, и сердце начинало ныть. Он понимал, что надо бросать эту жизнь и двигаться дальше - не для того он бросился во Мглу, чтобы прожить жизнь в дикой деревне на краю пустыни.
