– Искушаешь? Ох, допросишься ты у меня…
– Бить будете? – подобрался Иван.
– Ебать буду, дурень!
Иван чуть не ляпнул: «А я уж думал, не соберетесь», но князь ему рот поцелуем заткнул, а потом повел в спальню. На этот раз не страшно было. Юрий Александрович меж ягодиц пару раз лазил – когда елду Ивану облизывал, непременно палец в зад совал. Не больно, и даже приятно, туда-сюда на волне удовольствия. Теперь пришлось принять больше. Иван поначалу стонал, не мог понять, хорошо ему или плохо, а как пообвыкся, стало очень хорошо. Князь разошелся, драл так, что до нутра пробирало, но хотелось еще и еще. Иван кричал, за спинку кровати цеплялся, аж под руками треснула, а когда князь его ладонью приласкал, залил семенем подушки – на обе сразу хватило.
После Юрий Александрович его целовал, довольством светился и сказал: «Не ошибся. Я в этих делах не ошибаюсь». К чему были слова, Иван не понял, а переспрашивать не посмел.
К вечеру явился Пантелеич, пошептался с князем, а потом выругал Ивана за грязное белье на кровати. И слушать не захотел, что только поднялись, не из-под Юрия Александровича же простыню рвать?
Ночью Ивану не спалось, даже под княжье сопение. Тело млело в истоме, а мысли в черепушке копошились, закрыть глаза не давали. Тревожило, что счастье недолго продлится – Богородица вечно грех покрывать не будет. Князь наиграется и вернет Ивана в казарму. А тогда только в петлю лезть, зная, что другая жизнь бывает.
«Вот бы на князя напасть кто вздумал, чтоб я его телом закрыл, – размечтался Иван. – И руки на себя накладывать не надо, и смерть красна – легко к Богу идти, зная, что на земле своего благодетеля спас».
Мысль угнездилась крепко. Теперь Иван и в ресторанах, и на улице с утроенной злостью на людей смотрел. Словно подначивал: «А ну, попробуй!» Ждал выстрела или удара, а прилетело откуда не ждешь. Юрий Александрович опять обедал с Аббас-Мирзой. В кабинет ресторанный вошел веселым и довольным, и до десерта смеялся. Под кофе Аббас-Мирза спросил:
– Ты знаешь, что сегодня в Хмурной прибыл граф Зубов?
– Кто?
Пауза. Показалось – воздух зазвенел от напряжения.
– Отставной генерал от инфантерии граф Валериан Зубов, – медленно повторил Аббас-Мирза. – Бывший командир Кавказского корпуса. Вы же с ним, кажется…
– Это все в прошлом, – холодно ответил Юрий Александрович.
Настроение подпортил не только Аббас-Мирза. В части, куда Юрий Александрович заехал, чтобы переговорить с полковником, многие упоминали графа.
«Между нами говоря, открытие памятника – это предлог. Он приехал с тайной проверкой».
«Всё так же прост в общении. Почести не изменили его».
Дома Юрий Александрович цыкнул на заговорившего Пантелеича, потребовал:
– Налей водки. И вали к консьержу, узнай, в какую квартиру Валериан заселился. Мне сказали – он остановился тут, в «Свечке».
Пантелеич, уходя, кинул на Ивана заговорщический взгляд. А что делать – не объяснил. Иван к князю сунулся – выпросить хоть ласку, хоть тумаков – в ответ услышал:
– Поди прочь, не до тебя сейчас, Ваня.
Юрий Александрович пил; в квартире, несмотря на солнце, хмарь клубилась. Клубилась-клубилась и разродилась грозой – Пантелеич вернулся не один, а с тем самым графом. Старик, хищный, седой и сухой, как ястреб, в секунду окинул взглядом пустую стопку и жмущегося в углу Ивана, поморщился от хмельного духа. Заговорил с издевкой:
– Глаза заливаешь, чтоб меня не видеть? Глупо, Юрочка. И на Кавказ из Москвы бежать было глупо. Я здешние горы три года в кулаке держал, меня не просто помнят, желающих помочь набежало целый короб и лукошко.
– Чем помогут? Подержат, пока ты хуй надрачивать будешь? – Юрий Александрович крикнул, не сдерживая голос, зло.
– Ты меня зверем-то не выставляй! – нахмурился граф. – Поворачиваешь дело так, будто я тебя насильничал. Кто ко мне в койку лез, словно там медом намазано?
– Это всё в прошлом, Валериан. Я больше не хочу. Оставь меня в покое. Отпусти на свободу.
– Ты всегда был свободным. Я тебе ничего не воспрещал. И сейчас не воспрещаю. Охота холопов дрючить – Бог помочь. Ты молодой, тебя на всех хватит. Обо мне только не забывай.
– Видеть тебя не могу! Тошнит, когда прикасаешься!
– А ты не накручивай себя, ляг да перетерпи.
– Нет!
– Да, – граф повернулся к Ивану с Пантелеичем, приказал. – А ну, пошли вон! – и снова взгляд на Юрия Александровича перевел: – Успокойся и поговорим толком. Пора выложить карты на стол.
Пантелеич Ивану в княжью спальню не позволил уйти. Потянул в свою комнату, шепча: «Давай-ка, от греха подальше». Иван покорно сел на стул. Молчал, смотрел, как Пантелеич за компьютерный стол усаживается, мышкой щелкает, читает что-то. Голоса из гостиной не доносились, и Иван разрывался между потребностью защищать и вбитым подчинением любым барским указам. Попытку встать, подойти к двери, подслушать, Пантелеич жестом пресек. Заговорил негромко, посыпая солью рану:
– Не лезь, милок. В словах графа напраслины нет. Вешался ему на шею Юрочка Александрович. Давненько это было, в ту пору, когда князюшке стукнуло осьмнадцать лет. Полыхало между ними так, что соломку не подстелишь – сгорит. Потом утих пожар, жизнь по разным городам разметала. Виделись редко, но граф Валериан на каждые именины Юрочки непременно являлся, не самолетами, так пароходами добирался с других стран и континентов. И Юрочка ждал его, ох как ждал… А потом граф вдруг взял и на девице с богатым приданым женился. Юрочка ему тут же от ворот поворот. А Валериан будто не понимает, за что – «ты, мол, тоже женишься, когда время придет, жена не помеха».
«И я не помеха», – подумал Иван. Вспомнил, как граф на него указал со словами: «Бог помочь».
Пантелеич вздохнул, продолжил:
– Юрочка временами слабину дает… люб ему Валериан был. И до сих пор угли рдеют. Так что не лезь, касатик. Без нас разберутся. Не снасильничает Юрочку граф, не под силу ему, и не в его привычках.
Минут через десять двери захлопали. У Ивана сердце оборвалось – Юрий Александрович ушел вместе с Валерианом. И горько, и больно, как было, когда барин жену забрал на первую ночь в господский дом. Нет, не так… тогда у Ивана меньше дерзости в душе гнездилось, не мелькала мысль свое силой вернуть. Иван отворачивался от заманчивых картинок: как легко сминается под пожарным багром тонкая сталь входной двери, как удивленно смотрит граф, оторвавшийся от разомлевшего Юрия Александровича… как хватает одного удара кулаком в висок – прицельного, точного, смертельного.
Греховные видения прогнал Юрий Александрович. Явился, шарахнул дверью со всей дури, раздеваться на ходу начал, швыряя вещи на пол. Позвал Ивана:
– Иди со мной в душ.
Дыхание обжигало, привкус язык щекотал. Иван целовал князя все крепче, старался хмель с губ слизать. Оторвался, потерся носом о подбородок, проверяя – «есть ли толк?» – и вздрогнул, будто плетью хлестнули. На шее у Юрия Александровича багровел свежий засос. Иван его сначала языком тронул, потом пальцами. Нет, не убирается. Юрий Александрович запотевшее зеркало ладонью протер, на себя глянул и помрачнел. Заговорил сбивчиво:
– Дурак я, каких мало. И винить некого. Не надо было соглашаться, лететь в Италию. Чуяло сердце, что боком мне эта поездка выйдет. И, вот, получил гранату… Мину замедленного действия, блядь!
Иван, как обычно, сказанного не понял. Юрий Александрович любил говорить загадками, если не приказ отдавал. Приказы были четкими и ясными. Их Ивану дважды повторять не приходилось. Вот и сейчас…
– Возьми свежую смазку, тот тюбик, что с цитрусовым запахом, – велел князь. – Соси и начинай меня растягивать. Только осторожно. Я в жопу давно не трахался.
Ивана в первый миг оторопь взяла. А потом задвигался. Приказали – делай. Сверху на голову вода текла – душ Юрий Александрович не выключал, водил себе по шее мыльными руками – смазка с пальцев капала, на пол ляпалась, но ничего, приспособился. Сосал Иван без изысков, как теля у матки, причмокивая. А князю почему-то нравилось.
