Не успел он оглянуться, как увидел самого духа Тригладита, лежащего без чувств посреди двора. При этом радость Гассана стала неописуемой. Он поспешил отыскать лук и стрелы Вирстона. Он вошел в палаты, сквозь десятки дверей миновал множество комнат, пребывающих в ужасной пустоте. Потом представились ему двери, сделанные из слоновой кости; но лишь хотел он их отворить, как явился исполин страшной величины, и подняв железную дубину, приготовился раздробить ею голову Гассана. Тот не испугался, но выхватив кинжал свой, поразил противника в живот. Исполин с страшным ревом пал на землю. Вторичный удар пронзил его сердце, и вон потекла чёрная дымящаяся кровь, унося с собою жизнь исполина. Но кровь, потекшая ручьем из раны, вместо того, чтобы распространиться по комнате, возросла к верху кучею. И можно ли объяснить удивление Гассана, когда увидел он, что кровь, превратилась в женщину несравненной красоты? Она упала к ногам Гассановым, принося ему благодарность за свое избавление.
– Я не понимаю, чем я смог помочь вам – отвечал Гассан.
– Убив исполина, вы разрушили волшебство духа Тригладита, и возвратили мне мой первоначальный образ. Я догадываюсь, – продолжала она, – что вы овладели тем алмазным сосудом, в коем заключена судьба кривого духа. Имея его, имеете вы и Тригладита в своей власти. Без того вы никак не смогли бы убить исполина, в кровь которого я была превращена.
– Прошу объяснить мне, – сказал Гассан, – кто вы и какая причина побудила духа так свирепо с вами поступить?
– Перечисление моих несчастий, – отвечала она, – послужит к умножению томивших меня доселе мук. Но будучи обязана вам избавлением, исполню ваше повеление. Я – дочь болгарского князя Богомира.
– Так это вы, прекрасная княгиня Прелеста? – прервал речь её Гассан. – Про несчастья ваши узнал я из уст вашего супруга, князя Миловида.
– Он жив еще?! – вскричала она. – Неужели ненависть кривого духа не лишила его жизни?
– Конечно, – отвечал Гассан, – однако он жив и находится недалеко отсюда.
– О небеса! – вскричала восхищенная Прелеста, испуская радостные слезы, – я забываю все несчастья мои!
– Про многие ваши приключения мне известно, – сказал Гассан. – Но расскажите мне, что случилось с вами, со времени, как дух унес вас из объятий вашего супруга?
– Заснув сладким сном, – начала она, – не ожидала я никакого себе горя; но, представьте себе мой ужас, когда, очнувшись, я увидела себя в страшном этом жилище, на руках мерзкого урода! Взглянув на него, я вскричала, и упала в обморок. Остановившаяся в жилах моих кровь, возымела напоследок свое движение, и к умножению мук возвратила мне чувства. Придя в себя, вынуждена я была слушать изъяснения любви этого духа. Он извинял себя пред мною сильною страстью, принудившею его учинить это похищение, льстил мне, что дарует мне бессмертие; если я соглашусь на его желания. – «Исчезни от меня, – кричала я ему с омерзением. – Я лучше соглашусь стократно умереть, нежели пасть жертвою моего стыда и неверности к моему супругу. Разве для того хочешь ты сделать меня бессмертной, чтобы я вечно оплакивала разлуку с дражайшим моим князем, и мерзкий твой вид всеминутно умножал бы моё горе. Возврати меня, варвар! Возврати к супругу моему, или умертви сей же час». – Напрасно старался он меня успокоить. Я вместо утешения, прибавляла мое отчаяние, и на каждое его слово отвечала клятвами и ругательствами. – «Я вижу, – сказал дух, – что тебе надобно время для успокоения». – «Нет мерзкий, – кричала я, – до тех пор не буду я спокойна, пока ты не исчезнешь от меня навеки, и я не буду в руках моего князя». – «Забудь об этом навсегда. Ты никогда этого не получишь». – сказав это вышел он вон.
Рассудите сами, в каком я тогда была страхе. Всё, что я ни думала, пресекало мои надежды, увидеть когда-либо супруга и родителей моих. Воображение это, вливая ужас и отчаяние в мою душу, наполняло меня мучительными мыслями. Слезы и тоска, были мне вместо утешения. Невозможно вообразить всех слов моих, которые я произнесла в моем горе. Словом, я пожелала прекратить жизнь мою; но осторожность духа пресекла к тому все способы. Страдание мое умножалось тем, что дух часто захаживал навестить меня, и утешение, которое он старался мне подавать, обращалось для меня в жестокие мучения. Видя бесплодность своих предприятий, грозил он мне, получить насилием то, в чем не преуспевал своими стараниями. Но ответами моими были одна только брань.
Недавно придя ко мне, он сказал: «Напрасно ты думаешь сохранить верность своему мужу. Его уже нет на свете. Дерзновение его, которое имел он в намерении лишить меня алмазного сосуда, в коем заперта судьба моя, и увезти тебя, стоило ему жизни.
– Ты убил его? – вскричала я. – О варвар! о хранилище всех мерзостей!.. – Тут отчаяние овладело мною, и гнев заступил место всего. Я с яростью бросилась на него, желая выдрать последний его глаз. Хотя он и был духом; но едва смог отвратить от себя эту беду. Он схватил мои руки, и, оттолкнув от себя прочь, вышел вон, сказав мне: «Наконец-то ты смягчишься и будешь поласковее».
Тут печаль овладела мною во всей своей мрачности. «Праведные небеса! – вопила я, – таково ли воздаяние ваше людям, следующим по пути добродетели? Чем заслужила я ваше гонение?.. О князь! Дражайший мой супруг, ты мертв, что осталось мне? Для чего не могу я за тобой последовать?..» Потом произнесла я множество тому подобных, отчаянных слов, рвала на себе волосы, и билась о стену до тех пор, как бесчувственная не упала на пол.
Придя в себя, я не могла успокоиться. Тягостные мысли терзали меня, пока крепкий сон овладел мною. И среди этого успокоения, которое всем злосчастным людям изглаждает из памяти их огорчения, представился мне некий сединами украшенный муж. Я узнала в нем покойного каббалиста Тугоркана, которому при рождении моем отдана была в покровительство. – «Дочь моя! – сказал он мне, – несчастье твое не дает покоя тени моей в вечности. Томления твои, сносимые в руках мерзкого разбойника, принудили меня оставить блаженное жилище, чтоб дать наставления к твоему избавлению, в случае, когда смерть моя воспрепятствовала мне вырвать тебя отсюда, и наказать кривого духа за его лютость. Пока я был жив; он был заперт у меня в железной клетке, и не делал никаких пакостей роду человеческому. Когда ж я заплатил долг природе; то все талисманы мои против него стали недействительны. Он разорвал свою темницу, и унес из моего дома алмазную фляжку, в которой по науке моей была заперта судьба его. Если бы кто её разбил: он навечно остался бы слабее всех смертных, и сидел бы в подземной той тюрьме, где я его держал, всеми позабытый. Но она теперь в руках его, и он хранит её крепко. Одни лишь стрелы Вирстона, у меня им украденные, могут лишить его всего; но и те у него под присмотром. Если ты сможешь их украсть так, чтобы дух не узнал про это, тогда, как он снова придет к тебе, пусти в него золотую стрелу. Если ты попадешь, дух упадет без чувств, и тогда ты сможешь той же стрелой отворить стальные двери погреба, где хранится алмазный сосуд, и разбив его, заключить духа навеки в тюрьму, специально мною для него сделанную, и стать после этого свободной. Больше я не могу тебе ничем помочь. Кладовая, где хранит он стрелы, близ твоей комнаты. Вот этим мечом, (который он мне подал,) ударь по стене; это откроет тебе вход в кладовую; но опасайся ступить на изумрудную плитку. Если её коснется нога твоя: все мои наставления станут недействительными. Дух тотчас же всё проведает, и ты станешь жертвой его злобы. – Сказав это, стал он невидим, наполнив меня радости.
Проснувшись, я, хотя и сохранила в памяти все, сказанные им слова; но явление это сочла плодом смятенных моих мыслей, и волнующейся крови. Однако меч, находящийся в руках моих, уверил меня, что это не было сном. В ту же минуту я встала и ударила мечом по стене. Она расступилась и открыла мне вход в кладовую. Желание овладеть скорее луком и стрелами, изгладило в памяти моей опасение не наступать на изумрудную плитку. Я ступила на нее… Сильный стук и шум от того происшедшие, напомнили мне мою неосторожность. Я оторопела, и в самую ту минуту в комнату явился кривой дух и воскликнул: – Надо же! Я едва не погиб навеки! А ты, неблагодарная, решила погубить меня, – кричал он страшным голосом. – Так-то ты мне платишь за мою любовь к тебе, за мое старание, так? Что Индия имеет драгоценнее, и что берега Нила приносят вкусней того, что я тебе доставлял? Но чем можно угодить душе злобной?.. Я спасся моей осторожностью; а ты прими достойное наказание». – Подумав немного, он дунул на меня, и я превратилась в того мерзкого великана, которого вы убили. – «Страдай же вечно в этом образе, – сказал он, – имей все нужды человеческие, будь бессмертна, томись голодом, терзайся воспоминаниями о твоем недостойном супруге, мучайся, вместо красоты твоей имея этот мерзкий вид, и вместо меня, охраняй вход в мою кладовую». – С этими словами он исчез, и я его уже больше не видала. Страдая почти три года всем тем, что дух мне предсказал, до нынешнего счастливого дня, принесшего мне свободу, первым из живущих на свете увидела я вас. При первом взгляде почувствовала я таковую ненависть, что хотела, убив вас этой железной дубиной и, стыдно сказать, съесть. Но благодарю небо и вас, моего избавителя; все чары злодея окончилось. Через вас надеюсь я получить прежнюю мою спокойную жизнь.
