Владимир удивлялся и получил великую надежду в силе богатыря, который повествовал о себе далее.
«Очевидно Тугарин по своей колдовской природе предчувствовал, может быть, что я овладел мечом Сезостриса, и избегал меня. В это же время была похищена княжна Милолика. Ярость исполина стала ужасна, но не смел он в период моего пребывания при дворе обрушить мщение свое на болгар, которых считал участниками в её побеге. Он лукавыми советами пробуждал озлобление в Тревелии и приводил ему подданных в подозрение. Кровопролитие, неправосудие и бесчеловечие князя приводили меня в жалость, но я не мог напасть на учинителя всего этого, хотя ведал, что Тугарин был виной всему, ибо опасался раздражить тем покровительствующего мне князя и ожидал только удобного случая, чтобы низложить это чудовище.
Между тем в пределах Болгарии появился ужасный полкан, вышедший из степей заастраханских и стал опустошал стада, отгоняя лучший скот и поедая. Отважные люди покушались убить его, но тысячами погибали от сильных рук его. Тщетно Тревелий просил великана защитить свое отечество от этого хищника. Тугарин отбрыкнулся от работы и сказал еще князю с насмешкою, что его богатырь Добрыня вполне сможет сослужить ему эту службу. Дошел о том слух до меня. Я вызвался привезти ему голову полкана, но с условием, чтобы после этого дозволил он мне принудить Тугарина со мною биться. Князь, убежденный в разорении своего государства, позволил мне это и дал свое государское слово, как ни привязан был склонностью к исполину, ибо приворочен был им магической силою.
Я выехал, нашел полкана и сразился с ним. Не нужно описывать это побоище, поскольку не было в том ничего чрезвычайного. Бесплодно бросал в меня полкан камни величиною с горы и пускал свои трехсаженные стрелы. Я напал на него, сбил его с ног, сорвал с него голову, привез в Боогорд. Болгарскую столицу я нашел в великом смятении. По выезде моем на полкана исполин стал воздействовать на народ чрез князя всею лютостью. Он надеялся открыть пытками место, где скрывается княжна. Кровь проливалась, и бесчеловечие было тем ожесточеннее, что Тугарин был не удерживаем опасностью, которую чуял исходящей от меня. Народ взволновался; воины, чернь, жрецы, весь город бежал с оружием, и верховный жрец нес истукан Чернобогов. Восклицание «Да погибнут мучители!» было единым звуком, слышанным во всеобщем шуме. Безумная чернь хотела погибнуть или убить исполина. Она и погибла бы, если бы предшествующий толпе божественный истукан не представлял ужасного вида для Тугарина. Он видя, что силу его колдовства удерживают заклинания жрецов, обратил всю злобу свою на несчастного князя. Он проглотил Тревелия и удалился из Болгарии».
* * *
Владимир чрезвычайно пожалел о погибели своего родственника по жене и о том, что до тех пор не веровал в Чернобога, который, как узнал он из повествования Добрынина, властен бы был отогнать это чудовище, опустошающее пределы Киевские. Богатырь уверял его, что такового уже теперь не нужно, что довольно единого его оружия, чтобы освободить не только Киев, но и весь свет от этого вредного великана, и просил дослушать повесть.
«Я усмирил мятущийся народ, собрал всенародный совет, уговорил вельмож не приступать к выбору государя, покуда я не отомщу исполину за злосчастного Тревелия и не отыщу их законную государыню Милолику. Повиновались моему совету, и правление принято вельможами, а я следовал по следам исполина до самого Киева.
Во время пути узнал я, что вы, пресветлейший князь, получили с сердцем прекрасной княжны и право на Болгарский престол. Проведал я, что опасность от нападения Тугарина окружила престольный град твой. Я пришел посвятить себя на всю жизнь мою в верные услуги твоего величества и начать их истреблением Тугарина и покорением, в случае противления, царства Болгарского. Я обещаюсь привезти тебе воткнутую на это копье голову исполина и ожидаю лишь повеления начать схватку».
Добрыня окончил свою повесть и поверг себя на одно колено пред великим князем. Владимир, восхищенный приобретением такого поборника, восстал со своего престола, снял с себя золотую гривну[24] и возложил её на Добрыню.
– Этот залог моей милости, – сказал он, – да уверит тебя, что в период государствования моего вменяю я иметь богатыря сильного и могучего таковых заслуг, каковые ты имеешь. Вид твой уверяет меня довольно, чего должна ожидать от храбрости твоей земля Русская и что предстоит от руки твоей Тугарину.
Затем он повелел отвести Добрыне жилище в своих златоверхих чертогах и оказывать ему достойные почести. Добрыня по принесении благодарности отошел на отдых после трудов дорожных, ибо солнце клонилось уже к западу, и наутро определен был ему подвиг на Тугарина.
Бирючи (глашатаи) ходили по всему пространному Киеву, возвещали народу, чтоб наутро выходили на стены городские смотреть побоище. Алтари курились возношением к бессмертным, жрецы благословляли исход богатыря своего, проклинали исполина, и сам первосвященник стоял на коленях пред истуканом Перуна, поскольку уповал, что Добрыня приведет ему Тугарина связанного и он будет иметь честь самолично перерезать глотку чудовищу. Великий князь с сердцем, исполненным упования, отошел в покои своей супруги и утешал ее, проливающую слезы о погибели брата.
Багряная Зимцерла[25] распростерла свой пламенный покров на освещающееся небо и разноцветными огнями устилала путь всемирному светилу, которое осияло нетерпеливых киевлян, уже дожидающихся решения судьбы своей на стенах градских. Все валы, бойницы, башни, кровли зданий покрылись народом. Сам великий князь со светлейшею супругой своей и вельможами, окруженный телохранителями, взошел на возвышенное и нарочно для того приуготовленное место на великих вратах и ожидал выезда богатыря, чтоб из своих освященных рук окропить его чудотворными водами божественного Буга.
Наконец звук бубнов и гром рогов ратных возвещает исход богатыря на подвиг. Сто тысяч всадников, облаченных в позлащенные доспехи, с воздвигнутыми копьями, начинают предшествие. Они выезжают из врат и становятся в полукружие близ стен Киева. Богатырь появляется напоследок, окропленный уже во вратах из рук княжьих. При взоре на него народ поднимает радостные восклицания. Воинство русское потрясает непобедимыми своими копьями в честь храброго богатыря… Но следует здесь привести описание его особы, оставленное нам в песнях, в похвалу его сочиненных и воспеваемых через многие века в пример витязям времен позднейших.
Красота молодости и грозящая неустрашимость соединялись в чертах лица его, чтоб представлять вид величия всем на него взирающим. Живой огонь, блистающий в очах его, возвещал надежду, обретаемую народом уже при самом его появлении. Курчавые светлые волосы колебались. рассыпанные из-под блестящего шлема и, кажется, спорили с крепостью широких плеч, силу ли или прелести их предпочитать должно. Белизна рук равно как бы жаловалась, для чего отделившиеся мышцы и твердые жилы таят нежность десницы, ужасающей природу; но Нимродово копье уверяло, что не слабым прелестям управлять им удобно. Горящая от золота броня соединяла пламень свой с пылающим в сердце витязя, и закаленный металл не дерзал противоборствовать крепости плеч его. Он распространялся и сжимался с каждым его дыханием. Конь, посрамляющий бодрость и неукротимость водных коней, ужасающих жителей берегов Нила, гордился своим бременем и не хотел касаться земли. Звук бубнов возжигал кипящую кровь его, и дыхание его излетало в пламенном паре. Верный слуга Тароп в сединах своих, смелом и веселом виде показывал, что только ему следует следовать за победителями целого света. Он вез щит господина своего, изваянный из непроницаемого мозга гор Кавказских и никогда им не употребляемый. Перья камских орлов выглядывали из-за плеч его, скрывая перуны, изобретенные смертными в позлащенном туле (колчане для стрел). Напряженный лук грозил из-под щита господского, готовый бросать смерть во врагов добродетели… Таков был вид исходящих в защиту Киева.