Йо даже и не допускал мысли о том, что всё будет совершенно иначе без него, однако сказать об этом ему было некому. Прикрыв глаза, но удерживая своё упрямо уходящее сознание, которому он пообещал скоро упокоиться навеки, шаман снова положил свои дрожащие, окрашенные кровью любимой руки ей на грудь и дотянулся до силы собственной души, которая начала медленно концентрироваться у его сердца, а после должна была подарить жизнь любимой и уйти в вечность.

Уж кому точно нельзя было пока отправляться на тот свет, захватив с собой все свои горести, печали и обиды, так это Генриху Шварцу – единственному наследнику очень древнего и уважаемого рода, который тянется длинной нитью во времени, оставляя след величия и тайной крови.

Испытав в этой жизни практически все эмоции и чувства, но никак не сумев привыкнуть к постоянной боли предательства, аристократ, чувствующий, как грудную клетку охватил жар и пламя, как каждый лихорадочный вздох пронзал тело колкими иглами, постиг не менее сдавливающее его сердце чувство от неожиданного поворота всей его привычной и меж тем несправедливой жизни. Такой силы потрясение и удивление, переворачивающее буквально всё на свете с ног на голову, он ещё никогда не испытывал.

Зло против зла, враг за врага. Куда катится и перестаивается этот мир?

Генрих был просто не готов к таким резким разрушениям стереотипов, не говоря уже о том, что он был абсолютно сбит с толку тем, что именно Дител и никто иной встал на его защиту.

Вот он! Стоит, заслоняя его своей спиной и сосредоточенно смотря на своего нового врага, который поднялся на ноги с гримасой злости, но в то же время не терял чувства самоуверенности и превосходства.

– Неожиданный поворот, – прищурив взгляд, злостно усмехнулся Вальдемар, отвечая Лайсергу той же настороженностью. Хоть Вольф – потомок благородных эриа́цев – всегда считал Лайсерга лишь мелкой блохой среди Патчей, он всегда помнил, что именно эта блоха доставляла ему и ордену некоторые трудности, из-за чего всё же приходилось относиться к нему серьёзно. – Будешь защищать врага, Дител?

– Враг он мне или нет, мы с ним позже разберёмся, – расчётливым взглядом сканируя местность и прорабатывая план, ответил даузер, уловив боковым зрением то, как Генрих попытался встать под натиском своей гордости, но, издав болезненный хрип, снова повалился на колено, сильнее обхватывая рукой область диафрагмы.

– Уйди, Дител, – сквозь плотно сцепленные зубы, прошипел Генрих. – Это моё дело, – фразы аристократа были обрывистыми, но даже по этим немногочисленным и не сияющим лексикой словам было очевидно, что в Шварце ещё осталась та непримиримость, которая сейчас не позволяла даже в таком отчаянном и беспомощном положении «встать» бок о бок с бывшим врагом, чтобы сражать против нынешнего.

– Ты в таком состоянии разве что только плюнуть в него сможешь, – колко ответил Дител, не сводя взгляда с Вальдемара, который тоже не просто тянул время, а прорабатывал план.

– Идиот... беги... – скрепя зубами от невыносимой боли, которая пробивала аж до слёз, лишь на миг забылся Генрих, из уст которого эти слова прозвучали как выражение тревоги.

То ли из-за других обстоятельств, то ли из-за болевого шока, который давал о себе знать, но, так или иначе, Шварц уже не расценивал Дитела как врага.

Подумать только! Ещё несколько часов назад считал, а теперь уже просит его убегать и спасать свою жизнь, выразив всё это всего лишь двумя словами, звучащими отчётливыми нотами тревоги и нежелания того, чтобы кто-то ещё пострадал по его вине.

Услышав этот тон, этот сдавленный стон, Лайсерг почувствовал, как по телу прошлась неприятная волна, словно смертоносная медуза ужалила его и вместе с тем унесла с собой его предвзятость.

Всю жизнь Лайсерг считал, что зло есть зло, и иным ему не дано стать. Даже бесчисленные примеры прошлых лет, доказывающие его неправоту, не могли переубедить детектива. Однако сегодня, всего несколько минут назад, когда он вместе с друзьями случайно встретился с Генрихом, на тот момент только преследующим Вальдемара, даузер больше не смог находиться в неведении и прозевать своё существования с мыслью о том, что люди не могут меняться и у зла не может быть оправдания.

Увидев его в тот момент, когда боль и злость ярко играли на его лице, когда ярость пылала вокруг него, создавая невероятную жару, Дител не смог не заметить его сущности, его души – его настоящего. Чувства и эмоции, которые испытал Лайсерг от осознания своей неправоты, сравнимы разве что с тем, если бы ему сказали, что его отец был не детективом, а сам он приёмный ребёнок родом из несуществующей страны Небыландии. Понять сложно, принять ещё сложнее. Однако Дител был уверен, если он хочет разобраться в том, кто же такой Генрих Шварц и что он собой олицетворяет, он должен во что бы то ни стало защитить его и спасти ему жизнь.

Лишь на миг потеряв бдительность из-за неожиданных чувственных посылов Генриха, Лайсерг смог вспомнить о реальности только тогда, когда та самая реальность напомнила о себе. То, что крикнул Генрих, дернувшийся вперёд, но не сумевший двинуться с мёртвой точки, Дител не услышал, так как звон в ушах, секундная темнота перед глазами и боль от удара в челюсть перекрыли все остальные затворки арены битвы.

Если не брать во внимание то, как Вальдемар быстро оказался около детектива, что было весьма непросто со склонностью даузера всё анализировать, даже в самой критической ситуации, такой «простой» удар обычного человека мог максимально что сделать, так это повалить противника с ног. Однако атака Вольфа была несколько иной, так как и он, увы, был необычным человеком.

Не сумев не только устоять на ногах, но и справиться с мощной волной, Лайсерг в прямом смысле и выражении пролетел несколько метров до каменной стены, которая встретила его весьма теплыми объятиями, судя по тому, как Дитела бросило в жар от боли во всём теле.

– Вот чёрт, – тихонько выругался Лайсерг от неимоверной пыли, которую подняла его фурёку. Лишь за доли секунды до столкновения с поверхностью, понимая, что удара не избежать, но дабы не потерять способность сражаться, Дител всё же сумел «смягчить» столкновение, из-за чего его лишь на несколько секунд охватил жар, появилась слабость, но всё же он остался, так сказать, в строю.

– Впечатляет, Дител, – без ехидства, потому что эта прерогатива была отдана лишь Шварцу, который сейчас тоже был не способен на это, сухо оценил Вальдемар скорость реакции детектива. – У Асакуры нахватался?

– Я нахватался у него ещё и не этого, – опираясь на колени руками, с трудом поднимался на ноги детектив, отвечая врагу той же неприязнью в голосе. – Он научил меня тому, что у каждого человека есть мотивы поступать так, как он поступает.

– И что дальше? Хочешь послушать откровения плохого парня? – даже не волнуясь на счёт Генриха, который не мог из положения лёжа и корпуса поднять, сосредоточился на даузере Вольф, добавив в свои слова каплю сарказма. – Тебе не кажется это смешным, Дител? Поверь: эта роль тебе не идёт.

– Идёт или не идёт – неважно. Я хочу знать, что движет тобой, прежде чем я свершу над тобой правосудие, – сплюнув небольшой сгусток крови, требовательно заявил Лайсерг.

– Вот это уже больше похоже на тебя, Дител, – заслышав вечную шарманку бывалого икс-судьи, прокомментировал его геройство эриа́нец.

– Так кто ты такой? Ты шаман? – пропустив его слова мимо ушей, начал следствие Лайсерг, не хватало только лампы в лицо и наручников.

– Я смотрю: тебе, как и господину Шварцу, очень интересна моя история. Что ж, я польщён, – оценил иронию судьбы Вальдемар, встретив всё это с насмешкой. – Только вот вряд ли ты поймёшь меня, – и не дав даузеру зацепиться за непроизвольное откровение, Вольф сразу же сменил направление. – Нет, я не шаман, я эриа́нец с планеты Э́риа. Боюсь: тебе это ни о чём не говорит.

– Получается, ты пришелец, – оттягивая время не для того, чтобы послушать жалостливую историю судьбы Вальдемара, а лишь для того, чтобы придумать план борьбы с таким сильным и непредсказуемым врагом, который, как теперь оказалось, и вовсе не принадлежит этому миру, высказал свои умозаключения Лайсерг.