Её не было. Ни в постели, ни в комнате, даже, не выходя на балкон, парень знал, что и там её не будет – её просто не было. А это означало только одно: молодой аристократ попал в самый свой страшный кошмар, в котором все, – теперь уже все – кого он любил, покинули его.
Странно, но несмотря на всю боль, которая неминуемо была обязана появиться, Генрих, а именно так звали «изгнанника из рая», не схватился за голову и не стал крушить обстановку вокруг, проклиная всё на чём стоит мир. Вопреки ожидаемому он, будто во сне, откинул одеяло, укрывавшее его этой ночью, и встал с кровати, ведомый невидимым и непонятным притяжением.
Открыв дверь комнаты, он посмотрел сначала налево, потом направо, и это привело к тому, что парень заметил именно ту свечу, которая издавала треск, похожий на клацанье зубов шакалов или же койотов. Медленно, очень медленно, Шварц подошёл к манящему, несмотря на подозрительность, объекту, и лишь убедился в том, что ему это не кажется, а свеча действительно горит, отличаясь от всех, чёрным пламенем, которое поедает парафин быстрее, чем другой – обычный огонь.
Но неожиданно не только едва уловимый шорох, но и пробежавшая позади тень, слетевшая по изогнутой лестнице на первый этаж, заставила парня резко обернуться, когда он заметил боковым зрением чьё-то движение.
Бросив ещё раз короткий и опасливый взгляд на свечу с чёрным пламенем, которая как будто олицетворяла его собственную жизнь, догорающую быстрее, чем у остальных, Генрих неспешным и очень аккуратным шагом пошёл по коридору к лестнице, приведшей его в большой парадный холл, который имел потолки высотой в два этажа и куполообразные своды, имеющие невероятной красоты росписи.
Стоя посередине большого зала и имея вид на большие окна, тоже не отличавшиеся от габаритов потолков, парень не мог понять, что с ним творится – отчего его одолевает тревожное чувство, тянущее вопреки всему на дно, в кошмарное логово страха. Он смотрел на витражную мозаику стекла, составившую рисунок большой чёрной розы на окне, и казалось, нет на свете силы, способной заставить его перестать всматриваться в эти узоры.
Проходили секунды, минуты, а неосознанный интерес к розе не проходил, по крайней мере, до тех пор, пока за спиной Шварца не раздалось странное шипение, не похожее на змеиное, но и для простого шороха слишком мелковатое.
Обернувшись назад с невероятной быстротой и испугом, Генрих судорожно дышал полной грудью, а метавшимся из стороны в сторону взглядом пытался найти то, что нарушило на миг тишину, а сейчас снова затаилось. Кто-то определённо здесь был, помимо него самого, но вот кто – оставалось загадкой, спрятанной во мраке.
Где? По обе стороны находились большие винтовые лестницы, ведущие к разным крыльям особняка, впереди большая дверь, выводящая на улицу, а позади огромное окно, пропускавшее неестественно рыжий свет, как будто за ним светила не луна, и даже не солнце, а большая яркая птица – феникс.
И снова за спиной раздаётся этот странный звук, смешанный в этот раз с точно таким же клацаньем, как и у чёрной свечи на втором этаже. Взгляд, ринувшихся на «приманку» глаз, тут же останавливается на двустворчатой двери с правой стороны, которая располагалась сразу после лестницы.
Это был зал, в котором не только проводилась трапеза, но и происходило собрание ордена «Чёрная Роза», название которого родилось из сочетания старой легенды семейства Шварц и самой большой в жизни боли, пережитой самим молодым парнем, который, словно заколдованный, направился именно к этой тянущей его вперёд двери.
Звуки его шагов эхом разносились по всему пространству, что придавало моменту остроту и волнение, однако молодой парень, сохранявший аристократическую выправку и мужскую грациозность, решительно шёл к своей цели, не поддаваясь на «уговоры» страха. Он толкнул двумя руками обе створки двери, которые, казалось, разлетелись ещё раньше под напором его сильной ауры самоуверенности, после чего взгляд заметался по пространству в поисках чего-то явно живого. Но, увы, снова ничего не было видно.
(Музыка: Fahir Atakoglu – Ambush Of Traitors (Hain Pusu))
Комната была пуста, несмотря на то, что его так тянуло туда. В ней, как всегда, был длинный стол из красного дерева с резными ножками, разнообразные картины, иллюстрирующие былые времена далёких предков, роскошная мебель, которая была поистине с королевским размахом, и большой камин, не горевший в такое время суток. Всё казалось таким привычным и обыденным, что этому даже не придавалось значение. Вокруг царила тишина, только учащённое дыхание самого парня доносилось до его слуха. Но вдруг мягко и нежно, но в то же время неожиданно за спиной загорелся яркий свет, а неумолимое чувство тревоги снова накрыло волной единственного обитателя этого дома, который вопреки приступам паники всего лишь сузил взгляд.
Однако, когда, развернувшись, он увидел, что прямые рыжие лучи, по определению и своей природе обязанные падать прямо, теперь изогнулись на девяносто градусов, чтобы осветить его, Генрих не смог и дальше держать воинственный вид, уступая приоткрытому рту от непонимания.
Как такое может быть и что вообще происходит, Шварц не понимал, но и подумать об этом ему было не дано, потому как то жуткое и противное шипение, скрывавшееся от него и выбившее из мысли этот странный свет, снова дало о себе знать прямо за спиной, где всё ещё была длинная комната с интерьером старины, в данном случае признаком величия.
Теперь этому существу было не спрятаться – некуда бежать, так как Генрих собой перекрыл единственный выход из комнаты, к которой снова был обращён медленный и до ужаса гневный взгляд голубых глаз.
Но в комнате опять никого не было, что заставило парня сквозь зубы прошипеть, будто парадируя нечто, играющее с ним. Это действительно была какая-то игра теней, в которой главной целью было позлить молодого аристократа.
Не сдаваясь и продолжая осматривать каждый дюйм комнаты, но при этом ни на миллиметр не проходя в глубь комнаты, так и стоя в дверном проёме, Шварц забыл сейчас даже о странном ярком и рыжем свете, до сих пор бившим ему в спину, тем самым формируя перед ним его же тень. Главным для Генриха было то, что всё равно продолжало противно шипеть и иногда клацать то ли зубами, то ли ещё чем-то, но при этом находиться, судя по звуку, очень близко. Но он ничего не видел, что ещё больше злило и заставляло сердце стучать от страха.
(Музыка: Soner Akalın (vocal Aytekin Ataş, Soner Akalın) – Suud)
Как только Шварц старался поймать своего преследователя, то тут же любое движение исчезало. Игра теней продолжалась бы ещё очень долго, если бы парень случайно не опустил от безысходности взгляд на керамический пол и не замер от шока, наконец-то, встретившись лицом к «лицу» со своим противником. Несколько секунд Генриху казалось, что у него самые настоящие галлюцинации – что всё, что он видит, не что иное, как обман зрения. Однако его попытки растереть окутанные наваждением глаза не увенчались успехом, а превратились в холодный и прошибающий на пот ужас.
Именно его тень издавала эти странные звуки, и она была живой, шевелясь по полу так, как колышется пламя свечи – той чёрной и той странной.
Сведённые до сего момента брови парня резко выгнулись дугой, глаза наполнились страхом и непониманием в одном водовороте паники, а тень стала вдруг увеличиваться в размерах – расти, как будто бунтуя против своего хозяина.
Она тянулась всё дальше и дальше, всё шире и шире, и только когда достигла размеров трёх крепких мужчин, Генрих неожиданно вздрогнул от осознания того, что он, как дурак, стоит и просто смотрит на этот ужас, ожидая неизвестного и опасного. Однако стоило ему лишь сделать попытку к бегству, как тут же стало ясно, что это бесполезно. Его ноги будто приросли к полу, что на самом деле было практически так. Когда он посмотрел на них, то увидел, что его собственная тень пыталась поглотить и его самого, успев добраться уже до голени.
Началась настоящая паника. Парень пытался вырваться из плена и убежать, куда глаза глядят, однако тень была сильна и теперь уже не ограничивалась поверхностью пола, она стала расти в высоту, вызывая у Генриха лишь мужские крики отчаянной борьбы до последнего вздоха. Однако, поднявшись на высоту прежнего владельца и сформировавшись в фигуру какого-то человека, враг ещё раз издал шипение и клацанье, после чего резко накинулся на Шварца, поглощая его без остатка в свою тьму и в свой мир, который резко сдавил все органы и унёс сознание, куда-то в другой мир, где его кто-то звал.
