Однако эта ожесточённая битва шла вразрез с тем, что творилось у другой противостоящей друг другу пары. Высокий мужчина с израненной правой рукой стоял на ногах, подкреплённый лишь одной силой воли, но вопреки своему шаткому положению он только что нанёс самый мощный, самый неожиданный и самый ошеломляющий удар своей противнице, сделав это так искусно, что даже не затратил на это ни капельки фурьёку, которой осталось весьма и весьма мало.
Девушка с чётко очерченными бровями, которые имели такую правильную и красивую форму, с тёмными, как чёрный атлас, волосами и завораживающе зелёными глазами стояла непоколебимо на своём месте, словно её ноги гвоздями прибили к земле. Её глаза были в ужасе, предвещающем ярость, распахнуты, а нижняя губа подёргивалась от того, что она хотела ответить, но впервые не могла подобрать слов.
На что же рассчитывал Рио, когда полностью поменял тактику борьбы с девушкой?
Он надеялся, что в её сердце растает лёд, ведь, скорее всего, если сделать выводы из её стихотворных речей, с ней никто и никогда ещё так не говорил – на её языке. Но, увы... Байкер просчитался лишь в одном.
– Не смей священное искусство речи трогать!
Ты не достоин так же говорить!
Ты гнев мой вызвал, а не тихий ропот,
И стимул дал скорей тебя убить.
Её руки затряслись от гнева, в глазах проявилась ярая истерика, словно она сейчас кинется на парня, осквернившего её «священное искусство», и, как можно понять по её речам, убьёт его на месте за такую наглость.
В народе есть такое выражение: «Глухой как пробка», ну, в принципе, данное выражение уместно употребить к Умемии, который, как будто не слыша ярости и гнева красавицы-царицы, решил продолжить таранить двери её сердца на свою погибель.
– О, как же ты прекрасна, Афродита!
Уста как мёд, а речи как река,
Что льётся шаловливо и сердито.
Мне нужно твоё имя на века.
Дёрнувшись с места, как ошпаренная, девушка мгновенно схватилась за три спицы, которые сию же секунду пустила в противника, едва успевшего среагировать и защититься.
Но, как уже было всеми зрителями, да и участникам подмечено, Умемия не мог спокойно и крепко держаться на ногах, а уж тем более выдерживать атаки, которые даже через защиту били сильной отдачей по больной руке. Поэтому, как только он с трудом защитился от удара, Рио свалился на колени и схватился здоровой рукой за больную, зашипев сквозь зубы.
– Ты имя узнать моё здесь вздумал?
Да как же, гад, ты вообще посмел?!
Крутить роман в разгаре боя ты надумал,
Но я-то покажу, в чём будет твой удел.
Голос девушки полностью изменился. Если раньше она говорила грозно, но с мелкой дрожью, что показывало её неуверенность и страх, то теперь, кажется, Умемия и правда, как она сама сказала, дал ей превосходный стимул для совершения убийства.
Для неё, такой особенной и неординарной девушки, было невыносимо слышать просторечность и обыденность слов в стихах, которые являлись для неё неприкосновенным даром – её даром.
– Ах, чёрт, – чувствуя не унимающуюся пульсацию в руке, скорее всего, из-за того, что туда попала грязь, произнёс Рио, но сделал это так, словно он рассуждал о такой досадной неприятности, которая вовсе была некстати и вообще была не достойна внимания.
Раз за разом он удивлял свою противницу тем, что находит в себе силы вставать после каждого её мощного удара, не исключением стал и этот раз, когда, упираясь кулаком здоровой руки в землю, он снова заставил себя подняться, и её глаза расшириться не только от потрясения, но и своеобразной наглости мужчины.
– Откуда ж силы черпаешь ты для борьбы?
Меня ты очень удивил, не скрою,
Не убежать тебе от злой своей судьбы,
Но так и быть я кое-что тебе открою.
Она откровенно не понимала, что движет парнем. Что заставляет его глупо бросаться на помощь другу, подвергая свою жизнь опасности? Неизведанное ей чувство, которого она лично никогда не испытывала, заставляло её совмещать в себе, казалось бы, совершенно не сочетаемые чувства: неприязнь и уважение, интерес и обиду за былое оскорбление, коим она восприняла его наглость говорить с ней на её языке. Но всё равно восхищение его упорством и безрассудством заставило её смягчиться и, наконец, потупив взгляд в землю и размеренными шагами ходя из стороны в сторону, ведя себя так же грациозно, как королева, сказать то, чего он всё-таки был достоин.
– Нет имени, его я не ношу.
Возможно, было, но я уже не помню,
Так что, как видишь, сказать я не могу,
Зато твоё я навсегда запомню.
Она сделала ещё один разворот и теперь пошла в обратную сторону, двигаясь перед парнем на небольшом расстоянии и изучая его с разных сторон. Ещё ни разу с ней не пытался никто говорить, предпочитая лишь исполнить волю великого Короля духов и провести предписанный бой. Но он... Он был таким странным и не только своим непревзойдённым и смелым стилем, но и той аурой, которая исходила от него.
– Зачем ты силу понапрасну тратишь?
Не надоело тебе так вставать?
Ведь знаешь, что меня ты не поранишь,
Так зачем тебе тогда страдать?
До сих пор молчавший и перебарывающий боль Умемия в ту же секунду усмехнулся, хоть и не подняв опущенной головы, а Кудесница резко остановилась, как громом поражённая.
– Ха, меня ты не убьёшь, ежу понятно.
Ты сил на это просто не найдёшь,
Раскрой глаза. Поймёшь, что всё напрасно,
Если память свою ты напряжёшь.
В этот момент, хоть девушке снова стало неприятно слышать, что её язык подвергается атаке грубой и обиходной речи, но последние слова заставили её нахмурить брови и прокрутить в голове тысячу мгновений её воспоминаний, где она дала слабину.
Подняв свои тёмные, как ночное небо, глаза, но всё также стоя на одном колене, Рио прочитал на её лице небольшой испуг, который был своеобразной брешью в её душе, которую она собственноручно пыталась очерствить.
– Меня ты другом назвала случайно,
Пытаясь рифму ловко завернуть,
Но что-то говорит мне, не напрасно
Увидел я в тебе иную суть.
Эти слова, громящие все барьеры к её сердцу на своё пути, заставили её снова дёрнуться, но уже не для того, чтобы направить в него атаку, а просто чтобы отшатнуться в ужасе назад и выстроить новые препятствия, которые рушились взглядом парня в ту же секунду, как и возводились.
Стратегия любого атакующего – уничтожать нещадно, если противник дал слабину, и Умемия руководствовался именно этим правилом, которое заставило его сказать те продуманные за своё недолгое молчание слова.
– Не от любви ли ты так сильно бьёшь?
Уверен, сказ не вымысел, а правда.
И в своём сердце ты чувства те найдёшь,
Что вызовут пожар твой... Клеопатра.
Имя, подаренное им ей, он произнёс с такой нежностью, что, казалось, даже самое чёрствое сердце может тут же растаять и превратиться в лужу, которая только и может, что беспомощно лежать на земле, пока её не иссушит до конца солнце, коим был этот парень, терзающий её всю без остатка.
Выбор имени был совершенно очевидным для байкера, ведь эта была его первая мысль, когда он только увидел девушку, так похожую на царицу Древнего Египта. Однако, по всей видимости, девушка, которую аж всю затрясло не столько от злости, сколько от неловкости, совершенно не оценила столь щедрого подарка, да и такого настырного проникновения в её сердце, которое предательски застучало так сильно, что казалось, сейчас вырвется из груди, переломав все рёбра.
– Откуда знать тебе, что там, в моей душе?!
И что за имя ты мне глупое подкинул?!
Не смей копаться в моей чёрной глубине!
Иначе дашь мне подходящий, новый стимул.
Крик, на который именованная Клеопатра или же просто Клео срывалась, был таким дрожащим, таким боящимся и таким безысходным, что казалось, девушка сейчас убежит, куда глаза глядят. Она не понимала, что с ней происходит, а лишь чувствовала, и эти чувства настолько пугали и заставляли её шарахаться, что она предпочитала лучше оградить себя от них, нежели разбираться в их причине.