— Ничего такого. Просто я выросла из этих игр единения с природой. Это скучно.
— Из этого нельзя вырасти, — Сандор опять искоса глянул на нее, но без издевки и как-то безнадежно, словно обреченно. Сансе в этот момент почудилось, словно он старик, а она — несмышленыш, что стоит у его колена и, засунув палец в рот, ждет свой урок жизни. Это было до смешного нелепо и несправедливо! Даже спорить не хотелось. А он шел вперед, как всегда, ее обгоняя и продолжая свой монолог:
— Ты — часть природы — хочешь ты этого или нет. А будешь сопротивляться — она отплатит. Ты должна это понимать, специалист по мести! Вот она и берет свое — плюща твои мозги. Ты можешь сколько угодно утверждать, что это не страх, а нежелание, выбор, дань моде или любой другой эвфемизм…
— Что другой? — Санса даже остановилась.
— Эвфемизм. Это когда ты называешь одну вещь другой, потому что тебе так выгодно.
— Я знаю, что это такое. А вот ты откуда это знаешь? Профессором заделался? Боги, Сандор, как я прогадала! Поехала в столицу искать умного жениха, а у меня под носом валялся такой бриллиант в грязи! Вот уж удивил, так удивил!
— Очень смешно. Раньше не знал. Посмотрел в словаре. Есть такая книжка. Слово больно понравилось.
— Ты что же это, читать научился?
— Да, и тебе советую. Как закончишь с букварем, глянь в словаре термин «фобии», — уже раздражаясь, фыркнул Клиган и достал очередную сигарету.
— Кстати, мы уже дошли. Можешь отпустить мой рукав — а то куртку порвешь, бесстрашная ты наша. Иди спать. Завтра зайду за тобой в два.
Она сама не заметила, как вцепилась ему в кожанку. Вот же пекло! Когда эти руки прекратят воротить, что им приспичит! Санса вообще не хотела больше к нему прикасаться. Никогда.
— Я с тобой не пойду.
— Пойдешь. Или я тебя унесу. Знаю, у тебя завтра гости — хочешь опозориться? Лучше не подначивай — а то я все сделаю в лучшем виде. Этот боров Гэйвен получит отличную пищу к размышлению и прекрасный материал для фабрикования свежих сплетен. Просто вылезай за калитку к двум.
— Меня там не будет, — мрачно буркнула Санса, направляясь к собственному забору.
— Не будет — тем хуже для тебя. Давно я не веселился. Видимо, время пришло…
— Вот мы и увидим, что пришло, кому и куда.
— Иди-иди. Или тебя до двери проводить? А то там цветы, клумбы, бугенвиллеи…
— Цветы все сдохли! — бросила Санса и хлопнула калиткой.
========== XI ==========
Шёл водолаз, гулял водолаз по берегу,
Ел ананас и дико ругал Америку.
Кабы Ди Каприо был бы не мальчиком,
Я бы не устоял.
Я не гулял, да, я не гулял по берегу,
Я не летал, да, я не летал в Америку,
Кто-то туда, а я-то куда ни попадя,
Где-то не дорулил.
Я-то бродил, да, я-то бродил по городу,
Да, городил, что бога схватил за бороду.
Официантки лезли ко мне за пазуху,
Нету там ни черта.
Что подарено — не теряй,
О потерянном не жалей,
Этот парень у входа в рай
Уже устал от слёз и соплей,
Но он видит нас насквозь,
И он не станет нам петь псалмы,
Он нам задаст лишь один вопрос —
Были ли мы, любили ли мы, да…
Были ли мы, любили ли мы, да…
Были ли мы, любили ли мы, да…
Были ли мы, любили ли мы, да…
Три на четыре, минус один, одиннадцать,
Я тебя кинул, чтоб самому не кинуться.
Сел покурить, а все сигареты мокрые,
Не о чем говорить.
Пела мне песню, пела мне песню девица,
Пела о том, во что и самой не верится.
О, не грузи меня, я же как пентиум,
Я на тебе завис.
«Иисус изменил твою жизнь. Сохранить изменения? Да/Нет»
Не надо слов, не надо слёз,
Не надо если бы-кабы,
Да или нет на простой вопрос —
Были ли мы, любили мы, да…
Кирилл Комаров У входа в рай
1.
Санса
Так начался период ее «лечения». Сансу вся эта ситуация выматывала до предела — уже ближе к двум у нее начиналось учащенное сердцебиение и все, что к нему прилагалось: потные ладони, муть в животе, иногда даже легкое головокружение. Она неожиданно осознала, что за эти четыре года ни разу не пыталась даже высунуться на природу. Незачем было. Учеба, колледж — она и не знала, что такое погружение возможно — до первого семестра. Редкие вечеринки, еще более редкие заезды к родственникам. Вечерние прогулки по грязным закоулкам столицы. И творчество, творчество — надрывной волной, в любое свободное от дел время суток, до изнеможения. Ей стало легче, когда она переехала в дом Тириона — на последнем курсе. К тому времени она была одна — Уиллас, как и все остальные, был пройденным этапом, а надобности в замене не возникало. Она даже забывала сходить в сортир, пока рисовала. Про еду даже говорить не приходится. Все, что ей надо, возникало на бумаге или на холсте. Или позднее — на гигантских панелях декораций для студенческого театра, куда ее зазвали на практику. Там для разных спектаклей под кистью и аэрографом возникали деревья и поля, иногда даже реки. Только темы моря она избегала, а когда возникала надобность — сотрудничала с парнем с курса прикладной живописи. Это стало ее природой. Заменило то, что осталось позади, в мрачной тени. Теперь же ей надо было разворачиваться и топать — по сути, по своей воле — в эту самую тень. Это было хуже всего. Хуже даже разборок с Сандором. А Сандор стал ее палачом. Мотивов его Санса не понимала, особенно после той дикой ночи. Но подозревала, что ему это нужно по той же причине, что и ей: зачеркнуть навечно это прошлое, отдать долги и сплавить ее подальше — уже навсегда. Отстреляться. Клиган являлся под забор — неумолимый, как сам Неведомый. Внутрь он никогда не заходил, а дожидался ее у калитки.
Однажды Санса, завидев знакомую массивную фигуру из окна второго этажа, было решила слукавить и позвонила ему на сотовый — тот, конечно, был отключен — и оставила сообщение о том, что у нее болит голова, и она решила вместо прогулки вздремнуть. Через две минуты услыхала, как он орет через забор — куда громче, чем надо: «Дорогая, ты забыла у меня свои джинсы. Убей меня боги, не знаю, как ты дошла до дома, но я положил их в стирку. Принесу тебе их к вечеру — хотя вряд ли они тебе понадобятся в постели!»
После чего Санса в бешенстве спустилась вниз и обнаружила его подпирающим забор снаружи с самым невинным видом.
— Ты рехнулся? Соседи же услышат!
— Не услышат, а услышали. В доме слева даже окно приоткрыли. Я тебя предупреждал. В следующий раз будет хуже…
— Хорошо, пошли, Иные тебя забери!
День делился на два захода. Днем он водил ее по берегу: Сандор вдоль моря, она сама — на самом дальнем возможном расстоянии, среди колючек и полыни, не глядя на воду — если в ту сторону, то только на своего спутника. Вечером, в половине седьмого — он начал раньше закрываться ради всего этого бреда — они шли в поля или в чащу. С лесом, как ни странно, шло лучше всего. Сансе в первый же вечер удалось простоять на опушке одной с прищуренными глазами в течение минуты, не грызя ногтей и не закрывая лицо ладонями. Страх наползал — особенно вылезшим на поверхность воспоминанием, как она когда-то ехала на лошади с берега — какой-то хлюпающий кошмар — но она смогла его раздавить. В первый вечер она почти поверила, что это будет легко.
