Она как раз раздумывала, не съесть ли ей еще одно пирожное, как кто-то дернул ее за рубашку сзади. Санса обернулась — перед ней стояла сильно подросшая и вполне оформившаяся Мирцелла в розовом легком платье: золотые волосы собраны наверху, в узел, и даже лицо слегка подкрашено: ни дать, ни взять — взрослая девушка.
— Вот уж не ожидала! Санса! Как ты сюда попала!
Они обнялись и приложились щечками — как полагалось на таких сборищах — не переходя границ: меньше искренности, больше ритуалов. От Мирцеллы пахло вином, и Санса удивилась — все же ей лет меньше, чем Арье. Интересно, с кем она тут?
— Я тут с одной знакомой. Случайно. А ты?
— А я с невесткой. И с ее братьями. А мама не поехала -у нее голова болела.
— С невесткой?
— Ну да. С женой — то есть с вдовой Джоффа. С Маргери.
— Маргери Тирелл? — Санса вспомнила разговор Бриенны и Тириона о «бабуле».
Похоже, речь шла именно о них.
Мирцелла улыбнулась и взяла с подноса пирожное с кремом.
— Да. А вот и она — я вас познакомлю, погоди!
К ним подошла темноволосая девушка — судя по всему, чуть постарше Сансы — возможно, года на два или на три, очень симпатичная и очень улыбчивая. Санса вспомнила, что уже видела ее — на фотографии в газете со статьей о помолвке Джоффри. Она заняла ее место — и справилась со всем изящнее и легче, чем Санса смогла бы себе представить. Нет человека — нет проблемы. По крайней мере, Маргери Тирелл-Баратеон отягощенной проблемами не казалась.
— Привет! Мирцелла, представишь меня?
— Конечно! Это Санса Старк, наша родственница и моя подруга. Санса — это Маргери, моя невестка.
— Санса! Как приятно и интересно с тобой, наконец-то, встретиться! — Маргери казалась совершенно искренней, но что-то в ее глазах настораживало Сансу — какая-то неуловимая то ли смешинка, то ли искорка — значение ее было неясно.
Маргери пальчиком поманила официанта, поставила свой пустой бокал на поднос, одновременно с нарочитым изяществом подтягивая к себе полный. Санса тоже взяла еще одни бокал — третий по счету. Официант отплыл в сторону двух пожилых дам, а Маргери, все с той же озорной искоркой в глазах, переплела свою руку с рукой Сансы.
— За знакомство! Мы тоже почти что родственницы! И уж точно подружимся — я чувствую!
Они выпили и расцеловались — не щечками, а по-дружески. Мирцелла стояла рядом и что-то щебетала про совпадения и танцы после ужина. Маргери взяла Сансу под локоть и повела по зале — показывая и представляя ей разных людей и комментируя, с юмором, но беззлобно. Санса с удовольствием включилась в игру, хотя порой у нее возникало ощущение, что Маргери играет по своим собственным, одной ей известным правилам. Она тут же вспомнила стальную бабулю Тирелл — и подивилась тому, что при огромной разнице в возрасте и общей очаровательности Маргери она была до неприличного похожа на свою пожилую родственницу. Та же проницательность, хоть и умело скрытая за шутками и милым зубоскальством, так и сквозила в каждом замечании вдовы Джоффри, и Санса слегка насторожилась.
Маргери познакомила Сансу с двумя своими братьями: таким же улыбчивым, как и сестра, симпатичным Гарланом, что вместе со своей миниатюрной женой стоял, обсуждая политику в кругу столь же молодых и представительных мужчин, и со своим погодком Лорасом. Второй брат превосходил, пожалуй, обоих своих родственников — он был не симпатичен — ослепителен. Даже Санса, еще недавно говорившая сама себе, что не любит красивых мужчин и не доверяет им, поймала себя на мысли, что стоит с раскрытым ртом, как деревенская дурочка, что впервые увидела метрополитен.
Лорас Тирелл был совершенным идеалом: в нем было все, что можно представить себе, думая об идеальном мужчине, принце. Он был высок, с правильными чертами лица, но с ноткой той индивидуальности, что придает даже невзрачным лицам особый шарм, а его делала воистину неотразимым. И, помимо этого, он был приятен в обхождении, воспитан и, насколько Санса успела заметить в коротком их разговоре, неплохо образован и начитан. Но, увы — и это она тоже заметила, — его, похоже, совершенно не интересовали женщины. Рядом с ним мялся невысокий приятный брюнет со смутно знакомыми Сансе чертами лица, который оказался братом покойного Роберта Баратеона и, соответственно, ее очень дальним родственником. Между двумя мужчинами явно что-то было — Санса предпочла не задаваться лишними вопросами — тем более, кто ей на них ответит?
После трех кругов по залу и еще двух дополнительных бокалов вина Санса уже дошла до той степени расслабления, что начала что-то рассказывать о своем поступлении в колледж и завтрашней надобности ехать сдавать наброски. Маргери была на последнем курсе местного университета — и готовилась получить степень бакалавра по истории костюма и сценографии. Санса очень заинтересовалась этим выбором профессии и барышни, усевшись в укромном уголке, где их никто не видел, стащив у рассеянного официанта блюдо с оставшимися пирожными, проболтали с полчаса о курьезах обучения и дальнейших перспективах для того, кто выбирает себе творческую профессию.
Ни та, ни другая ни словом не обмолвились об отпрыске семейства Баратеонов и их странной связи — и та, и другая были невестами Джоффри, одна умудрилась стать женой, но обе они, похоже, так и не добрались до его спальни. И Санса полагала, что и для нее, и для Маргери, что с каждой минутой казалась ей все более и более симпатичной (возможно тут не обошлось без помощи игристого вина), это факт был однозначным плюсом — они обе избежали крайне неприятных открытий и еще более неприятного опыта.
А Маргери, время от времени бросая на Сансу быстрый взгляд своих искрящихся глаз, все щебетала о том, о сем — сообщила она и промежду делом, что Серсея начала продвигать Томмена по музыкальной линии, проча его на место старшего брата. Томмен же неожиданно проявил себя как серьезное юное дарование и начал по уши вянуть в классике и оперной музыке, чем сильно расстроил мать и обрадовал всех остальных родственников. Его вынуждены были отдать в музыкальную специализированную школу, и теперь вся столица ходит слушать его еще не сломавшийся звонкий голос. Санса, вспомнив наивного толстячка Томмена, искренне за него порадовалась — особенно тому факту, что он не уступил матери и не пошел по стопам брата. Это обнадеживало.
Маргери неожиданно встала и, сообщив, что у нее от всего шума и духоты кружится голова и что ей хочется выйти на свежий воздух, увлекла Сансу на широкую лоджию, выходящую во внутренний двор, скупо освещенный бегущими по рядам ухоженных дорожек фонариками. Там она торопливо достала из сумочки пачку сигарет и прикурила. Санса с изумлением смотрела, как изящная Маргери дымит, как заправский моряк, выпуская дым через ноздри и пуская колечки. Ее новая приятельница со смехом спросила, почему у Сансы такой обескураженный вид. Та пробубнила что-то уж совсем невразумительное по поводу имиджа и нелюбви к запаху табака. Маргери повеселилась на тему нелепых ответов юной абитуриентки и сообщила, что уж если та собирается и вправду пробовать себя на поприще искусства, ей придется привыкать к этому — и ко многому другому.
Санса, поразмыслив, все же решилась спросить, что же это — другое, и внезапно обнаружила себя в объятьях выбросившей сигарету Маргери — а та со знанием дела положила ей тёплую руку на талию — как раз между рубашкой и поясом брюк и завладела ее губами. Все это показалось каким-то бредом — полусном-полуявью, Санса не знала, как реагировать — и просто обмякла, прислушиваясь к незнакомым ощущениям. Когда-то она уже целовалась с девочкой: лет в восемь, с подружкой на даче, когда они, хихикая и дурачась «учились целоваться» — сначала на помидорах, а потом друг на друге. Но тут все было иначе. Маргери, по-видимому, уже имела в таких делах определенный опыт и действовала вполне серьезно и даже напористо. Было легче просто закрыть глаза и представить, что она — мужчина. Какой-то незнакомый — вроде ее красавца-брата. Вроде Зяблика. Но в голову почему-то полезли, совершенно некстати, воспоминания о Сандоре и их первом поцелуе, а когда Санса вдруг почувствовала, что к ее груди прижимается такая же теплая женская грудь, ее вдруг обожгла мысль — это не сон и не фантазия — это реальность, и она стоит на балконе здания, полного незнакомого народа и целуется взасос — с женщиной!
