С Зябликом было значительно сложнее. Когда он услышал от Сансы — когда в понедельник утром по обыкновению приехал за ней на лимузине — что больше она не будет его сопровождать и почему это произошло, то побледнел так, словно ему выпустили несколько литров крови за несколько минут. Сансе даже стало страшно, что он опять грохнется в обморок — но, когда она положила ему ладонь на костлявое плечо, Зяблик неожиданно сбросил ее руку, поджал губы и развернувшись, залез в машину, не говоря ни слова. Сансе стало жутко и неловко — словно она подглядела что-то такое, что ей не положено было видеть и со стыдом впервые отдала себе отчет, как тяжело вероятно было Сандору выносить ее весьма похожие подростковые сцены и истерики.
Час спустя ей позвонила возбужденная Миранда и рассказала, что Зяблика только что увезли на скорой с приступом эпилепсии — после того, как он неожиданно разбил нос Грейджою на перемене и потом устроил скандал в кабинете директора. Санса схватилась за голову, понимая, что все это спровоцировано ей — и ей одной. И похоже, Ранда все-таки была права — болезненный мальчишка напридумывал себе неизвестно чего и, по-видимому, действительно был в нее влюблен. Санса не знала, что ей и думать и не понимала, что пугало ее больше — его нездоровье или очевидная неадекватность. На самом деле она минимально не представляла, как ведут себя влюбившиеся в первый раз мальчики. Мерилом для нее был единственный мужчина, которого она знала — слишком зрелый, чтобы сравнивать его с Зябликом — и она сама.
Сопоставлять Робина Аррена и Сандора Клигана было настолько же глупо как проводить параллели между высоченной сосной, растущей за домом у Таргариенов, в которую этой весной попала молния и теперь она безнадежно пыталась справиться с напастью, и чахоточным базиликом, что Лианна пыталась вырастить в горшочке на кухонном подоконнике — его неизбежно то заливали водой, то вовсе забывали поливать — и результатом был длинный бледный, мающийся нехваткой света стебелёк, на котором уныло торчали три кривеньких листика.
Если все ее чувства к Сандору напоминали немыслимый циклон, который существовал уже давно помимо нее, жил по своим собственным законам, крутя ее внутри своей воронки как безвольную щепку, то все, что она могла испытывать к Зяблику больше было похоже на легонькое дуновение карманного вентилятора, что можно было выключить в любой момент и что был слишком слабым, чтобы даже хоть как-то минимально повилять на температуру ее тела не говоря уж о том, чтобы высушить испарину со лба или заставить ее вздрогнуть от неожиданного порыва подобия ветра. Как она не могла не любить первого — независимо от того, насколько серьезно старалась сопротивляться стихии, так же не могла и помыслить себе полюбить второго — даже если бы попыталась.
Зяблик пугал ее своей неприспособленностью, своей странной от нее зависимостью, всеми этими неведомыми ей напастями, кроющимися за его болезненно-бледной кожей, не тронутой ни солнечным светом, ни человеческим теплом. Ее чувства по отношению к этому жалкому мальчишке даже было трудно сопоставить с тем, что она испытывала по отношению к Брану. Покалеченный брат был тем не менее сильным и упрямым, как все из их семьи, он продолжал сопротивляться — в меру своих возможностей и даже часто превозмогая те лимиты, что диктовало ему его нынешнее положение.
Зяблик же словно плыл по течению как выдранный с корнем из почвы безвольный цветок — только вытащив его из бурного потока жизни и приблизив вымокшие лепестки вплотную к лицу можно было ощутить почти незаметный аромат — смазанным признаком какой-то теплящейся глубоко внутри жизни. Можно было попытаться высушить его, найти ему теплое безветренное местечко где-нибудь на солнечной опушке, зарыть безвольные корешки в мягкую почву — и все же никто не гарантировал, что даже сидя возле него круглосуточно и укрывая его листьями от ночных холодов, одним утром ты бы не обнаружил что все до сих пор сохранившиеся листья завяли, а стебелек безжизненно распластался по земле. Попытка конечно не пытка — но беда в том, что и пробовать Сансе не хотелось.
И все же, преодолев все свои сумбурные мысли и наползающее на нее леденящее отторжение, граничащее с физическим отвращением которое испытываешь, когда касаешься чего-то чужеродного, в среду с утра после завтрака, воспользовавшись тем, что все родственники куда-то уехали или ушли, за исключением Брана, засевшего в кабинете Рейегара и пытающегося «вылечить» словивший вирус компьютер дяди, Санса оделась потеплее — на улице был сильный восточный ветер — и выскользнула из дома, направившись вниз по Кленовой, по направлению к мрачному особняку, в котором за пять блоков от дома Таргариенов проживал Зяблик Аррен.
2.
По дороге к своему удивлению Санса наткнулась на мрачную Арью с рюкзаком на одном плече, болтающуюся на углу пересечения Кленовой и Соснового переулка.
Та заметила сестру и, не говоря ни слова, запихав руки в карманы черной мотоциклетной куртки — копии той, что когда-то купил для нее Сандор и что осталась в домике в горах — шаркая тяжелыми ботинками зашагала в футе от нее. Так, в молчании они прошли один квартал, пока Санса наконец не решилась спросить, что, собственно, младшая сестра делает на улице в учебное время.
— Ты тоже болтаешься тут неизвестно зачем — хотя я слышала, как с утра ты говорила тете, что собираешься засесть за реферат по истории. Сама же хвасталась, что такая ответственная — а не прошло еще и недели, как ты ушла в экстерны — и уже слиняла от добросовестных занятий.
— Арья, мама всегда говорила, что «сам дурак» — не аргумент.
— Ну и пусть. Мне все равно. Если тебе можно — то и мне тоже.
— Вот и нет. Мы с тобой в разных весовых категориях.
— Я не понимаю — ты что, намекаешь, что я жирнее тебя? Так даже дождевой червяк и тот по сравнению с тобой — толстяк!
— Не дури. Я не о том. Спасибо на добром слове, кстати. Я заканчиваю школу и у меня всегда были отличные отметки — а ты с трудом шаришь в литературе и до сих пор думаешь, что грибы — это животные.
— Сама ты бледная поганка. Типичный пример млекопитающего гриба. Зато я в математике на три корпуса впереди тебя — и всегда была. Не говоря уже о физкультуре, экономике и планировании домашнего хозяйства. Да и с датами по истории ты всегда путалась. Ты только красивые балладки и запоминаешь. Трень-брень, вечная любовь…
— Какая глупость! С тобой говорить — надо иметь глухие уши и язык без костей!
Они прошли в молчании еще пару минут. Потом Арья, глядя исподлобья на сестру, все же нехотя промолвила:
— Что ты думаешь по поводу приезда младших Таргариенов?
Санса с изумлением воззрилась на хмурую девчонку:
— А, вот что тебя волнует! И что на этот раз — опять будешь пытаться подложить ужей в постель к Визерису?
— Да я бы с удовольствием. Визерис — конечно редкостная дрянь, но где сейчас найдешь ужей? Они все спят. И подвязочные змеи тоже. Как вариант — мои ядовитые улитки. Правда боюсь, что Визерис еще более ядовитый. И потом он наверняка их раздавит — если они сами не отравятся от приближения к его бледной тушке. Он конечно не Джоффри — но тоже мелкий садист в своем роде. Но не он меня беспокоит.
— Ты про Дени, верно?
Санса вспомнила про то, что рассказывал ей Бран про тот дурацкий случай в парке этим летом. Что Джону нравится Дени, было известно еще со времен, когда и она и младшая сестра Рейегара носили косички — а Джон и Робб придумывали всякие неприглядные способы чтобы позлить или напугать девчонок. Арья никогда ничего не боялась — и, похоже, именно это на каком-то этапе затащило ее в мальчишечий лагерь, тогда как они с Дени стабильно занимали место по другую сторону баррикад. Санса встречалась с младшей Таргариен примерно раз в два года — та изредка приезжала к брату — а их родители, считая, что чем больше детей, тем веселее каникулы, в таких ситуациях посылали всех старших отпрысков на несколько недель к тетке. Санса не то, чтобы считала Дени своей подругой, но и неприязни к ней не испытывала. Та была уж очень робкой и явно затюканной Визерисом — тут Арья была безусловно права — тот страх, что читался в сине лиловых глазах хрупкой, как фарфоровая дорогая кукла, белокурой девочки был сродни тому, что она заметила в раскладе Джоффри и его младших брата и сестры. Мирцелла даже казалась побойчее.
