— А ты, наш незамужний друг, видать специалист по молоденьким?

Клиган напрягся. Заявление было похоже на провокацию, и он на пьяную голову не очень понимал, как на это правильно реагировать. Вечер стремительно катился под откос. В мозгах долбилась песня, что пела одна из групп, что сегодня выступала в клубе:

«…Все, что я получила

Было холодным и белым

Тот, кого я любила

Робким был и несмелым

Все что случалось однажды

Это всего лишь зима

Зима…. Зима…»

— Что ты собственно имеешь в виду, друг?

— Да что уж там! У тебя явно проблемы другого порядка чем у нас. Хорошо быть холостым и свободным.

— Иди ты на хер! С чего ты взял этот бред про молоденьких?

— На хер можешь смело идти сам. Или еще куда подальше. А насчёт молоденьких — все просто как пареная репа. Ты так таращился на ту миленькую златовласку, что таскала нам пиво, что только ленивый не обратил на это внимание. Посмотреть там, конечно, было на что, не спорю. Да и та певичка — что чирикала про снег — такая черноволосая кудряшка — тоже была вполне ничего. Ну ты и сам заметил — даром, что ли, глаза на нее пялил. Не, брат, я тебя не осуждаю, упаси боги! Как говаривал один мой клиент: Carpe Diem

— Что?

Эта фраза отдалась в затуманенном мозгу Пса чем-то очень знакомым и неприятным. Где он это уже слышал?

— Это латынь, мой незамутненный знаниями брат. Значит — «лови момент». Когда я шоферил и возил разную шушеру по городу, был у меня такой пассажир. Периодически появлялся и всегда вызывал из парка только меня. Хороший был клиент, щедрый и обязательный. Всегда шутил. И шарил в латыни и всяких еще словечках. Я некоторые перенял. Жаль, что теперь он исчез. Видать, запалился где-то. Я отвез его в аэропорт — недавно, с месяц назад — и больше не видел. Ну вот. Ежели тебе приперло — лови этот самый момент. Неудовлетворенная похоть до добра не доводит, хе-хе. А то может это любовь — и где-то тебя ждет хорошенькая курочка в школьной форме? Это конечно странно — при такой-то роже — но чего в этом мире только не случается…

Клиган вскочил. Дальше он смутно помнил, что произошло. В себя он пришел только на заваленном хламом балконе, куда его вытащил почти такой же здоровенный как его покойный братец, лысый толстяк по кличке Буйвол — в компании он шел за босса.

— Остынь, братец. Джефф, конечно, дерьмо, но не стоило тебе так заводиться от его болтовни.

— Джефф?

— Ну да. Тот тип, которому ты, похоже, сломал челюсть. Уймись. Помахались и хватит. Эко тебя проняло!

— Отпусти меня! Все! Я в порядке. Просто хотелось его заткнуть. Мне жаль, что так вышло. Я, пожалуй, пойду. Тем более, завтра пора трогаться в путь.

— Пожалуй, да. Но ты не парься и не бери в голову. Я сам его не слишком-то люблю — но он из нашей старой компании — приходится звать и его на слет. Уж не обессудь.

— Нормально. Я сам найду выход. Спасибо за душевную — до последнего часа — компанию.

— Бывай, брат. Было приятно познакомиться.

Клиган молча отсалютовал оставшимся в комнате байкерам — двое в углу приводили в порядок рыжего кретина Джеффа — и вышел на лестницу. Да, с головой у него явно не все было в порядке. И чего он так взбесился? Чистой же воды дурь. Вот они — треклятые последствия — как там этот урод сказал — «неудовлетворённой похоти». И добро бы его кто-то реально ждал — так нет. Впереди была только очередная дорога. После драки хотя бы глупая песня про снег отвязалась. На улице его неприятно накрыло дождем — и воспоминанием о давнем бешенном дне Пташкиной скачки на берегу. На треснутых часах на углу улице стрелки ехидно показывали три часа и восемь минут. Начинался час бдений.

Пес протаскался под дождем еще час — в надежде перепрыгнуть время бессонницы и мерзких мыслей. В голове начала долбиться другая песня из репертуара той же группы из клуба:

«Проходят шеренгою боги,

Развенчаны, скрыты в годах,

Где раньше сплетались дороги,

Что нынче молчат в городах.

И строятся звезды в шеренги

На пыльных чужих небесах,

И тают слова, словно деньги,

И кружится осень в лесах…»

К четырем он все еще не протрезвевший, промокший и с усилившейся мигренью доплёлся до съемной квартиры и даже не взглянув на Пташкину фотографию, рухнул на неудобную кровать. На его счастье на этот раз Неведомый сжалился над ним и сон пришел быстро и безболезненно — не принеся с собой ни мыслей, ни картинок. С утра он собрал манатки и убрался из осточертевшего фабричного тусклого городка. Не сильно раздумывая, взял направление к югу — к побережью. Колеся по стране, он неожиданно добрался до оставленного позади моря — но на этот раз, оно лежало у него впереди.

========== XI ==========

Неожиданно наползло

Налетело в шелках восточных

Астры, паданцы, — снов крылом,

Смутным образом стылой ночи.

Запах терпкий осенних строф

Рыжим золотом в снежно белом

В завихренье зимы ветров

Листопад распростерся смелый

Я смотрю — и не узнаю

Лица пришлые в призме пестрой

У калитки одна стою

Я не берег, я — дальний остров.

И потоками чертит снег

Неуместность далеких красок.

Новым днем захлебнулся век,

Тонкой вязью по краю масок.

Было проще в тиши, в плену

Ватных лап декабря седого

Осень вновь возвернет вину

Хрупким льдом по тропе садовой.

На замёрзших моих щеках, —

Не снежинки, а позолота

А под сердцем — твоя рука

Тронет пламенем мглы оплоты.

Санса

1.

Санса оторвалась от тетрадки и в который раз потрогала свой затылок — со дня стрижки он все время казался ей патологически незащищенным. Она уже неделю была на домашнем обучении — как выяснилось, Рейегар позвонил директору сразу после их примечательного разговора за ужином — и имел со старой стервятницей долгую беседу, результатом которой стал Сансин перевод в экстернат и даже небольшая скидка в оплате что директор любезно предложила сама — видимо, за издержки и нервотрепку. Сансе составили план учебы, который она получила в понедельник по электронной почте. Ей полагалось являться на консультации пару раз в неделю после окончания учебных часов — в один день по гуманитарным дисциплинам, в другой — по точным.

Ей оставили все учебники и даже выдали дополнительные книги и пароли на сайтах для самостоятельного обучения и тестирования по школьной программе. Пока все шло хорошо — без надоедливого вставания по утрам, ненавистной пытки школьной формой — и главное — каких бы то ни было отвлекающих факторов в лице сверстников — как врагов, так и друзей. Пока Санса ощущала по большей части облегчение от отсутствия чересчур осязаемого фронта непонимания и гнетущего осуждения в ее адрес со стороны основной части одноклассников. Ее немногочисленные друзья — собственно, их было всего лишь двое — Миранда и Зяблик — были конечно крайне опечалены ее «дезертирством» — как ехидно выразилась Ранда. С подругой, впрочем, Санса регулярно созванивалась — после того, как она сама отказалась от посещения школы ей конечно стало внезапно дико любопытно, что там происходит. Ранда же охотно делилась новостями и сплетнями и лукаво намекала на то, что ее план по «обработке» учителя словесности успешно продвигается вперед.