До Пса никто не докапывался — народ просек, что нового приятеля не тянет на откровенность, а в подобном кругу лезть с вопросами к человеку, который явно не желает растекаться мыслью по древу считалось дурным тоном. Пара кратких пояснений по роду деятельности и надобности поездки — отогнать мотоцикл хозяину — успокоила народ. Парочка поначалу кидала на Клигана настороженные взгляды — ему не хотелось выяснять причину: была ли виной его обожженная рожа или же шустрики видели телевизионный репортаже о «деле у моря». В любом случае он больше не в розыске, а значит — вопрос был снят.
В первый вечер все прошло гладко — они просидели, квася, дымя как паровозы (все кроме одного были до невозможности курящие, как и сам Клиган) лениво перекидываясь шутками и громогласно травя байки о дорожных курьезах — до полпятого утра.
Пес тоже кинул пару рассказов в общую копилку — про старика винодела — экс грозу дорог и еще один курьезный случай произошедший с ним на парковке лет пять до этого. Молчать как пень все время выглядело бы некрасиво и даже слегка враждебно. А внеся свою лепту в общий разговор он тут же почувствовал, как спало некоторое напряжение, с начала пьянки висевшее в воздухе, из серии: а ты чего вообще и из какой преисподней приперся. Особенно байкеры заценили чудесное преображение старого коллеги по увлечению — и тут же принялись обсуждать похожие случаи, когда легенды трассы приручались и подпадали под каблук к красоткам. Эта тема была Клигану неприятна, и он откланялся, отдавая себе отчет, что стоит весьма нетвердо, а идет странным образом перманентно закашивая влево. Тем не менее, до своей коморки он таки добрался. В эту ночь обошлось без терзаний и кошмаров — более того, неожиданная компания приятно отвлекла и позабавила Пса. Это был первый нормальный разговор он уже не помнил с какого времени. Вопрос был в том, что считать за нормальный разговор. Старика байкера? Древнюю мумию Оленну? Фата Ланнистера? Они пришел к выводу, что последний человеческий разговор у него был все же сравнительно недавно: с Бриенной Тарт в столице.
Поразмыслив, Клиган на пьяную голову решил, что ей все же надо позвонить — а то нехорошо выходило. А дальше — никаких разговоров — только отповедь треклятого беловолосого музыканта. У него до сих пор сжимались кулаки при мысли о той знаменательной встрече, в буквальном смысле слова перечеркнувшей его жизнь.
И потом — и до — и после — и всегда — разговоры и неразговоры несла в себе Пташка — единственная, что знала и даже скорее чувствовала его досконально, изучившая каждую хренову прореху его памяти, каждую особенность его мировоззрения. Нет, ее нельзя было считать за собеседника. Это было так же глупо как говорить, что его пропитые мозги ведут диспут с не менее пропитой занюханной душонкой. Санса Старк уже давно вросла в него так основательно, что Клиган перестал ощущать, где вообще кончалась она, и начинался он сам. И несмотря на все произошедшее после, ситуация не изменилась ни на йоту. По крайней мере с его стороны. С его — никогда. С ее — должно быть, она его ненавидит. Проклинает, пытается забыть. Забудет — и прекрасно. Он дал себе мысленного пинка за то, что опять сбивается на Пташку. Выкурил сигарету и завалился спать в надежде на то, что неожиданные пробуждения сегодня ему не грозят — равно как и шум треклятого текстильного завода — потому что уже настала суббота.
По части завода он оказался глубоко неправ — мерзкое учреждение, как оказалось, работало до обеда и в субботу тоже. Но Пес все равно проснулся лишь к двум пополудни, вышел курить на привычную лесенку и обнаружил под дверью толстенный желтый конверт — документы все же до него добрались. Теперь можно было ехать дальше. Беда в том, что после общения со вчерашней компанией, ему банально захотелось позволить себе еще один человеческий вечер — а не нестись оголтелым призраком неизвестно куда и неизвестно зачем. В конце концов, спешить ему было некуда, а так приятно побухать ему вряд ли представится случай — в ближайшие сто лет.
Так что решив сегодня никуда не трогаться, — комната была оплачена до завтрашнего дня — Клиган просмотрел полученные документы — а то хрен его знает — и написал корявый смс нотариусу о том, что письмо ему пришло. Звонить старому пню не хотелось, а то он постоянно начинал свою нудную песню на тему того, что стоило определиться с приоритетами — и выставить дом на продажу, пока он окончательно не упал в цене. Но поскольку будущее у его клиента прослеживалось весьма туманно, рано было принимать такого рода шаги, хотя для себя Пес конечно вопрос уже решил — что угодно, но только не жить в этой запыленной клоаке, наводнённой ну если не призраками, то весьма болезненными воспоминаниями. Но и выставлять дом на продажу ему было не к спеху. Деньги ему были пока не нужны — еще оставалась изрядная сумма от Серсеиных «премиальных» — да и временами нужнее просто банальное пристанище — мало ли что. Как ни крути, а эта дыра была единственным домом, что у него имелся.
Отписав нотариусу, Клиган захватил с собой три бутылки вискаря, стоящие тесной группой на подоконнике и отчалил к своим новым приятелям. Вчера они условились встретиться на квартире у компании — и похмелиться там, чтобы потом провести вечер в клубе.
К тому времени, как Пес добрался до берлоги байкеров — после того, как основательно позавтракал — или пообедал в местном кафе — народ уже изрядно похмеленный, весело обсуждал события посещенного ими слета. День пролетел незаметно — к пяти они забурились в клуб и заняли там самое удачное место возле сцены — расположившись на трех проваленных диванах. Все байкеры были как на подбор здоровые, массивные и бородатые — кроме одного дохляка, неприятно напоминающего Псу одновременно о Пташке — лысеющей огненной шевелюрой — и о Мизинце — мерзким, прищуренным, хитреньким взглядом постоянно бегающих карих глаз.
Если не считать этого товарища, с остальными Клиган чувствовал себя вполне в своей тарелке — как по габаритам, так и по повадкам. Вечер шел приятно — на сцене сменилось уже несколько молодежных коллективов, бренчащих вполне качественный музон. Эль лился рекой — и в этом клубе на счастье можно было курить в помещении. К полуночи компания продвинулась в сторону хаты — тем более в клубе началось какое-то подобие танцулек под какую-то кислотную музыку, что в сочетании торкающего по глазам стробоскопа совершенно не располагало к мирным беседам. От мельтешения света у Клигана заболела голова и он с облегчением вышел на воздух, который после сизой пелены прокуренного помещения даже показался почти свежим. Они, не спеша и гомоня, дошли до съемного помещения и устроились как вчера в круг прямо на полу — за неспешной трепотней под виски.
Сегодня тема разговоров незаметно переползал на женщин — дорожные приключения, шлюх и радости залетных супружеских измен. Клиган предпочитал отмалчиваться и слушал, чаще чем надо прикладываясь к бутылке и стараясь не сильно углубляться в отголоски собственных мыслей на тему прекрасного пола. Мужики от души балагурили — по-видимому им редко удавалось так гастролировать вдали от жен. Тем более, похоже было что и жены у них всех были ушлые. Один из товарищей заметил, что неизвестно чем там еще занимаются их супруги в отсутствие кормильцев — чем вызвал дружный хохот у всех членов коллектива. Клиган некстати вспомнил о патлатом юнце, что облапал Пташку на крыльце ее школы и ему стало совсем мерзко. Он подумал, что стоило бы сменить тему — или свалить, поскольку мужики раздухарились не на шутку — того и гляди пойдут искать себе приключений на свои бородатые головы. Неожиданно тощий хрен, похожий на Мизинца, бросил в его сторону ехидную реплику. Остальные замолчали, в ожидании реакции:
