— Я быстро. Только вы со мной не идите, а то администратор косится.
— Со мной не иди. Мне раньше послышалось или мы уже перешли на «ты»? Вернемся к этому моменту, идет? Уж коль скоро ты напросилась ко мне ночевать, хотя бы не бойся говорить мне: «ты». А то я, пожалуй, не открою балконную дверь, и на балконе будешь спать ты. Вместе с летучими мышами, что тебе очень пристало.
— Вот и нет! Жди.
Санса тенью скользнула в разъехавшуюся дверь и, торопливо пожелав «Спокойной ночи!» администратору, прошла по коридору. Сандор слышал, как хлопнула дверь.
Не забыть бы забрать из холла вино. Пташка уж, наверняка, подсуетится и назло ему сделает все быстро.
Похоже, он на нее дурно влияет. Сигареты, усмешечки эти… Ее рука у него на груди… Стоп, нет! Не думать про это, вообще не думать!
Седьмое пекло, сигарет осталось так мало… Куда же делись те остальные три пачки? На балконе они бы ему пригодились… Как и вино…
Это будет долгая ночь…
Сандор вздохнул, медленно развернулся, и стеклянные двери услужливо раздвинулись. Он зашел внутрь и содрогнулся от неожиданной прохлады полутемного холла. Администратор оторвался от книжки, которую делал вид, что читал, внимательно взглянув на него. Сандор уныло махнул ему рукой, забрал от дивана свою бутыль и потащился, как на плаху, в сторону своего номера.
========== III ==========
Thereʼs a chair in my head on which I used to sit
Took a pencil and I wrote the following on it
Now thereʼs a key where my wonderful mouth used to be
Dig it up, throw it at me
Dig it up, throw it at me
Where can I run to, where can I hide
Who will I turn to now Iʼm in a virgin state of mind
Got a knife to disengage the voids that I canʼt bear
To cut out words Iʼve got written on my chair
Like« do you think Iʼm sexy»
Do you think I really care
Can I burn the mazes I grow
Can I, I donʼt think so
Can I burn the mazes I grow
Can I, I donʼt think so
Where can I run to, where can I hide
Who will I turn to now Iʼm in a virgin state of mind
Virgin state of mind
Kʼs Choice
Virgin State Of Mind
Отперев дверь, Сандор начал было искать, где зажигается свет, и тут же налетел на собственную сумку, что бросил днем у самого порога. Ноги его держали — пока не попадалось препятствий на пути. Пытаясь встать с треклятой сумки, при этом не разбив своей бутылки обо что-нибудь в темной комнате, Сандор влез ладонью во что-то холодное и липкое. Боги, что это еще за мерзость? Здесь уже кого-то прирезали? Сандор поднес испачканную ладонь к лицу и принюхался. Вино. Седьмое пекло, кажется, он разлил собственную бутылку с вином, ту, что принес днем! Он попытался нащупать опрокинутую емкость, но ничуть не преуспел — рука натыкалась то на ножки кровати, то на найденную ранее лужу, то на край сумки, что уже начинала подмокать в пролитом вине.
Сандор рывком оттащил сумку в сторону и встал. Голова от наклонной позы нехорошо кружилась. Тут он услыхал очень тихий стук по стеклу, словно птица постучала клювом. Пташка. Очень вовремя. Ну ладно, хотя бы окно, освещенное снаружи лунным светом, он видит. Сандор доплелся до балконной двери, попутно обнаружив, что джинсы на одной коленке тоже промокли в вине. Это были последние чистые штаны. Если только горничная хозяйки не постирает то барахло, что он оставил в усадьбе.
Пташка поцарапала окно еще раз, чуть сильнее. Сандор нашел ручку балконной двери, повернул — дверь не открывалась. Определенно, этот номер его ненавидел.
Он выглянул в окно. На длинном балконе, нервно переминаясь с ноги на ногу — опять босая, но держащая в руках какой-то мешок — стояла Пташка. Восходящая желтая, гладкая, как пролитый на стол воск свечи, луна резко очерчивала Пташкин строгий профиль и концы легкого облака ее волос, превращая золото в белое серебро. При любом освещении она была неповторимым чудом природы, совершенным до последнего штриха. Ее даже не портила короткая детская пижама. Без нее она могла показаться античной статуей — прекрасным творением руки гения, что позабыл лишь вложить жизнь в свое детище. Пижама, дурацкий пакет, порез на щеке — все это соединяло ее с реальностью, словно крича: «Смотри: я живая, я дышу — сегодня, здесь, сейчас!». Сандор потряс головой — может, не пускать ее?.. У него возникало ощущение, что, открыв эту дверь — Иные бы ее утащили! — он перейдёт в какую-то следующую фазу своей жизни. И она перейдет вместе с ним — это красивое, упрямое, ничего не желающее принимать в расчет дитя. Сандор вздохнул. Еще простудится, чего доброго.
Он постучал в окно, со своей стороны. Пташка тут же приблизила лицо к стеклу. Между ними было только освещенное бликами лунного света окно. И еще не имеющая конца и края бездна, которую Сандор сейчас, в этот самый момент, не покладая рук, копал, словно могилу, — для себя, своих чувств и надежд. Пташка вопросительно подняла серебрящиеся в лунном свете, кажущиеся почти белыми брови.
— Как открыть дверь? — прошипел Сандор вплотную к стеклу.
Пташка помотала головой с обреченным выражением и сказала, приблизив губы к щели оконной рамы:
— Под ручкой есть кнопка, маленькая. Надо ее нажать. То есть отжать.
Сандор кивнул и вернулся к злополучной ручке. Кнопка и впрямь там была. Он отжал ее, повернул ручку, и Пташка мешком ввалилась в комнату.
— Ну ты даешь! А зачем сидишь в темноте?
— Я не нашёл, где свет включается.
— Как хорошо, что ты меня пригласил! Теперь я знаю, почему…
— Я тебя не приглашал. Ты сама себя пригласила.
— Хорошо, пусть так. Может, мы все-таки включим свет, а?
Сандор был целиком и полностью «за». Темнота придавала всему происходящему какой-то неуловимый аромат интимности, а этого-то он и пытался всеми силами избежать. Пташка, задевая его плечом, — он отскочил на фут в сторону, ударившись спиной о дверцу шкафа, — прошла к входной двери и щелкнула выключателем. Комнату тут же осветил холодный тусклый свет аляповатой лампы на потолке.
— Так значительно лучше. А это что? Фу!
— Это — не «фу!». Это — вино. Я его разлил, пока искал треклятый выключатель.
— Теперь будет пятно на ковре.
— Ага, а еще — вина в бутылке осталось только на донышке… Мне, честно говоря, больше жаль вина. В пекло ковер!
— Как скажешь. Но будет же вонять. Уже воняет.
— Так иди к себе, там у тебя один сплошной нектар цветов. И магнолии. И душистые маньяки по углам, полагаю. А тут — вонючее вино, вонючий я…
— Очень смешно! Нет, теперь ты меня уже не прогонишь. Пришла — значит останусь.
— До завтра.
— Что значит «до завтра»?
— А то и значит. Завтра ты скажешь, что принимаешь приглашение своей тетки и до конца лета поживешь у нее. И все. Вместо привидений будешь бегать от Джоффа — он хотя бы реален, на наше с тобой общее несчастье.
— Ничего я такого не сделаю!
— Значит, я за тебя сделаю. Скажу, что у тебя истерики на почве падения, что ты боишься темноты. Еще чего-нибудь навру. Тетка твоя, вроде как, за тебя отвечает. Конечно, она тебя заберет.
— Это страшно нечестно и несправедливо! И жестоко — там же Джоффри!
— С этим не поспоришь. Хотя, я боюсь, что Джоффри для тебя менее опасен, чем я. И чем эти твои страхи.
— Джоффри меня тоже пугает. А вы — нет.
— Опять «вы»? У тебя даже для Пташки крайне короткая память.
— Хорошо, ты меня не пугаешь.
— Это потому что ты — глупая Пташка. А должен бы. Постой, но раньше ведь я тебя пугал?
— Да, но это тогда.
— А теперь? Что произошло между этим твоим «тогда» и «теперь»? Я не думаю, что сильно изменился…
