Санса вернулась на свой пост. Она заметила, что возле выхода к самолёту начали мельтешить стюардессы. Значит скоро их позовут на посадку. Она взглянула на часы — без двадцати минут пять. Подошла к одной из приглаженных девушек в бордовой форме и, как ее научила дама на регистрации вежливо сообщила о своем грузе и спросила, как ей теперь следует поступить. Девушкам метнула на Сансу испуганный взгляд, посмотрела ее посадочный и шёпотом посовещавшись товаркой, забрала-таки урну в мешке, пообещав Сансе, что ей все вернут по прилете. Она отнесла дурацкую штуку в глубину помещения за спиной, где ее немедленно утащил в самолет один из дюжих грузчиков и открыла цепь, что перегораживала проход в сторону самолета. Санса взглянула на табло и тут же услыхала из динамиков металлический голос диктора, объявляющий о начале посадки на рейс 698. Все равно стоит тут — стоило пройти первой. Пока девушка смотрела ее билет и паспорт, Санса оглянулась назад, где через стекло пустующих киосков маячил зал вылета. Никого она там не увидела. Наверное, он уже ушел. Курить — или вообще уехал. Что ему тут торчать? Глаза защипало. Нет, не смей плакать, не смей — о таком не плачут. О таком можно было минимум разорваться надвое, но не лить глупую соленую воду из не менее глупых глаз. Санса сморгнула, забрала бумажки у стюардессы и, подхватив свой пакет с тряпьем, зашагала в раскрытую зияющую пасть, из которой разило холодом, и летели перья снега.

Рядом с ней никто не сидел, на счастье. Стюард предложил ей сразу взять одеяло и подушку — а также тапочки. Поблагодарив его, Санса запихала мешок в отделение над головой, а рюкзак бросила под ноги — и, усевшись, — начала устраиваться. Из одеяла и подушки она соорудила себе что-то вроде гнезда: в широком кожаном кресле места хватало, но оно было такое холодное, скользкое! Когда она, наконец, была удовлетворена проделанной работой, Санса откинулась на спинку, подоткнула под бока одеяло и приступила к тому, что маленькой жалкой спичкой грело ей стремительно замерзающую душу — к прощальному подарку Сандора. Вытащила из кармана кофты коробочку — момент стоило растянуть — ведь это последнее, что у нее осталось — спичка не будет гореть вечно. Нет, потом. Она положила коробочку обратно и уставилась в окно. Мимо по коридору шли пассажиры эконом класса, шумя и шепотом переругиваясь, волоча тяжелые рюкзаки и не менее тяжелые жизни — заставляющие их куда-то тащиться в такой серый и тоскливый день, когда единственно что стоило делать: сидеть у камина с чашкой шоколада или стаканом чего-нибудь покрепче. У них были дела, были нужды. У Сансы не было ни того, ни другого. Ее жизнь — как снежинка, порхающая за окном: почти ничего не весит, почти ничего не значит.

Сотрудник аэропорта откатил от самолета трап. Значит, скоро будет взлет. Стюардессы копошились с дверью. Одна из них задёрнула занавеску, отделяющую первый класс от второго сектора эконом. Санса закрыла глаза. Через некоторое время она почувствовала шум воздуха — включили вентиляцию и вибрацию в ногах — они тронулись. Все внутри звтопило немыслимой волной отчаяния. Она вновь открыла глаза и смотрела-смотрела-смотрела вдаль, где дорога из аэропорта, выводящая на шоссе, переправляла в этот круг вечно движущегося ада немногочисленные автомобили, которые шустро встраивались в общий поток бегущей трассы… Сансе показалось, что она видит темно-зеленый Шевви. Опять захотелось рыдать. Тогда она достала-таки несчастную коробочку и открыла ее. Внутри оказалось колечко: простенькое - не чета обручальному, подаренному ей Петиром: тонкий металлический ободок, и в середине — зеленовато-голубой прозрачный камешек — аквамарин — а над ним — росчерком пера — силуэт похожий на букву V и одновременно на стремящуюся вдаль птицу. Санса надела его на то место, где полагалось быть — но никогда не бывать — кольцу Бейлиша: на безымянный палец левой руки. Вот так она все же еще немного Пташка. Так у нее еще была маленькая смутная надежда.

Она почти умерла, почти растворилась. Все, что жило и страдало, что сейчас — когда она чувствовала под собой все больше нарастающую вибрацию взлета — рвалось на части и падало вниз, в летящий снег — в то время как тело ее было плотно пристегнуто тут, в кожаном кресле, в этой идеально скроенной консервной банке, набитой людьми и страхами — как раз и составляло ее сущность, ее память. Все надежды рухнули — чуда не случилось - самолет оторвался от земли. Единственная живая плоть что осталась еще от ее души, зацепилась за узенькую полоску на ее пальце. Все остальное стерлось — и улетело по ветру за крылья стремительно набирающего высоту самолетом. Санса закрыла глаза — ей больше не хотелось плакать. Плакать было нечем… Впереди были лишь смутные очертания серо-сизых снеговых туч — и рвущий взгляд темно-оранжевый, с густыми примесями бордового, тяжелый, как крепленое вино, зимний закат. Она на миг подняла ресницы и взглянула наверх. Там, в чистейшей сини, такой, какую никогда не увидишь с земли — дрожала хрустальным отблеском первая бледная звезда…

Конец восьмой части

========== Часть девятая. - I ==========

Стою и чувствую, как взрослею,

У стен есть плотность и глубина,

У плоти есть под корою змеи,

Улыбка Кали слегка злобна.

Остра печаль, одиноки черви,

Безликий сфинкс не пускает слёз.

Веревка — это не просто вервие —

Внутри и так перепилен трос.

Увитый матчем щербленых кнопок

Кассир-привратник глядит в дупло,

Жует билеты, небрит и робок,

А время роли уже пошло.

Театр открыт как коробка снизу —

Видны запыленные кишки,

Пернатый клоун идет карнизом

И шлет измученные смешки.

Необычайная банальность — эта антиутопия.

Необычайная банальность — эта антиутопия.

Учите текст, шевеля глазами,

Пока предсердие ловит такт.

Наш главный чем-то всё время занят —

Не надо плакать, у нас аншлаг!

Ступни к стропилам небес прижаты,

Башка стучит в мировое дно,

Извне всё это висит как вата,

А изнутри — как в гробу темно.

Красива участь кривых амуров,

Босых цариц в зоопарке сцен.

Ты эпизод — ты взлетаешь хмуро

И попадаешь не в плоть, а в плен.

А наверху — всё пески да точки,

Овалы, клетки, щенки химер,

Ты не попал в них настолько точно,

Что аплодировал весь партер.

Быть или не быть? Вот в чем вопрос!

Быть или не быть? Вот в чем вопрос!

В глазах по лампочке, в ребрах дырка,

Астральный ветер, картонный член.

Я сирота, я умею зыркать,

И нажимать, и стрелять с колен.

Ты будешь в платье из красных буден

Кружить смещенный ногами пол,

Но ты не знаешь, кто эти люди,

К которым ты наконец пришел!

Необычайная банальность — эта антиутопия.

Театр

Ольга Арефьева

Санса I

Самолет приземлился вовремя — в те самые шесть ноль семь. Санса не спала — и вообще ничего не делала. Стюард время от времени подходил к ней, пытаясь что-то предложить — вроде вазочки с печеньем или вина — в хрустале, а не в стекле. Санса молча смотрела на него и чуть заметно крутила головой. Только под посадку она все же взяла у него бокал красного — выпила залпом до дна — стараясь забить немыслимую горечь, что казалось теперь являлась ее сущностью — новой.